Ф. Илин - Мичман Егоркин – на берегу – в гостях!
Из стратегических запасов морозилки была извлечена и порезана длинными ломтиками колбаса из молодой конины (не казы, конечно, где ее взять, но всё же), отварные языки, запеченная холодная баранина (австралийская, Егоркин где-то расстарался), ак-чурек, белый хлеб то есть, лаваши., сложенные на почетном месте посреди стола, прикрытые аккуратной белой тряпицей.
Говорят, преломившие между собой белый хлеб никогда не сделают друг другу подлости! Древние кочевники были честными, благородными и ужасно наивными! А белый хлеб был для них тогда действительно большой ценностью! Пренебречь ею было нельзя!
Главные же стратегические силы – беспармак и каурдак, ожидали в засаде на кухне, в казанах, обмотанных теплыми покрывалами для сбережения тепла. Но запах баранины с луком и специями вышибали слюну и запускали выделения желудочного сока. Обалдеть!
Возле каждого прибора стояли цветастые пиалы-кесе, расписанные традиционном казахском стиле, в виде бараньих голов, с переплетенными рогами. Говорят, такой рисунок недавно нашли даже в Мексике. И туда тюрки добрались, оказывается!
Гостям были выданы тюбетейки, гостьям – праздничные расшитые серебряной тесьмой особые жилетики, когда-то привезенные Беком от казахских родственников в качестве сувениров, их накопилось достаточно. Не может приличный мужчина быть в обществе, не покрыв голову!
Хозяин дома, шутливо представился: – Мы казахи, любим беспармаки, каурдаки, карты, казы и араки! – это Норбулат, дурачась перед гостями, кратко представил меню сегодняшнего праздника.
После чего он сделал приглашающий жест – к столу, мол! Мужчины располагались за столом, рассаживаясь по-восточному, как показывал Бек на особых матрасиках-корпе, опираясь на плотные подушки.
Женщины, предупрежденные об экстравагантных условиях приема, все пришли в брюках, и устраивались за дальним концом стола, так, мол, положено по-восточному.
Дети были заблаговременно выпровожены к своим приятелям по соседству, а Бони, к ее огромному возмущению, закрыли в детскую, где она царапала дверь и возмущенно мяукала хриплым рыком.
Началось застолье, с тостами за праздник, за женщин, за любовь – как обычно, согласно флотским традициям. Все обратили внимание, что хозяйка пила исключительно только сок.
По-восточному, на скрещенных под себя ногах долго без привычки не усидишь – даже Милкин, когда-то серьезно занимавшийся каратэ, скоро почувствовал, что ноги затекли. Поэтому гости стали менять позы, некоторые даже прилегли. Альфия вдруг подскочила и стала молча подкладывать мужчинам – для удобства – те самые диванные подушки. В первую очередь – мужу. Женщины удивленно переглянулись.
– Жена! – приказным тоном сказал обычно корректный Норбулат: – а не пора ли беспармак подавать?
– Как скажешь, муж мой! – ответствовала Багира, скромно опустив глаза долу, и удалилась на кухню. Сам Бек даже не шелохнулся, продолжая вести умные речи с друзьями.
Марина Бараева поперхнулась куском лаваша с брынзой. А Лена Милкина устремилась за Альфией на кухню, помогать. Уходя, она уничтожающе глянула на Бека.
Был подан казан с дымящимся беспармаком, хозяйка быстро собрала грязные тарелки. Взамен них она раздала большие плоские блюда, под новое угощение. Лена и Катя Филиппова помогали ей, наливая мужчинам в их кесе душистый янтарный бульон. Марина Бараева присоединилась к ним.
– Дурной пример заразителен! – сказала она.
– Мужики, вы не больно – то налегайте, там еще вкуснятина будет! А то вдруг лопнете! – добавила Милкина. Посыпались шутки, кто-то рассказал анекдот об обжорах.
Запели традиционные застольные песни. Лена Милкина обладала приятным голосом, в голове у нее был целый справочник таких песен. Остальные подтягивали. Песни были русские и украинские. Но если праздник – то праздник для всех! Тюрки бы ничего против не имели – это точно, толк в праздниках они понимали и ценили любых гостей!
Вообще-то, есть это пиршественное кушанье полагается руками, по очереди запуская руку в казан и доставая оттуда жирные куски мяса и ромбовидные тонкие лепешки вареного в жирном бульоне, теста. Тоже, кстати, символ единения и дани народным традициям. А еда руками, пятью пальцами, как намекает само слово беспармак, (бешпармок, еще и так произносится) имеет еще и практический смысл – к плову это тоже относится в полной мере. Так вот, кожа пальцев не выдержит больше 45 градусов, следовательно, если есть рукой а не вилкой-ложкой – пищевод и язык не обожжешь!
Вареная баранья голова достается самому старшему почетному гостю. Но это не значит, что он ее будет сам есть! Все не так просто! Мясо с головы надо обрезать, причем – строго по часовой стрелке, порезать на куски и раздать ближним. Существуют разные ритуальные приговорки к каждому куску, который раздает почетный гость. Отрезанное ухо, например, надо дать самому молодому и сказать – чтобы слушался старших и набирался ума-разума, глаз же он берет себе – чтобы быть зорким и мудрым. А бульон перед употреблением надо обязательно помешать бараньей лопаткой – это тоже дань традиции. без почитания традиций – народ не народ, а чистое население или как там, электорат!
Да где было взять эту голову на русском Севере!
Понятно, что это тюркское блюдо здесь ели все-таки по – европейски, выложив куски мяса и жирные лепешки на большие тарелки. Наверное, что-то потерялось при этом…
Как водится, сам собой созрел тост – за традиции! Мужчины выпили. Военные, офицеры, понимают скрытый смысл и значение традиций лучше многих других.
Марина сказала своему Бараеву: – Ты бы пил поменьше, а то опять чудить будешь! И галстук сними или поправь!
Вадиму стало неловко – компания-то своя. Но всё-таки…
Неожиданно его поддержала Альфия:
– Наши мужчины устают на своей службе, и где им и отдохнуть, как не среди жен и друзей! И они сами знают, сколько им можно пить сегодня. Неправда ли, муж мой?
– Ты права, жена. И мне приятно слышать от тебя разумные речи! А сейчас, принеси мне, женщина, руки помыть.
Гости переглянулись. Женщины проглотили свои язычки. Альфия молча удалилась и принесла кувшин, тазик и полотенце. (Этот керамический кувшин случайно обнаружили в кладовке и сразу придумали эту сценку).
Бек подставил руки под струю теплой воды с розовым ароматом (идея Багиры!) Вытер руки, небрежно бросил ей полотенце и благосклонно кивнул: – можешь, мол, идти!
Альфия вновь поправила подушки у мужа и гостей, переложила их поудобнее, и лишь затем удалились из комнаты.
– Да-а-а! – завистливо протянул чуть захмелевший Бараев, Восток – дело тонкое! В следующей жизни обязательно женюсь на казашке! – твердо пообещал он.
Бек подумал, что, иногда пообщавшись с семьями друзей-товарищей, понимаешь, что напрасно ворчишь на свою жену. Оказывается, тебе еще очень повезло!
Подали и каурдак. Несмотря на навалившуюся уже сытость, гости отведали и это блюдо, оценив его по достоинству.
– Друзья! – сказал Бараев, легко поднявшись на ноги, – тост за самую лучшую хозяйку, жену нашего друга Норбулата!
Офицеры поднялись и дружно осушили свои рюмки до дна.
Марина демонстративно налила себе французского вина и тоже осушила залпом, до дна, свой бокал.
– Завтра сам свою машину заберешь! – мстительно сказала она своему мужу. Тот лишь пренебрежительно махнул рукой и хмыкнул:
– Испугала ежа голым ужом!! Подумаешь! И заберу! И вообще обойдусь без твоих руководящих указаний!
– Ого! Бунт на корабле! – усмехнулся Филиппов.
– Альфия! Присядь с нами – посуду потом уберешь и помоешь! – снисходительно сказал Бек.
– Спасибо, муж мой!
– Вот же бай! – возмутилась обычно спокойная Лена Милкина.
– Бек! – невозмутимо поправил ее Норбулат – Мы – воины, а бай – это богатый успешный хозяин, глава рода или кочевого аула.
– Все равно – ты феодал и тиран недорезанный! – враждебно сказала Катя, вложив в эти слова весь доступный ей яд. Она с явным сочувствием поглядела на Багиру. В ней взыграла женская солидарность!
Конечно, у Бекмурзина дома между родителями не было таких отношений, а с Альфией они разработали специальный сценарий, припомнив некоторые фильмы и кое-какие примеры из литературы о Востоке, совершенно справедливо решив, что никто разницы между казахскими и иными восточными традициями в отношениях мужа и жены просто не заметит.
Офицеры, вышедшие покурить на лестничную площадку, наоборот, глядели на своего товарища Норбулата с нескрываемой завистью.
«Вот это да!» – подумал Филиппов, – «А у меня – не там сидишь, не так свистишь!». А в слух сказал, борясь со своими сомнениями:
– Слушай, Бек! Альфия же – питерская, из семьи врачей, сама – врач! И вот такое почитание мужа? Чистый домострой позапрошлого века! Только не говори мне, что это у нее врожденная тяга к восточному политесу и слепому подчинению мужу?
