Ф. Илин - Мичман Егоркин – на берегу – в гостях!
– А за две? – поинтересовался кто-то из офицеров.
– А за две – еще никто не пробовал! Да и теперь – не выйдет даже за пять: во-первых, теперь все технические средства в недостатке так же, как раньше – в избытке, и за все платят рублем, а то и настоящей полновесной валютой, а во-вторых – теперь и водки, и «шила» – хоть топись, на любой вкус и любой карман. Поэтому, эта самая «свободно бутылируемая» валюта подверглась сильной инфляции, и даже – девальвации! Потому как в магазинах полно и той же водки, и того же спирта – были бы деньги! Золотой телец всем правит! А мы-то в свое время думали, что ее ценность будет вечной! – сокрушенно поцокал языком Егоркин.
– А спирт – он разный бывает, по маркам, по назначению – медицинский, технический, ректификат и…
– А ваш начальник тыла, в порыве откровенности мне как-то признался, что есть всего два вида спирта – для своих и для остальных! Ага! А вам что. товарищи труженики тыла, это – в новость? – смеялся Бардин.
В этот момент появился на своей машине Андрей, тыловской майор, который и был виновником торжества. Однако, у него на лице вместо ожидаемой радости была написана тревога.
– В чем дело? – первым спросил проницательный Рюмин, – что-то с малышом?
– Нет, с сыном – все нормально, а вот с матерью – дела плохи – ответил за Андрея капитан с медицинскими эмблемами и продолжил, обращаясь ко всем: – Открылось кровотечение, нужна кровь, много крови. Редкая группа, черт возьми – четвертая с отрицательным резусом! Да и еще понадобится – на плазму! Кое-какие запасы есть, но нужно больше!
– Это опасно? – спросил Егоркин у Рюмина.
– Конечно, ничего хорошего! Но я не этот, не орел, этот самый, как его —… п…ик, я – хирург!
– Дак ты же проходил эти конструкции…
– Ага, вот именно – проходил мимо, сто лет назад, прямо как ракетчик – навигацию. Вроде бы и знаешь, но к прокладке подпускать тебя лучше бы не надо!
– Так, у кого такая группа? – вернул Бардин публику к реалиям.
Все по старой памяти знали свою группу крови еще со службы. Нужная группа оказалась только у Коромыслина. Он сразу же выразил готовность, сел в машину к Андрею. Благо еще, что не успел ни выпить, не закусить. С ними увязался и Рюмин, втайне надеясь поддержать молодого отца и вообще – оказаться хоть чем-то полезным. Машина фыркнула газом, взревела и быстро уехала.
Остальные изъявили желание хоть чем-то помочь. Егоркин с Бардиным заспешили к телефону, решили, что ближе всего телефон находится у Палыч-сана в квартире. Народ столпился у подъезда. Дело в том, что по случаю субботы все немного «употребили», следовательно, выезд на своих машинах исключался. Вездесущий, по-командирски решительный Бардин обзвонил свои старые связи в поисках транспорта. Транспорт нашелся, но не было бензина. Тут за трубку взялся Егоркин, кого-то уговаривал, кого – ругал, угрожая земными и небесными карами. Но тут ветеран-подводник вновь взялся за «трубу» и позвонил начальнику гарнизона, своему однокашнику по академии. Тот внимательно выслушал, в чем дело. Бардин вещал: – Без тебя ничего не решается, ни транспорта, ни бензина без твоего личного добра не дают! А мы тут человеку, его молодой жене, новоиспеченной матери, так сказать помочь хотим! А на заправке сидит такая красотка, чистая Клеопадла, понимаешь, и насмерть стоит на защите бензина! Да вернем мы этот бензин, завтра купим и вернем! Мне-то ты веришь! А то тут тебя все называют жадным, перестраховщиком и…
– И еще – земляным червяком и желтой лягушкой – подхватил адмирал с того конца провода, и рассудительно отвечал на нападки Бардина:
– Ты сам пойми, и своим «пескоструйщикам» скажи, чтобы успокоились. Вы одни радеете за молодую мать, а вокруг – одни жестокосердные тираны! Спасибо, старый товарищ, друган, понимаешь! Ты ведь не знаешь, что мы уже час как всех тут на уши поставили, нашли доноров с этой редкой группы и отправили, куда надо. Катер с консервированной кровью тоже на подходе. А из вашей крови – только спирт гнать, да и ограничения у врачей какие-то есть по возрасту, точно не помню! Вот! Уймитесь и выпейте валерьянки или еще чего, товарищи пескоструйщики! На флоте своих не бросают! Докладывая тебе последние сведения от врачей – кризис миновал, теперь – дело времени. Слаба, она, конечно, но опасности уже нет. А за заботу спасибо! Так и передай! Честно, рад что вы снова с нами! И дай хоть чаю выпить – а то весь язык отбил, кое-до-кого только адмиральский мат до печенок и доходит!
– Обычно, приказы-то головой обдумывают! – «укусил» старого товарища Бардин.
– Так это те, у кого она есть, и кто мозгами пользуется – парировал адмирал, – а сейчас их, головы-то, по комплектации некоторым просто не устанавливают, вот. Газеты-то читаешь? Ну вот, а ты говоришь… Ну, все – отбой!
Трубка запищала короткими гудками. Бардин и Егоркин довели слова адмирала собравшимся.
– Пескоструйщики, значит? Сам такой! Сначала – на фиг наш опыт, потом знания… – заключил кто-то.
– А вот, мы уже даже на кровь не годны. Не нужна уже даже наша кровь!
Все как-то грустно замолчали и побрели к гаражам. Все вдруг почувствовали себя где-то на обочине дороги, по которой весело бегут куда-то машины… Надо было что-то делать, да и гаражи заперли наспех. Каждый занялся своим делом.
А через некоторое время явился повеселевший Андрей, за ним Коромыслин, сияющий, как надраенная рында, и явно чувствующий себя героем. Он как-то побледнел, а нос – так тот даже побелел. Рюмин сказал, что саму операцию по переливанию крови он выдержал героически, а вот как только увидел свою собственную кровь, колыхавшуюся в бутылочке – так сразу же «ушел в себя» и съехал по стенке. Две медсестры еле его успели подхватить, но не удержали – куда им против его ста килограмм, и улеглись прямо на него!
– Наверное, жалко стало своей кровушки! – поддел доктор и продолжал:
– Очень такие, знаете, симпатичные, все при них, что положено! – поддразнивал Рюмин: я бы тоже был бы не против если бы они меня своими… придавили слегка. Они, понимаешь, ему нашатырный спирт в морду, а он не поймет, только, нос воротит! Хорошо, доктор оказался с понятием – налил ему грамм сто «чистяка». Коромыслин ка-а-к врезал все это вовнутрь – так враз в чувство пришел! Вот только закусывать не мог…
Вот теперь публика вздохнула с облегчением, повеселела. Вот теперь – то и выпили – за здоровье, за сына, за флот, что своих не бросает… За всех, кто служит, за ветеранов, за настоящих людей. Все хотели лично чокнуться с Коромыслиным, и, в пылу сражения, он сам себе казался в роли молодого отца. Как было когда-то уже давным-давно. Повеселевший народ хором пел старые песни, и «Прощайте, скалистые горы!» – гремело над гаражами и оврагом.
Потом расходились домой, каждый что-то пытался рассказать другому, а с неба усмехалась здоровенная веснушчатая луна и во все глаза глядели любопытные звезды. Народ пошел дальше, а Егоркин свернул к своему подъезду. Все шло как надо – человек родился, с матерью все в порядке, никто из старых товарищей не оказался черствым обормотом, начальство опять дало понять что мы уже где-то… в запасе, мягко говоря. А вообще – жизнь интересная штука, даже если приходится смотреть с обочины. Да и по обочине можно далеко куда уйти – размышлял Палыч-сан, покуривая сигарету и разглядывая звездное небо, гаснущие то здесь, то там окна домов, темный омут ночного залива.
Егоркин заявился домой во втором часу ночи, с трудом вылез из обуви и одежды. Жена стояла у входа – руки в боки, прямо как китайская сахарница.
– Ну, что, докаркалась? Вот и смотри, как теперь бедный мужик с этими гадскими шнурками сражается! – беззлобно пошутил Александр Павлович.
– Иди-иди спать, пророк похмельный! – ворчала руководящая и направляющая женская сила.
Позже, получая свою головомойку от жены, он блаженно улыбался и кивал головой, соглашаясь со всеми ее доводами… Пой. ласточка, пой! Все шло своим чередом!
Жена в сердцах плюнула и ушла спать – пилить старое толстое бревно, право, вовсе не интересно!
