Сергей Шапурко - Два миллиона (сборник)
– Ваня, друг, выручай! Спасай, а то выгонят меня!
– Как же я тебя выручу?
– Сходи вместо меня. Отработай номер. Тебя, если загримируешься, никто и не узнает. А?
– Ты что, с ума сошел?!!
– Выручай, Ваня! Куда я без работы? Погибну!
– Я же не знаю, что делать!
– Там и делать ничего не надо. Ходи и цирковым мешай. Смешно будет. Пару минут потусуйся и уходи. Спасай, друг!
Иван никогда не отказывал в помощи тем, кто попал в беду, но данная ситуация была слишком уж неординарной. Он сомневался. Но Хохотов, с трудом встав с дивана, усадил его перед зеркалом и стал накладывать на лицо грим. Движения клоуна были слабо координируемые и мазки шли вкривь и вкось, но так получалось даже лучше. Иван сидел смирно, понимая, что уже не отделаться.
«Постою немного и уйду», – успокаивал он сам себя.
Клоунский костюм был на слесаря мал. Но это тоже сыграло положительную роль – так было смешнее.
– Клоун Хохотов, ваш выход! – прохрипел динамик.
Иван, цепляясь огромными башмаками за все углы, побрел к арене. Герард, как только Гайкин вышел, упал на диван и тут же заснул.
Путаясь в темных проходах, Иван пробрался к арене. Тяжелая занавесь раскрылась, и яркий, как вспышка молнии, свет ослепил его. Оркестр заиграл что-то бравурное. Иван прошел сквозь строй униформистов и оказался один на большом круглом пространстве. Предыдущий номер закончился, и по программе сейчас клоун должен был сам развлекать публику. Сказать, что это стало неожиданностью для слесаря, значит не сказать ничего. Гайкин в шутовском наряде стоял недалеко от центра арены и часто моргал глазами. Вокруг раскинулось безбрежное море публики.
Пауза затянулась, и зрители стали хлопать, подбадривая клоуна. Иван воспринял это как сигнал к тому, что его номер закончился и задом стал продвигаться к кулисам.
«И всего делов-то!» – радостно подумал он и тут же наступил на забытую жонглерами булаву. Рухнув всем своим значительным телом на манеж, он вызвал дружный смех публики.
Из-за стройных рядов униформистов выскочил конферансье, понявший, что что-то пошло не так, и стал помогать Ивану подняться. Но он был слабого сложения, и поднять Ванин центнер ему было явно не под силу. Запутавшись в ногах слесаря, он упал рядом. Смех в зале усилился, раздались аплодисменты.
– Вставай, черт тебя забери! – злым шепотом проговорил конферансье.
Иван поднялся и, поворачиваясь к выходу с арены, случайно наступил на распорядителя. Тот дико взвыл. Смех еще усилился. Конферансье вскочил и громко крикнул:
– А сейчас клоун Гоша расскажет вам забавную историю!
Затем он убежал за кулисы залечивать повреждения.
Иван вновь застыл. Что делать дальше он решительно не знал.
– Давай, рассказывай! – кричали наиболее нетерпеливые зрители.
– А что рассказывать? – немного ожил Иван.
– Смешное что-нибудь!
– Смешное я не знаю.
– Вот так клоун! Тогда давай из жизни что-нибудь.
– Из жизни? А что из жизни… Тали вот у меня сперли…
Народ весело зашумел.
– Давай, давай, рассказывай!
– На судне работал. Пошел валоповоротку отключать. Возвращаюсь, а талей нет.
Публика, думая, что это какой-то трюк, громко хохотала.
– Я – к директору, – продолжил, почувствовав поддержку, Иван, – а он мне: выговор тебе и лишение премии.
Смех нарастал.
– Я ему: «За что?», а он: «Некогда мне с тобой разбираться. Иди работай!»
– Жаловаться надо было! – крикнул из первого ряда пожилой мужчина.
– А я что, не жаловался?! Вот и в Москву приехал. Два месяца уже тут правду ищу. К кому только не ходил. Все без толку!
Хохот грохотал под куполом, как орудийная стрельба. Возле занавеса метался директор цирка. Он дал команду и четверо униформистов подбежали к Ивану и потащили его к выходу. Иван отбивался и кричал:
– Боритесь за свои права! Да здравствует рабочий класс!
Публика была в экстазе! От смеха тряслись стены цирка. У глухой бабушки, приведшей на представление внука, появились надежды на выздоровление.
И только второклассник Коля, посмотрел грустными глазами на зашедшегося в смехе отца, и серьезно сказал:
– А мне дядю жалко…
Глава 17
Иван вырвался из мокрых от напряжения рук униформистов и скрылся в гримерке Хохотова. Чувствовал он себя скверно. Неожиданно свалившийся на него цирковой успех воспринимался им адекватно – как незаслуженный, и удовлетворения он не приносил.
Герард по прежнему спал. Почивал он, видимо, беспокойно, поскольку лежал уже на полу, укрывшись грязным, как мусорный бак, ковром.
Гайкин поднял товарища и вновь водворил его на диван. Хохотов, оказавшись на мягком ложе, тут же перевернулся на спину и стал выводить носом такие рулады, что не каждому музыканту они оказались бы под силу. Иван был далек от эстетических наслаждений. Он тяжело шагал по комнате и вслух размышлял:
– Чего они смеялись? Я же правду говорил! – внезапная догадка несколько примирила его с миром:
– Из-за костюма!
Слесарь с ненавистью сорвал с себя шутовской наряд, стер полотенцем грим и переоделся в свое.
– И Гере не помог и сам себя идиотом выставил. Эх! Невезучий я!
В коридоре за дверью послышался странный свист. Казалось, что осипший Соловей-Разбойник с Большой дороги переместился в цирк и терроризирует своими мощными звуками его обитателей.
Но свист продолжался недолго. Последовал мощный хлопок, и затем полились звуки, характерные для Ниагарского водопада.
Иван выбежал наружу и увидел, что в дальнем конце коридора из лопнувшей трубы мощным потоком хлещет вода. Два человека, дрессировщик и фокусник, пытались заткнуть дыру. Но навыков этих людей явно не хватало для этого непростого дела. Вода бешено рвалась наружу, не поддаваясь дрессуре. Магические пассы тоже не производили на нее никакого влияния.
Иван действовал решительно. Он вытряхнул содержимое своего рюкзака на пол. Нашел проволоку, кусок толстой резины и плоскогубцы. Подскочив к месту событий, он плечами раздвинул бесполезных цирковых артистов, мокрых и жалких. Накинув на пробоину резину, Гайкин обмотал ее проволокой и подтянул плоскогубцами. Поток был усмирен. Небольшие капли еще продолжали с трудом пробираться наружу, но это было уже не то.
Подбежал раскрасневшийся директор цирка и обнял Ивана. Благодарность его была велика.
– Спас ты нас, парень! Если бы не ты… страшно подумать! У нас тут же рядом реквизит. Дальше – звери. С той стороны – костюмы. Все, все бы погибло!
У директора было такое жалкое выражение лица, что было очевидно: он всю катастрофу уже пережил, хотя ее и не случилось.
Представление на арене продолжалось. О произошедшем знали только непосредственные участники и лев, который с философским спокойствием наблюдал за кутерьмой из своей клетки.
– Спас ты нас! – продолжал лебезить директор, – спасибо тебе, парень! Чем отблагодарить тебя?
Но тут в душу руководителя цирка закрались некоторые сомнения. Лицо спасителя было ему знакомо.
– А как ты здесь оказался? Ты кто?
– Я к Гере Хохотову приходил.
Директор узнал его.
– Так это ты из себя клоуна корчил?! Чего на арену поперся?! – взревел директор. Переход от благодарности к гневу у него произошел мгновенно и вполне естественно.
– Я хотел…
– Он хотел! Вы слышали? Ты нам чуть все представление не сорвал!
– Но все же закончилось хорошо.
– Ну, да… Получается, что так, – призадумался директор.
– И зрители хлопали. И смеялись. Значит, им понравилось, – взял инициативу в свои руки слесарь, – а коль так и тут я вас выручил.
– Это еще почему?
– Герард пьяный в дрова, – сообщил доверительно фокусник, стоявший рядом и выжимающий воду из накидки.
– Пьяный?! Уволить! Три дня только в цирке и уже пьяный!
– У него причина веская была, – сказал Иван, зло посмотрев на фокусника.
– Что еще за причина? – недовольно спросил директор.
– Личного свойства. Вы, вот что, товарищ директор… Я вас спас? Спас! Полагается мне награда? Полагается! Оставите Герарда на работе – это и будут мои премиальные. Он хороший, поверьте.
– Хороший – это не профессия. Ладно, посмотрим.
– Нет уж! Вы мне твердо пообещайте.
– Хорошо, хорошо, обещаю. А сам-то ты чем занимаешься? Давай к нам в цирк. Ты, я смотрю, многостаночник, все умеешь.
– Не получится у меня. Дело у меня есть.
– Ну, смотри. А то бы к нам? Работал бы каким-нибудь слесарем-акробатом. А?
– Нет, нет, товарищ директор, не уговаривайте! Пойду я.
– Как хочешь. Спасибо тебе, парень! Выручил.
Глава 18
По улицам столицы плыло тепло. Оно растапливало застывшие за зиму сердца москвичей и грело им душу. Лето было где-то рядом, возможно, вон за тем углом или за тем серым зданием, окна которого пылали от солнца так, как будто внутри бушевал пожар. Веселые толпы двигались по Моховой. Все уже получили укол летней эйфории. Более молодым казалось, что тепло пришло уже навсегда. Люди постарше такого вопиющего оптимизма не разделяли, но радовались тоже.
