Сергей Шапурко - Два миллиона (сборник)
По улицам столицы плыло тепло. Оно растапливало застывшие за зиму сердца москвичей и грело им душу. Лето было где-то рядом, возможно, вон за тем углом или за тем серым зданием, окна которого пылали от солнца так, как будто внутри бушевал пожар. Веселые толпы двигались по Моховой. Все уже получили укол летней эйфории. Более молодым казалось, что тепло пришло уже навсегда. Люди постарше такого вопиющего оптимизма не разделяли, но радовались тоже.
Прохожие спешили, как обычно спешат все москвичи. Они торопились жить, а это подразумевает и быстроту перемещений. Гости столицы, подхваченные потоком коренного населения, так же переходили на галоп. Им тоже надо было многое успеть. И купить тете Глаше, живущей в измученном дефицитом городе Таком-то, садовую лейку. И достать кассеты для бритвенного станка племяннику. Купить внуку игровую приставку, а соседу дяде Жоре – настоящий бразильский кофе. Надо было успеть осмотреть хотя бы центр города и, если уж очень повезет, сходить в театр. И все это в один командировочный день.
Среди кипящего людского моря неспешно прогуливался модно одетый тридцатилетний мужчина, счастливый обладатель правильного греческого носа и настоящих швейцарских часов. С обоих боков к нему жались симпатичные девицы, Даша и Валя. Они были настолько похожи друг на друга, что мужчина иногда их путал.
Не спешил он потому, что, в отличие от остальных граждан, работал он только три-четыре дня в месяц и остальные дни у него были выходными.
Звали мужчину Егор Викторович Продуваев. Занятие он имел редкое и весьма эффективное.
Раз в месяц Егор Викторович отправлялся за границу. Погреться на солнышке или осмотреть развалины Колизея в планах он не имел, как и не собирался заключать какие-либо сделки или проходить стажировку в престижном университете. Он провозил в своем багаже сложное устройство, имеющее длинное и ничего не говорящее подавляющему большинству граждан название. Таможенники, не находя это устройство в списках товаров, разрешенных к вывозу, его конфисковывали. К ожидаемой радости Продуваева. Он тут же составлял исковое заявление и подавал его в суд. Через какое-то время, по решению суда, ему выплачивали моральный и материальный ущерб, поскольку сложное устройство значилось-таки в каких-то обновленных списках, каких-то постановлений, о чем и представлял справку Егор Викторович. Конечно, вся эта канитель занимала время, и приходилось часто менять таможенные посты, но доходы были весьма хороши. Остальное, свободное от приграничной суеты время, Продуваев отдыхал по месту своего жительства – в городе Москве.
– Егорушка, пошли в ГУМ сходим. Там, говорят, новую коллекцию летней одежды показывают, – капризно прогнусавила Валя.
– Ой, точно! Пошли, пошли! – поддержала подругу Даша.
– Вы, женщины, о чем-нибудь, кроме тряпок, думать можете?
– Ну, Егор!
– Ладно, пойдем, уговорили. Но только посмотрим, – сказал опустошитель таможенного бюджета, и вся троица той же медленной поступью побрела к ГУМу.
На подходе к главному магазину страны ими был замечен занимательный субъект. Тот разложил на картонке разнообразные зажигалки и доверительно смотрел в глаза прохожих, видимо, надеясь отыскать среди тех покупателей своего товара.
Егор, у которого был настолько острый язык, что, если бы возникла необходимость, он смог бы им брить щеки с не слишком разросшейся щетиной, не мог пропустить такой случай.
– Что, дядя, Кремль поджечь собираешься?
Гайкин, а это был именно он, шутки не понял, но, уловив, что к его товару проявляют определенный интерес, сказал:
– Зажигалки вот продаю. Недорого. Ручная сборка, – и тихо добавил. – Денег на билет нету.
Даша, пристально осмотрев торговца, задумчиво произнесла:
– Какой интересный тип. В нем есть что-то загадочное…
– Какие уж там загадки! – ухмыльнулся Продуваев, – плуг свой пропил, пахать землю нечем, вот и околачивается тут, медяки сшибает.
– Нет, в нем есть что-то первобытное, необъяснимое, – поддержала подругу Валя.
Иван, к которому вся троица подошла вплотную и рассматривала его, как слона в зоопарке, несколько оробел.
Московские гуляки были так вызывающе дорого одеты, так непринужденно, словно играли в дартс, метали слова и так развязано держали себя, словно они были конферансье на неведомом слесарю концерте.
Заметив смущение на лице Гайкина, Егор сказал:
– Ты, дядя, не тушуйся, мы же не из милиции. Товар твой конфисковывать не будем. ГУМу, я думаю, ты так же большой конкуренции не составишь, и служба их безопасности вряд ли тобой заинтересуется. А мы так, поговорить с человеком из народа хотим. Ты не против?
– Эх, парень, наговорился я у вас тут в столице – уже слова в горле колом стоят. А толку-то никакого.
– Москву словами не проймешь. Тут нужен другой подход. Собирай свой товар, видишь, он не вызвал ожидаемого спроса. Пошли вон в то кафе сходим, по кружке пива выпьем, и я тебе кое – чего расскажу. А вы, барышни, идите себе в ГУМ. Смотрите там на шмотье, пока глазные нервы не устанут. Пойдем, дядя, как тебя? Иван? А я, наоборот, Егор. Пошли!
Гайкин сопротивляться не стал. Последний раз он пил пиво месяц назад, да и резвый молодой человек обещал что-то рассказать.
В кафе было оживленно. Москвичи – культурный народ, но здесь, за кружкой пенистого напитка, возможны были некоторые вольности, как, к примеру, на сеансе у психотерапевта. Гул от разговоров поднимался плотной невидимой массой к серому потолку. Сильно пахло чем-то кислым.
Москвич и провинциал заняли столик возле окна, и Продуваев заказал пиво.
– Рассказывай, Ваня, что за горе у тебя случилось. Зубы болят или что посерьезней? Я сегодня имею романтическое настроение – помогаю людям из провинции.
– Зубы-то в порядке, как и весь остальной организм. А вот душа болит…
– Ну, душа – субстанция не определенная. Хирургическими методами ее не вылечишь. Тут главное – найти причину.
– И причина имеется. Тали у меня… – начал было Иван, но осекся, и продолжил в ином ключе. – Несправедливость у нас на заводе.
– Эка, дядя, ты хватил! Где же ты справедливость-то видел! Да еще на заводе!!
– Ну как же? Должно же быть все как-то правильно. По закону там, что ли…
– Если хочешь, что бы все было «по закону», ты хотя бы вначале этот закон изучи. Вот ты, например, знаешь, что такое КЗоТ?
– Дзот? Военный блиндаж такой.
– Вот видишь. Даже слова такого не знаешь. Считай, что тебя в твоем «дзоте» разбомбили. Погиб ты, Ваня. Погиб как гражданин, сын своей страны. И что бы воскреснуть, нужно немного головой поработать. Не только же ей есть. Или пиво пить.
Слащавый официант с дежурной улыбкой поставил кружки на стол.
– Креветок не желаете? Рыбные закуски? – спросил он.
– Иди пока. Если что, позовем. Так вот. Вопрос вначале изучить надо, а потом уже и в Москву соваться.
– Да кто ж его разберет?! Думал, что поймут тут меня, выслушают.
– «Думал»! Плохо, походу, думал. Что там у тебя стряслось? – спросил Егор и сделал увесистый глоток.
– Премии лишили и выговор объявили.
– И из-за этой хрени ты в столицу попер?! Ну, ты даешь, Ваня!
– Обидно мне стало. Понимаешь?
– Как не понять?! Кому сейчас не обидно? У всех проблемы есть. Но все, в отличие от тебя, время зря не тратят, а доступными методами свое отстаивают.
– Тебя послушать, во всем я неправ. Меня безвинного наказали, а я еще и виноват.
Иван одним махом допил оставшиеся полкружки пива.
– Ладно, не горюй! Есть у меня один знакомый Зебрин. Он в каком-то комитете заседает. Что-то, кстати, с трудовыми отношениями связано. Направлю я тебя к нему. Он дядька умный, может, чем и поможет.
Когда допили пиво, Егор предложил продолжить вечер водкой. Иван не отказался.
Глава 19
Майское утро не задалось. Небо заволокли хмурые тучи. Крупные капли дождя шумно разбивались о зонты прохожих. Лужи мелкими озерцами уже покрыли тротуары, создавая неудобства гражданам.
В здание Государственного комитета по труду вошел сияющий мужчина с оптимистической бородкой благородного каштанового цвета. Временные погодные неурядицы не могли испортить ему настроение, поскольку ходить на службу он любил. Звали мужчину Зебрин Алексей Анатольевич. Он был начальник одного из подкомитетов. Дело свое он поставил так, что оказался нужным очень многим, что сулило ему лично немалые выгоды.
Когда Алексей Анатольевич подходил к своему кабинету, его перехватили двое слегка помятых мужчин.
– Леха, привет! Заждались тебя.
Одного из них Зебрин узнал и тихим голосом сказал:
– Егор, ты потише тут. Не в кабаке находишься. Я тут – Алексей Анатольевич.
– Как скажешь. Дело у меня к тебе. Паренька видишь? Помочь ему надо.
