Елена Лактионова - Вот пришел папаша Зю…
— С превеликим удовольствием, Валерия Ильинична! — обрадовался Апельсинов. — Ёлкин с возу — нам легче.
Эдик сделал крутой вираж, и Борис Николаевич скатился с брони в сугроб.
— В жизни периодически необходимо освобождаться от балласта, чтобы ничего не мешало достижению намеченной цели, — сделала резюме Валерия Ильинична. — Я всегда была волком-одиночкой. Эд, вперёд!
— Валерия Ильинична! — напрасно взывал к милости Зюзюкин. — Мадам Новодровская!
— Мадемуазель я, Геннадий Андреевич. То бишь, девица по-нашему. Ма-де-му-азель!
— Ма… мзель… Ма… Ма! Мама!
«Эх, — подумал Геннадий Андреевич, — был бы я Львом, ни за что бы не струсил».
Но он был Рак. И потому бежал по бескрайнему заснеженному полю маленький лысый человечек, а за ним, рычало и лязгало гусеничное чудовище с бесстрашной московской девой в камуфляжной форме.
Это если смотреть планетарно.
Тем временем к валяющемуся в сугробе Ёлкину подъехала Юнашевская «Волга».
— Папа, ты не ушибся?
— Борис Николаевич, как вы себя чувствуете?
— Гони в Москву! — очухался Ёлкин.
— Борис Николаевич, — чуть не плача взмолился Юнашев. — По такой целине не разгонишься!
— Папа, ну чем мы можем помочь Москве, если через пятнадцать минут её начнут бомбить?! — Татьяна попыталась воззвать отца к здравому смыслу.
На некоторое время все в машине подавлено замолчали, прислушиваясь к нарастающему гулу самолётов. Он стоял уже над самой головой.
— SОНЬКА! — вдруг заорал Юнашев. — Вот наше спасение! Мы должны их опередить!
— Валя! Гони!
«Волга» газанула, с трудом выбираясь с заснеженной пашни на дорогу.
— Вон за тем лесочком… — нервничал Юнашев, выжимая из старенького мотора всё, на что тот был способен, и даже больше.
Никогда ещё судьба России не зависела от старенького мотора и от него, Валентина Юнашева. Валентин до крови закусил губу.
— Они уже над нами! — заорал Борис-младший, высунувшись в окно.
Сидящие в автомобиле с ужасом посмотрели на небо. Да, первая линия бомбардировщиков висела над самой их головой, глуша своим рёвом.
— Не успеем… — мертвея, прошептала Татьяна.
Валентин сосредоточился на дороге. Он отдал бы всю свою оставшуюся жизнь за эти пятнадцать минут!
— В каком радиусе действует SОНЬКА? — вдруг осенило Татьяну. — Валя, дай мне свой мобильник! Быстро!
Валентин с полуслова понял Татьяну: недаром они столько времени проработали вместе. Как он сам об этом не догадался?
Валентин быстро достал из внутреннего кармана куртки мобильник и протянул Татьяне.
— Господи! — взмолилась Татьяна, набирая номер подвальчика Арины Родионовны. — Если Ты есть, помоги нам: пусть Гений будет на месте у своей машины! — И она истово взглянула на небо.
Бог, наверное, действительно есть, потому что Он услышал отчаянную просьбу, обращённую к Нему, и как раз в этот момент послал проголодавшегося Гения Ивановича в погребок за солёными грибками. Генька услышал канонаду звонков и взял трубку.
— Гений Иванович! Боевая тревога! Ваша SОНЬКА на ходу?
— Как в аптеке, Татьяна Борисовна. Только рвануть рубильник.
— Гений Иванович, миленький! Мы на подходе! Заклинаю: рвите свой рубильник и что у вас там ещё есть!
— Всего только на годик назад можно… — заволновался Ёлкин. — Скажи ему… Дай мне, я сам… — он выхватил у дочери трубку. — Гений Иванович! Даю приказ: на год назад — пуск!
— Сбацаем, президент! — услышали пассажиры «Волги» последние слова Геньки.
И закружилось всё, завертелось в вихрях машины времени, и погрузилось в темноту и хаос…
В темноте и хаосе слышен голос Горбачёва:
«…Мы ещё разберёмся с вами, товарищи, как говорят в народе: кто есть ху?…»
— Генька, чёрт тебя дери, куда тебя опять занесло?
— Ща-щас, сбацаем!
Незнакомый женский голос:
«Сограждане! Я очень рада, что в России, наконец, на верховный пост, пост президента избрали женщину…»
— Что тебя мотает-то, как конфетку в проруби, понимаешь? Куда теперь-то забросил?
— Да хрен разберёт, Борис Николаевич. Не та реакция пошла. Я ж говорил: на отечественном сырье надо…
— Не осталось уже ничего отечественного!
— Может, уже и Отечества не осталось?
Голос Ельцина:
«Россияне! Что я вам хочу сказать…»
— О, так это ж я!
Вдруг слышится радостный собачий лай.
— Маркедон! Маркедон!
Лай становится радостнее и заливистее.
Женский голос:
«Геня! Где ты?!»
— Соня!!! Сонечка!
— Куда ты, мать твою! Проскочили! В девяносто девятый давай!
— Да пошёл ты…
Голос Брежнева:
«Дорогие товарищи! Позвольте мне открыть очередное заседание XXVI съезда нашей компартии…»
Голос Хрущёва:
«Я могу со всей ответственностью заявить, что поколение восьмидесятых будет жить при коммунизме…»
Голос с грузинским акцентом:
«А теперь послущаем, товарищи, щто нам скажит товарищ Жюков?…»
Картавый голос:
«Дорогие товарищи! Социалистическая революция, о которой столько говорили большевики, свершилась!»
… «Мы, Николай Вторый, Божьей милостью царь всея Руси»…
Эх, Русь, снова понесло тебя… Где остановит?
Сентябрь 1998 г. — март 2001 г.
