Светлана Багдерина - Весёлый лес
– Толстая, – недоуменно, словно не понимая, отчего крикливый человек женщина отказывается от такого изысканного комплимента, повторил кулинар и для убедительности несколько раз показал на себе руками, где и как именно.
Тетушка побагровела, задохнулась от возмущения, и только наведенная магией неподвижность оставила бугня без пощечины.[59]
– Гдддр, бери, что дают, пока я не передумал, – сурово сдвинул брови Гавар.
– Хозяин один столько не съесть, – хитро прищурился людоед, вздохнул картинно и тяжко, и снова многозначительно посмотрел на мага. Но колдун намеков понимать не хотел, на уговоры гурмана поддаваться не собирался, и шеф-повар ограниченного контингента Захддда сдался.
Деловито потерев ладонь о ладонь, махнул он своим соотечественникам, насторожившимся под аркой точно крысы при виде окорока:
– Хвввр, Грррк, нести на кухню! И без меня не кусать!
– На кухню?! – возмущенный голос принцессы заглушил даже радостное урчание бугней. – Но они… ты не можешь это сделать!..
– Почему? – сухо поинтересовался Гавар.
– Потому что… потому что… – Изабелла остановиться на полуслове, лихорадочно отыскивая причину, достаточно убедительную для колдуна, и ухватилась за первое, что пришло в голову. – Потому что они тоже – родственники моего отца!
– Они?! – глаза мага сделали попытку покинуть орбиты и упасть на землю.
– Да! – уже уверенней возгласила принцесса: врать так врать. – Погляди внимательно на эту девушку! Видишь, у нее почти такой же цвет волос, как у меня? И форма лица? И… мочки ушей?
– У половины женщин Шантони форма волос, мочки лица и цвет ушей… или как ты там выразилась… точно такая же! – раздраженно рявкнул колдун.
– Но это не значит, что они мне сестры! – пылко возразила принцесса.
– Сестры?… – изумление Гавара могло посоперничать лишь с ошеломлением новой родственницы ее высочества.
– Да, сестры! – энергично закивала дочь короля. – Однажды мой отец проезжал по деревне, и у сарая увидел девушку… по имени Эмма… и они до утра гуляли по лесу, собирали землянику… а через девять месяцев… когда он снова проезжал по той деревне… узнал, что у него родилась дочь!
– Кхм… – озадаченно поджал губы колдун, еще раз оглядел вытянувшуюся физиономию Греты, что делало ее больше похожей на него, чем на Луи Второго, не говоря уже о его дочери, и раздраженно махнул рукой, отгоняя от нее своих слуг.
Грррк кисло пожал плечами, протянул руки к Люсьену…
– Нет, брата тоже не дам!!! – вскрикнула Изабелла.
– Брата?… – маленькие злобные глазки Гавара снова забегали с лица на лицо, отыскивая, как на загадочной картинке в детской книжке, десять различий между напряженно кусающим губы дворянином и принцессой. И в первые же секунды находя раз в пять больше.
Но ее вдохновенное высочество такая ерунда, как отсутствие какого-то дурацкого сходства, не остановила.
– Однажды мой отец проезжал по деревне… другой! – не дожидаясь вопросов, быстро заговорила она, – и у забора увидел девушку… по имени Марта! И они до утра гуляли по полю, собирали… э-э-э… картошку, а через девять месяцев, когда он снова проезжал по той деревне, узнал, что у него родился сын!
– И вот этот олух – сын нашего короля?… – недоверчиво нахмурился маг.
«Да, конечно!» принцессы и «Семирук ему сын» встревоженного ускользающим обедом повара прозвучали одновременно.
Гавар скривился подозрительно, сощурился, точно пытался насквозь пробуравить взором шевалье, но тот внешне оставался невозмутим и безучастен.[60] Прорычав под нос что-то неразборчивое в адрес непотребного поведения монарха, маг перевел взгляд на кулинара и бросил отрывисто, тыкая пальцем в Агафона:
– Забирай этого. На раз хватит.
– Но… – возмущенно начала было принцесса.
– Или это еще один сын короля? – ехидно оскалил желтые зубы колдун.
Глаза Изабеллы беспомощно-растерянно метнулись на студента, потом на колдуна, и снова на Агафона…
– Нет… он точно не сын короля… – сипло проговорила вдруг тетушка. – Он… мой сын!
– Ваш?!
Подумать только, минуту назад он считал, что больше удивить его уже нельзя.
– Д-да, мой! – быстро заговорила, сбиваясь и заикаясь, герцогиня. – Однажды… я… проезжала по деревне… третьей… и у колодца… увидела де… парня… по имени Марта… то есть… Мартын… и мы… пошли с ним гулять на речку… потом в поле… потом в лес… потом на луг… потом на болото… потом на холм… потом в низину… потом на заводь… потом по оврагам… после – в пойму… и снова в поле… а через девять месяцев…
– Вы вернулись? – раздраженно предположил колдун.
– Д-да… то есть, н-нет… – пристукивая от страха и волнения зубами, выдавила де Туазо, – то есть, я хочу с-сказать… что через девять м-месяцев… когда я снова проезжала по той д-деревне… я узнала… что у меня родился… с-сын…
– Что?!.. – яростно перекосилась физиономия Гавара. – Вы меня что, за идиота принимаете?!
– Д-да… то есть, н-нет… – испуганно прошептала тетушка Жаки, чувствуя, что сказала что-то не то, но в растерянности и ужасе будучи не в силах сообразить, что именно.
– Гдддр!!! – проревел колдун.
Повар, чуя благоприятную перемену настроения хозяина, оживленно встрепенулся и с готовностью вытянул шею.
– Забирай всех троих к семируку драному, и чтоб глаза мои их больше не видели!
– Не увидеть, – поспешил он успокоить мага.
– Нет!!! – донесся отчаянный крик из ниши за спинами незваных гостей. – Нет!!! Отпустите меня, вы, уроды зеленые!!! Он не простой!!! Берите меня!!! Он – настоящий внук Косте…
Смачный удар оборвал его крик, и пленники едва не вывернули шеи, пытаясь увидеть, что произошло.
Все, кроме Агафона.
Он вспыхнул вдруг, побледнел и снова покраснел, точно час просидел в парильне. Глаза его вытаращились, моргнули ошарашенно, и странная улыбка успела скользнуть по искусанным губам, прежде чем студент согнал ее прочь.
– Лесли, Лесли!!! – закричала пронзительно Грета, изворачиваясь в тисках магии, точно бугень ударил ее, а не дровосека. – Лесли!!!..
– Чего опять – «Лесли»?! Что я сделаю-то, дура?! – неожиданно проорал в ответ Агафон. – Я вишу тут же, как цветок в проруби, и не могу ничего!!! И незачем так вопить!!!
Глаза их встретились, и крестьянка, изумленно прошептав по инерции «Лес…ли…», замолкла – только слезы бежали по щекам горячими ручейками и никак не могли остановиться.
– Что он сказал? – колдун метнул злобный взгляд на ударившего пленника бугня и требовательно уставился на школяра. – Что он имел в виду?
– Мой друг… царевич Агафон… – опустил глаза студент точно в сильном сомнении и волнении, – дураком был… дураком и помрет. Он думает… что самопожертвование – это именно то, чем все благородные занимаются каждый день по нескольку раз. Но я… хоть и из простой семьи… тоже кой-чего понимаю в благородстве… и не могу принять от него эту жертву… напрасную.
– Почему напрасную? – подозрительно зыркнул маг.
– Потому что когда ты снова дотянешься до царя Костея… и он не узнает своего внука… а настоящий уже будет съеден…
Агафон усмехнулся кисло, разглядывая свои босые ноги, расставшиеся с сапогами еще в подводной пещере.
– Знаешь… мне кажется… почему-то… что мне бы тогда захотелось, чтобы меня к этому времени уже сожрали.
– Сообразительный мальчик, – скривились в улыбке, похожей на оскал, губы Гавара.
Он обернулся к бугням и мотнул головой в сторону пленников, притихших в отчаянии, страхе, но еще больше – в недоумении от поведения Агафона:
– Забирайте. Поделите по справедливости.
– А мага как? – примерился к его премудрию Хвввр, ухватил поперек талии и перекинул через плечо, точно мешок.
– Каждому по ломтю! – одарил товарища хмурым взглядом Грррк, уже забросивший за спину Люсьена.
– Нести как? – бугень постучал костяшками пальцев себя по лбу. – Маг колдовать, бугень в семирук превращать!
– По башка дать – не колдовать, – принял единственно верное решение Гдддр и, прежде чем Гавар мог предложить что-нибудь иное, а сам виновник обсуждения – воспротивиться, размахнулся и въехал кулаком студенту в ухо.
Мир Агафона расцветился на долю секунды радужными искрами и погас.
Пришел в себя школяр от того, что совсем рядом кто-то тихо-тихо плакал.
Он моргнул осторожно, не открывая глаз. Скривился от моментально включившейся головной боли, точно кто-то вредный подстерегал его с дубиной над макушкой, поджидая, когда он очнется. Прислушался к звукам и иным ощущениям…
Ритмичный звук шагов гулко отдавался от стен. Иногда на темном фоне век вспыхивало, проплывало мимо и пропадало светлое пятно – не иначе, факелы или светильники. Что-то мощное и неподатливое, вроде удава, пережало его посредине туловища, придавив руки к телу. Ехал он ногами вперед на чем-то вроде толстого забора: ступни его болтались с противоположной стороны от головы, периодически стукаясь о что-то податливое. Его покачивало и тошнило. В висках играл народный ансамбль молотобойцев. Хотелось забыться снова… Но рядом кто-то плакал.
