Елена Лактионова - Вот пришел папаша Зю…
Всю последнюю неделю Валерия Ильинична сидела на рации и связывалась с Биллом Клинтоном.
— Валерия Ильинична, вы идеализируете Запад, — укорял Новодровскую Апельсинов. — Я там жил: ничего хорошего.
— Эд, не нужно разбивать мою голубую мечту, — просила его Валерия Ильинична. — Иначе получится, что все эти годы я напрасно сражалась.
И вот связь с Биллом была установлена. Он обещал помочь.
— Не нужно нам американцев! — заупрямился Апельсинов. — Они будут действовать не в интересах русского народа!
— Эд, милый, всё, что против комуняк, в интересах любого народа, — увещевала Валерия Ильинична. — А когда мы их уничтожим, я обещаю подарить вам свой танк и перепропагандировать Кантемировскую дивизию на мировую революцию.
Только при таких условиях Эдичка согласился на Билла.
Был назначен день и час.
Накануне Валерия Ильинична, собрав отряд, держала перед ним краткую речь.
— Друзья мои! — обратилась она к своей «банде». — Я с юности мечтала, чтобы на нашу страну упала атомная бомба и убила нас всех, но уничтожила наш строй — это был бы желанный выход. И вот теперь у нас появился шанс: разбомбить Москву, Кремль, но уничтожить в логове коммунистическую гидру. И я холодна, как кока-кола из «Макдональдса» и говорю своё «да!» Настал решающий час нашей битвы. Лучше мёртвый, чем красный! Да здравствует свобода! Ура!
— Ур-ра!!! — сдавленно прокатилось по верхушкам деревьев.
На рассвете Валерия Ильинична взобралась на ВАЛЕРУ, достала ракетницу и дала десять зелёных и пятнадцать красных ракет — условный сигнал для выступления Кантемировской дивизии.
…И закружилось всё…
— Папка! Наконец-то!
— Дед!
— Борис Николаевич!
Ёлкин с трудом открыл веки, засыпанные снегом — как спящая Голова из «Руслана и Людмилы» (ему даже почудилось, что с его ресниц слетели галки) — и увидел радостные лица дочери Татьяны, внука Борьки и Валентина Юнашева.
— Папка, жив! Нашёлся! — волновалась Татьяна, варежкой сметая с отца снег.
— Дед, ну ты даёшь! — пробасил Ёлкин-младший. — Мы же тебя обыскались… — в его руках почему-то была теннисная ракетка.
— Борис Николаевич, если бы я знал, что вы здесь! — не переставал изумляться Юнашев, опознав и знакомый лесок невдалеке, и хоженные дорожки.
— Папка, ты бы хоть нам весточку о себе какую-нибудь подал, — от радости в голосе дочери стояли слёзы. — Мы с ума сходили!
— Да как-то телефон сюда не провели, понимаешь… — пытался пошутить Борис Николаевич, свободным от линзы глазом оглядывая гостей. — А мобильника чё-то не находил никто…
— Борис Николаевич! — поспешил обрадовать своего бывшего патрона Валентин Юнашев. — Безмозглый SОНЬКУ свою починил, нужно возвращаться!
— Возвращаться? — задумчиво посмотрел на него Ёлкин одним глазом. — А когда я вернусь?
— Когда захотите, Борис Николаевич, — уверил Юнашев. — Хоть сейчас. Мы на машине, мигом домчим… Это вон там, за леском.
— Папка, что у тебя за дурацкие очки? — суетилась возле отца Татьяна. Радость от дорогой находки была для неё важнее всего остального. — Давай-ка мы их снимем… — Она осторожно сняла с Бориса Николаевича залепленное снегом стекло на дужках и отшвырнула в сторону. — Как ты себя чувствуешь? Подняться можешь? Что за ужасное тряпьё на тебе? Господи, как ты нас всех напугал…
— Дед, давай мы тебя в «тачку»… — бегал вокруг Борис Ёлкин-младший, без толку размахивая ракеткой.
— Валя, подкати ближе машину, — распорядилась Татьяна.
Юнашев бросился было к стоящей невдалеке «Волге».
— Борис Николаевич! Президент! — вдруг несколько обитателей с воплями подбежали к тахте Ёлкина. — Только что «Дружок» передал: самолёты НАТО летят на Москву бомбить Кремль!
— Бомбить Кремль?!! — воскликнули одновременно Ёлкины с Юнашевым.
Борис Николаевич мигом вскочил с дивана.
— Не бывать этому! — медведем взревел он. — Чтобы какие-то американцы… нашу Москву… наш Кремль! — А в голове промелькнула досадливая мысль: «Лучше бы я монархию объявил и Борьку наследником…»
Выхватив у внука ракетку, Борис Николаевич со всех ног бросился по направлению к Москве.
— Папа, куда ты?! — закричала вдогонку Татьяна. — У тебя сердце!
— В Москве моё сердце! — прорычал сквозь зубы Ёлкин.
— Валя! Боря! За ним! — скомандовала Татьяна.
Взревел мотор старенькой «Волги», но колёса отчаянно забуксовали в непролазной грязи.
Борис Николаевич что есть сил бежал по дороге на Москву, грозно размахивая теннисной ракеткой.
Вдруг из ближайшего леска, где недавно Юнашев собирал грибки, на полном ходу вылетел танк. Это был ВАЛЕРА. Из его башни возвышалась тучная фигура Валерии Ильиничны Новодровской в камуфляжной форме и танкистском шлеме; на груди висел бинокль. Из смотровой щели грозно посверкивали очки Эдика Апельсинова. Когда танк поравнялся с бегущим Ёлкиным, размахивающим ракеткой, Валерия Ильинична любезно обратилась к попутчику:
— Борис Николаевич, вы никак на теннисный турнир торопитесь? Могу вас подбросить. Я тоже ужасно тороплюсь на завершающий турнир с папашей Зю.
— Не откажусь от вашей услуги, Валерия Ильинична, — запыхавшись, проговорил Ёлкин.
— Эд! — обратилась Валерия Ильинична к Эдичке Апельсинову. — У нас появился попутчик в лице Бориса Николаевича. Надо уважить пожилого человека.
ВАЛЕРА притормозил, и Новодровская галантным движением пригласила Ёлкина:
— Прошу! Когда-то — в августе девяносто первого — вы нас, Борис Николаевич, приятно удивили. Услуга за услугу.
— Эх! — воскликнул Ёлкин, запрыгивая на броню, — Москву нужно брать только на танке, понимаешь.
ВАЛЕРА рванул с места. За ним, увязая в снегу и спотыкаясь на колдобинах, далеко отстав, плелась юмашевская «Волга».
Вдруг навстречу несущемуся танку по дороге из Москвы показались несколько правительственных «чаек» и «мерсов». Новодровская поднесла к глазам бинокль.
— На ловца и зверь бежит! — воскликнула она радостно. — Никак сам папаша Зю собственной персоной! Из Москвы драпает. Даже Иосиф Виссарионович в декабре сорок первого в Москве оставался.
ВАЛЕРА прибавил ходу.
«Чайки», видя, что им в лоб несётся легендарный сумасшедший танк, давно наводящий на них ужас, вдобавок с каким-то камикадзе на броне, бросились врассыпную с проезжей дороги и быстро увязли на целине. Из машин повыскакивало правительство и заметалось в панике. С одного убегающего слетела шапка, и блеснула глянцем на декабрьском солнышке лысина.
— Вон он, голубчик, воссиял, аки агнец небесный! — углядела в бинокль Валерия Ильинична плешь папаши Зю. — Одну минуточку, дорогой товарищ, ангелочек ты наш, сейчас вознесёшься к святым праотцам. Газу, Эд!
ВАЛЕРА снова рванул. Вот он, её звёздный час! Валерия Ильинична расплылась в блаженной улыбке. О радость истинного революционера!
— Ты куда это, крыса коммунистическая, направляешься? — догнав Зюзюкина, бесцеремонно поинтересовалась Новодровская.
— Самолёты НАТО летят бомбить Москву! — заорал Зюзюкин.
— Шкуру свою спасаете, сволочи, понимаешь! — крикнул с брони Ёлкин.
— Геннадий Андреевич, — проворковала сверху Валерия Ильинична, — кому суждено повеситься, тот не утонет. Вот и сошлись во поле чистом наши стёжки-дорожки. Эд, дави гада!
— Даё-ёшь!!! — заорал во всю мощь Эдичка и целенаправленно развернул машину.
Грозно лязгнули гусеницы. Геннадий Андреевич попятился, повернулся и задал такого стрекача, что ВАЛЕРА едва поспевал за ним.
— Коммунисты, вперёд! — подзуживала его Валерия Ильинична, колыхаясь всем корпусом над люком.
Новодровская подумала, что она сейчас как Жанна д`Арк — на своём боевом коне мчится спасать Родину. Правда, Жанна спасала её от нашествия иностранцев, а она, Валерия Новодровская, напротив, призывает иностранцев, чтобы спасти свою несчастную Русь.
— Э, Валерия Ильинична, мы с вами так не договаривались! — возроптал с брони Ёлкин. — Я бомбить Москву американцам не позволю. Здесь нам с вами не по пути.
— Что ж, Борис Николаевич, к сожалению, вы всегда были лишь временным нашим попутчиком. Президентские кресла надо заслуживать не в обкомах и Политбюро, а в лагерях и Лефортове. Вы не в состоянии мыслить планетарно. У нас с вами масштабы разные. Позвольте от всей души поблагодарить вас за все ваши разрушения, о большем я даже не мечтала. Папаша Зю напрасно старался бы восстановить прежние времена: восстановить их, слава Богу, уже невозможно. А теперь прощайте: мавр сделал своё дело, мавр должен уйти. Эд! Бориса Николаевича укачало от нашей лихой езды. Тормозни-ка!
— С превеликим удовольствием, Валерия Ильинична! — обрадовался Апельсинов. — Ёлкин с возу — нам легче.
Эдик сделал крутой вираж, и Борис Николаевич скатился с брони в сугроб.
