Кирилл Немоляев - Истерия СССР
Принципиальная схема крана[8]
Главным и, по существу, единственным предназначением крана был подъем и спуск пилотируемых космических кораблей серий «Орел» и «Закат».
Сам кран состоял из двух частей: вертикальной и горизонтальной, причем вторая часть была строго перпендикулярна первой. Имелась также небольшая косая перекладина, предохранявшая горизонтальную часть крана от возможного прогиба вниз (см. рис.). На вертикальной части крана были последовательно нанесены четыре отметки (ступени), а в самом конце, наверху находился блок, через который был перекинут специальный трос. В свою очередь, на одном конце троса крепился груз, а на другом, противоположном, — внушительных размеров крюк.
Созданный Алексеевым корабль «Орел» имел форму усеченного конуса с петлей на вершине. Перед началом подъема крюк продевался в петлю, затем начинался сам подъем, за которым следовал спуск.
Первый подъем и спуск «Орла» удалось успешно осуществить уже в августе 1954 года. «Мы изначально, — пишет Алексеев, — ориентировались именно на пилотируемые полеты, но я считал, что участие человека в первом запуске невозможно из соображений элементарной безопасности». Разумной альтернативой представлялось использование специально подготовленного животного. После долгих экспериментов Алексеев принял решение использовать в этих целях собак (Белка и Стрелка).
Отметим, что к тому времени численность группы Алексеева значительно сократилась; немалую роль в этом сыграла значительная удаленность крана от каких бы то ни было населенных пунктов. «Безлюдная степь, пронизывающий ветер, жизнь в палатках — все это, к сожалению, оттолкнуло от нас даже самых отчаянных энтузиастов», — с горечью пишет Алексеев. — К тому же определенных успехов добились и «конкуренты» — группа Королева» (см. главу «Первые шаги»). В результате финансирование работ Алексеева было полностью прекращено.
Строительство Крана. Перебои в финансировании группы Алексеева не могли не сказаться на ходе работ. Порой стройка замирала на многие месяцы, а до Г-образной формы крана было еще очень далеко…
«К осени 1954 года мы остались вдвоем, — вспоминает Алексеев, — я и Борис Степанов, местный житель, талантливый инженер, в свое время активно участвовавший в строительстве крана. Сам кран тем временем приходил в негодность (ржавел). Однажды утром я не выдержал:
— А может быть, все это зря? Мы ведь никому не нужны. Вон у Королева, говорят, дела идут в гору…
— Чушь все это, — отрезал Степанов, — мы же оба знаем, что Королев — шарлатан. Да и вообще глупо отступать, когда уже столько сделано.»
* * *В мае 1959 года, после выяснения подробностей трагической гибели Вальдаса Мацкявичуса, было решено уделить приоритетное внимание прежде всего безопасности космонавтов.
«Исследования исследованиями, но давайте же, наконец, обеспечим безопасность полетов! — говорил А.К. Пашутин на внеочередном заседании коллегии, которое состоялось 14 мая в Центре Управления Полетами. — Космонавт должен быть уверен, что он полетит в космос, а главное — вернется на Землю! (Аплодисменты) У нас есть талантливый конструктор Вадим Викторович Алексеев. Я предлагаю поручить дальнейшую работу над программой его группе. (Шум в зале)».
Предложение Пашутина ставится на голосование и принимается большинством голосов (75 против 23).
Звездный час Вадима Алексеева наступил совсем скоро. Уже в июле 1960 года состоялся первый подъем и спуск космического корабля «СВ» («Северо-Восток» (?)), наглядно доказавший преимущество теории Алексеева. Космонавт Валерий Очкин во время подъема и после приземления чувствовал себя просто прекрасно. Более того, ему удалось собрать уникальную информацию, столь необходимую ученым Земли. Вплоть до июня 1963 года под руководством группы Алексеева было совершено пятнадцать успешных подъемов и спусков космических кораблей.
1 июня 1963 года кран упал.
«Хоть я никогда не был фаталистом, но в те минуты мне казалось, что некий злой рок тяготеет над всеми нами», — так начинает Алексеев вторую тетрадь своих записок. Он с горечью вспоминает тот момент, когда экскаватор высыпал последний ковш земли на остатки рухнувшего крана, и начали работать трамбовщики. К тому времени Алексеев уже начал выздоравливать и мог передвигаться без посторонней помощи. «По утрам, — вспоминает он, — я выходил из палатки и наблюдал за ходом работ, которые не прекращались ни днем, ни ночью. У меня на глазах бесформенный прежде холм постепенно приобретал очертания устремленного ввысь усеченного конуса». Не прошло и месяца, как на месте падения крана образовался аккуратный курган высотой около 250 метров.
Сейчас уже трудно с уверенностью сказать, каким же образом, несмотря на запретную зону, американцам удалось-таки сфотографировать курган, причем сразу с нескольких точек. Во время визита Н.С.Хрущева в США жена Эйзенхауэра, по-светски непринужденно болтая с супругой Никиты Сергеевича на одном из приемов, вдруг отвела ее в сторону и со словами
— I would like to show you some interesting shots, darling,[9] — показала ей несколько фотографий злополучного кургана.
Нина Петровна Хрущева была несказанно удивлена и не знала, как реагировать на провокацию. Ей на выручку пришел резидент советской разведки в Сент-Луисе Борис Шмелев, изображавший переводчика. Шмелев сказал, что наше правительство в связи с приближающимся 155-летним юбилеем великого сына казахского народа Абая Кунанбаева решило увековечить его память, соорудив в степи недалеко от юрты, в которой родился поэт, своеобразный мемориал, фотографии которого и держит сейчас в руках уважаемая Мария Петровна. Получив столь неожиданный отпор, жена Эйзенхауэра растерялась и спросила:
— Does the YURTA still exist? [10]
— No, — с достоинством отвечал Шмелев, — it doesn’t. It is buried under the hill you’re looking at. It’s a kind of ancient Kazakh tradition,[11] — добавил он.
Этот, казалось бы обычный уголок казахской степи успел побывать и космодромом, и секретной Зоной, и целиной.
Хотя инцидент и удалось замять, становилось ясно, что с курганом надо что-то делать. Этой работой занялась специальная комиссия, сопредседателем которой, по странной иронии судьбы, оказался Алексеев. После строительства крана группа Алексеева, используя так называемый эффект Потемкина[12], открытый А.И. фон Штернбергом еще в 1902 году, предложила объявить зону в 22 километра вокруг крана запретной, с целью сокрытия последнего от посторонних глаз. Более того, катастрофа, связанная с падением крана, также осталась незамеченной из-за наличия Зоны.
Как-то на одном из заседаний комиссии академик Ф.Ф. Котов пошутил:
— Товарищи, вы видели, что у нас в зоне творится? Сплошной ковыль, пастбища впору устраивать…
— Да, — подхватил его мысль Алексеев, — земля нетронутая, нехоженая… Целина, одним словом.
— Интересно, товарищи, — вступил в разговор профессор Б.Д.Боголюбов, — какова же площадь целины?
Все задумались. Молчание нарушил Л.Т.Потапов, ведущий инженер проекта.
— Могу сказать точно: 2461,76 квадратных километра, товарищи, — сообщил он, быстро умножив 3,14 на 282.
Цифра поразила всех членов комиссии.
— Вот мы тут с вами сидим, — горячился Котов, — а тысячи и тысячи километров плодороднейшей земли лежат перед нами неосвоенными… Да это ж горы можно своротить! (Котов, не будучи специалистом-агрономом, немного ошибся в оценке плодородия целинной почвы: кроме ковыля, на ней практически ничего расти и плодоносить не могло.)
Слова, брошенные Ф.Ф. Котовым на этом заседании, определили весь дальнейший ход работы комиссии: отныне она сосредоточила свои основные усилия на освоении целины и на ликвидации кургана как такового.
Многим ученым само слово «освоение» применительно к целине казалось не совсем уместным. Целина была некоей данностью; она была у них перед глазами, они видели ее каждое утро, выходя из своих палаток. «Освоить» означало «сделать привычным», но как можно сделать привычным то, к чему ты уже привык?
Однажды вечером Котов и Алексеев пили чай из больших металлических кружек.
— Федор Фомич, — осторожно обратился Алексеев к Котову, — сейчас такое время… Мне иногда кажется, что мы стали слишком консервативны. Существуют слова, понятия, вещи вроде бы незыблемые, — а копни поглубже, возьми, как говорится, на излом — и все не так… Та же целина, например. Я вот тут подумал: а может, ну ее?
— Ты о чем? — спросил Котов, разрезая ножом лимон.
