Феликс Кривин - Сказки из жизни
Сказка о чертенке,
которого повысили за хорошую работу, переведя из преисподней в небесную канцелярию.
Сказка о человеке,
который не мог себе ни в чем отказать, потому что ему во всем отказывали другие.
Сказка о Змее Горыныче,
который, выйдя на тропу демократии, объединил свои головы в парламент, после чего ни одного вопроса не мог решить.
Сказка о завтраке,
который мечтал стать обедом, а став обедом, мечтал стать ужином, а став ужином, мечтал, чтоб его наконец оставили в покое и дали спокойно поспать.
Сказка о школе политической борьбы,
обучавшей науке выпрямлять извилины.
Сказка об ошибках,
на которых учились так усердно, что они сделали карьеру, заняв ключевые посты в системе образования.
Сказка о государстве,
в котором воры в законе, а честные люди в загоне, поскольку в любом государстве загон лучше работает, чем закон.
Сказка о джинне,
который вышел из бутылки, но остался маленьким, потому что маленькому легче прожить на зарплату.
Сказка о декабристах,
которые были страшно далеки от народа, но не так страшно, как стали близки большевики.
Сказка о добром молодце,
который самые трудные для отечества годы пересидел в Бутырках, на Соловках и на Колыме, откуда уже не вернулся в сказку.
Сказка о белке в колесе,
которая отдала колесу всю себя, все здоровье, всю молодость, в результате чего ей все-таки досталось на орехи.
Сказка о диктатуре,
в девичестве демократии.
Сказка о гласности,
одержавшей сокрушительную победу над свободой слова.
Сказка о пьедестале,
который мечтал о карьере памятника, но что-то сверху ему мешало.
Сказка о рабочих руках,
которые еще недавно брали под козырек и вытягивались по швам, а сегодня протягиваются за подаянием и при этом норовят дать по морде.
Сказка об извечной мечте революции
построить такую тюрьму, в которой бы жилось лучше, чем на свободе.
Сказка о светлом будущем,
которое светло только тем, что в него еще не ступала нога человека.
Сказка о стране Нельзя,
в которой жил народ Хочется.
Солдат Тимура
Я до победы не дорос, мне от нее одни лишь беды. Передо мной сжигают мост, когда я прихожу с победой. Мне, как последнему скоту, брести в пыли, в воде по пояс, — чтоб по ковровому мосту прошел великий полководец.
Покуда мы в огне, в бою, пока к победе не пришли мы, мы любим армию свою, мы с ней почти неразделимы. Но приближаться к нам не смей, когда с победой мы шагаем. Мы перед армией своей, как пред врагом, мосты сжигаем.
Садится солнце за горой, а я бреду в воде понуро, не победитель, не герой — солдат из армии Тимура. И как-то холодно в груди, хотя в бою мне страх неведом…
Пришел с победой он один, а я вернулся без победы.
Победа сильному верна, она на женщину похожа: добыта многими она, но всем принадлежать не может.
Глас народа
Еже писах, писах, совести не в обиду: ныне и присно в веках слава царю Давиду! Слава его словам, слава его идеям! Да будет примером нам, рядовым иудеям!
Еже писах — не зря, больше молчать не в силах: имя Давида царя — чтоб ему пусто было! Если писать всерьез, был он большим злодеем. Сколько он бед принес рядовым иудеям!
Всякий отбросив страх, твердо и непреклонно, еже писах, писах: слава царю Соломону! Пусть он живет сто лет, разумом не скудея, — гордость, и честь, и цвет рядовых иудеев!
Еже писах о том, значит, имело место. Был Соломон скотом, сволочь он был и деспот. Заняв высокий пост, сколько он зла содеял, сколько он пролил слез рядовых иудеев!
Еже писах, писах искренне, прямо и честно: да будет славен в веках тот, кто займе его место… Будет ли он скотом, будет ли он злодеем, станет известно потом нам, рядовым иудеям.
Свой черёд
Однажды
Я начал сказку так: «Однажды Заяц…»
Потом чуть-чуть помедлил, сомневаясь.
Потом, сомнения преодолев,
я начал сказку так: «Однажды Лев…»
Потом сравнил я эти два «однажды»,
сообразил, что так бывает с каждым,
кто в чём-то струсив, в чём-то осмелев,
однажды заяц, а однажды — лев.
Конечно, львом нетрудно стать, когда ты
устроился на львиную зарплату
и гаркаешь на всех не хуже льва,
употребляя львиные слова.
Конечно, зайцем можешь стать легко ты,
когда тебя грозятся снять с работы,
соседи травят, у жены мигрень
и в школу вызывают каждый день.
Всё это так знакомо… Но однажды…
«Однажды» труса делает отважным,
из робких зайцев делает мужчин…
И это — сказки доблестный зачин.
Однажды в сказке может всё случиться,
а кто за остальное поручится?
Ведь даже сказка — в этом весь секрет —
однажды сказка, а однажды — нет.
Вечерний пейзаж с собакой
Нет ни дуба, ни осины,
ни сухого стебля нет,
и собака по пустыне
ходит, ищет туалет.
Вот и вечер на исходе,
зажигают звезды свет…
Так устроено в природе:
что-то есть, чего-то нет.
Рисунок
Там, где контуры горы
и луны окружность,
жили-были две сестры —
Внешность и Наружность.
Жили — просто никуда:
грубо, косо, криво,—
то ли веник и скирда,
то ли хвост и грива.
Не лепился к штриху штрих,
все не так, как надо.
Но уставились на них
два пунктира-взгляда.
И впервые понял мир
красоты ненужность,
глядя, как один пунктир
пронизал Наружность,
и впервые ощутил
красок неуместность,
глядя, как другой пунктир
врезался во Внешность.
Что случилось, господа?
Не узнать Наружность.
неприятные для глаз
вялость и небрежность
оказались в самый раз —
подменили Внешность.
Загляденье для души,
лёгкость и воздушность —
до чего же хороши
Внешность и Наружность!
Две подружки, две сестры,
две березки в поле…
Это всё видней с горы,
а с луны — тем боле.
Слово
А слава — дым, а слово — дом,
и в этом доме я живу.
Под вечер за моим окном
садится солнце на траву,
а утром, выспавшись, встаёт
и отправляется в полёт
вокруг столиц и деревень
с весёлой тучкой набекрень.
Приходят Прежде и Потом,
в мою стучатся дверь,
интересуясь, где живёт
прекрасная Теперь.
А я на это: вот те на!
Да где ж ей жить ещё, когда
Теперь — моя жена?
Я приглашаю в дом гостей,
прошу испить вина.
И входит в комнату Теперь,
садится у окна.
Я Прежде знаю с давних пор,
мы даже с ним на ты.
И потянулся разговор
до самой темноты.
И ночь стояла у окна,
вздыхая о былом…
Но где Теперь, моя жена?
Она ушла с Потом.
Как много у меня потерь!
И вот — ещё одна.
Ушла она, моя Теперь,
неверная жена.
Ушла, покинула мой дом,
а я кричал: «Вернись!»
Проснулось солнце за окном
и устремилось ввысь.
И на пути его крутом
кружилась голова.
Но слава — дым, а слово — дом…
Слова, слова, слова…
И просыпалась жизнь вокруг,
как водится, с утра,
и Прежде, мимолётный друг,
промолвил: «Нам пора».
И я поднялся, чтоб идти,
но распахнулась дверь,
и встала на моём пути
прекрасная Теперь.
Другая, новая Теперь,
она вошла в мой дом.
И другу я сказал: «Иди.
Я как-нибудь потом».
Музыка
Звук не дошёл до тишины,
он где-то пал на полдороге,
и были больше не слышны
его сомненья и тревоги.
А улица не знала сна,
и вот тогда, молчать не в силах,
заговорила тишина
над звука павшего могилой.
Она над городом плыла,
надежда наша и порука…
И это музыка была,
что в мире недоступна звуку.
Элегия
