Сергей Шапурко - Чайки за кормой (сборник)
У Красносеева от обиды даже выступили слезы.
– Не плачьте, гражданин великой страны, светлое демократическое будущее не за горами.
«Волга» летела по трассе, съедая километры. Поток машин становился все плотнее – начиналась Москва.
– Меня – к Мавзолею! – возбужденно крикнул Потапыч, почувствовав, что дело близится к развязке.
– А меня – в Кремль, – сказал Красносеев.
– Всем нам почти в одно место, не переживайте, господа.
Через полчаса «Волга» остановилась. Все покинули салон. Лодкин пожал попутчикам руки и сказал:
– Активно принимайте участие в выборах. Это не только ваше демократическое право, но и обязанность. Обязанность перед молодым свободным государством…
– Пошли, Потапыч. Спасибо тебе, Лодкин. Но только за то, что довез.
Путники расстались возле музея революции.
– Ну что ж, Потапыч, бывай. Мне – направо, тебе – налево.
– А ты, Владленушка, куда?
– В Кремль пойду. День… документы сдам.
– А потом?
– Потом – не знаю. Назад в Прибреженск дороги нет.
– Что ж, глядишь, свидимся еще.
Красносеев кавалерийским шагом пересек Александровский сад и, пройдя Кремлевские ворота, подошел к Дому Правительства.
Через пять минут он уже возвращался назад – внутрь не пропустили. Да и идти туда необходимости не было – коммунистами в «сердце» страны уже и не пахло.
Глава 33
Ксредних размеров гранитному домику, совсем не уместному на Красной площади, выстроилась небольшая очередь. Потапыч подошел к ее «хвосту» и задал привычный вопрос:
– Кто крайний?
Несколько человек, стоящие сзади, обернулись и недружелюбно посмотрели на Матюкова. Тот только сейчас обратил внимание, что все потенциальные посетители Мавзолея, судя по одежде и выражению лиц, были людьми заграничными. Это обстоятельство несколько озадачило старика.
– Московские уже, видать, насмотрелись. Теперь вот иностранцев завезли. Хитро!
Матюков продолжал и дальше наполнять воздух своими предположениями и размышлениями. Этим он пытался заглушить свои внутренние переживания и постараться выглядеть перед капиталистами молодцом.
Волновался же он оттого, что мечта многих лет его жизни вот-вот должна была осуществиться. А это налагало на Потапыча определенные, сопутствующие моменту, обязательства. Он должен был быть внимательным, сосредоточенным, внешне спокойным и уверенным в себе. То есть таким, каким он никогда не был.
Когда подошла его очередь заходить в гранитный склеп, Потапыч посмотрел на вооруженных охранников и совсем не к месту вспомнил, что у него под одеждой хранится маузер. Боеприпасов к нему не было, но оружием от этого он не переставал быть. От испуга, что его схватят, он зацепился ногой за ступеньку и едва не упал. Солдаты даже не посмотрели на деда.
Матюков, насколько смог, взял себя в руки и зашел внутрь. Там было темновато и неуютно. На высоком постаменте лежал тщедушный человек с лицом и руками воскового цвета.
Потапыч, видимо, рассчитывал увидеть что-то другое, поскольку он в удивлении замер и широко раскрыл глаза. Старик расстегнул рубашку и, по-лебединому изогнув шею, сверился с наколкой. Сходство безусловно было, но не очевидное.
Сзади напирали, и через полминуты бывший сторож уже был на улице.
Ленин Потапычу не понравился.
– Желтый какой-то… Как азиат.
Следом за Потапычем из Мавзолея вышла китайская делегация. Тем, судя по их опереточным улыбкам, зрелище, напротив, принесло удовлетворение. Но по непроницаемым узкоглазым лицам трудно было понять, что их обрадовало больше. То, что они увидели Ленина или то, что они увидели его мертвым.
Потапыч погладил большим пальцем свои седые усы, осторожно потрогал спрятанный под одеждой маузер и побрел куда глаза глядят. Бывает так, что хрустальные замки разбиваются и в весьма зрелом возрасте.
Матюков шел по брусчатке, низко опустив голову. Необходимо было как-то жить дальше, а новых средств пока не просматривалось.
Вскорости в Подмосковных лесах появился партизан-одиночка. Он нападал на товарные поезда. Но ничего не грабил, а только лишь писал на деревянных боках вагонов «Ленин – жив!» Ущерб от налетов считали незначительным и активных действий по поимке народного мстителя не предпринимали. Чем питался и где жил лихой человек никто не знал. Поговаривали, что он уже стар и имеет на вооружении маузер.
Глава 34
Красносеев быстрым шагом перемещался по бывшему проспекту Маркса, ныне улице Моховой. В правой его руке находился, как и все последнее время, портфель. С момента отъезда из Прибреженска, ручная кладь потеряла свой презентабельный вид. Некачественная темно-зеленая краска во многих местах отвалилась от плохо выделанной кожи, и сейчас портфель выглядел так, как будто он заболел ветряной оспой и неумелые руки помазали его зеленкой.
Внешний вид самого второго секретаря также вызывал сочувствие. Походная жизнь преобразила его. В фигуре теперь присутствовала сутулость, свойственная бывалым туристам. Глаза нервно бегали, как у человека долго не имеющего возможности сходить в туалет. Рыжая ленинская борода, давно не стриженная, потеряла форму и уже напоминала кукурузную метелку.
Еще хуже обстояли дела во внутренних сферах Владлена Борисовича. Раздражительность и злость стали основой его обычного состояния. От долгой погони у него появилась мания преследования. Он ежеминутно оборачивался и все подозрительно осматривал. Если видел человека, не вызывающего у него доверия, он выхватывал из кармана увесистый голыш, подобранный им несколько дней назад, и истерично кричал:
– Не подходи! У меня граната!
Гонимый манией преследования, Красносеев сорвался на бег и, сталкиваясь с прохожими, очень быстро приблизился к своей цели – Думе. Не останавливаясь, он вбежал по ступенькам и устремился внутрь.
Плотно прижимая к животу портфель, Владлен Борисович закричал на вахтеров: «Я – в Государственную Думу!», что, впрочем, было итак очевидно. Охранники, повидавшие много в этом Дворце Демократии, посчитали, что лучше пропустить данного субъекта.
Красносеев, не сбавляя скорости, метался по длинным коридорам, заскакивал в кабинеты и всем задавал один и тот же вопрос:
– Где здесь фракция коммунистов?
Если ему был адресован встречный вопрос: «А вам зачем?», он делал испуганные глаза, прижимал палец к губам и тихо говорил:
– Мне необходимо сдать партийные средства. Но, товарищ, об этом – никому!
Владлен Борисович даже заготовил бланк акта приема-передачи денег. Хранился он у него за подкладкой находящегося в ужасном состоянии пиджака, рядом с партийным билетом.
«Ни-че-го! Еще поборемся! Ишь, хари какие поотъедали демократы хреновы! Ни-че-го! Всех гадов на чистую воду выведем. Ни-че-го! Тюрем у нас много на все это демократическое отродье хватит!»
Тут Красносеев, продолжавший перемещаться в ускоренном темпе, столкнулся с выходящим из кабинета серьезным человеком, имеющим пышные седые усы.
– Что?! Кто вы?! – крикнул, испугавшись Красносеев.
Усач при столкновении не пострадал, поэтому он мягко улыбнулся и спросил:
– Куда же вы так спешите? Бюджет будут утверждать только в следующую пятницу.
Потом он внимательно осмотрел второго секретаря и, весьма удивившись бомжеватому виду того, задал вопрос:
– А вы, собственно говоря, кто?
– Я… я…
Владлен Борисович, задумавшись только на секунду, выложил совершенно не знакомому ему человеку всю историю. И свою, и денег.
Чем дольше он рассказывал, тем сильнее топорщились усы у его слушателя. У того еще округлились глаза и покраснело лицо.
Когда повествование было завершено, серьезный человек, ласково обнял Красносеева за талию и добрым шепотом поведал:
– Я вам, гос… товарищ, помогу. Пожалуйста, пройдемте в этот кабинет.
– А вы партиец? – задал запоздалый вопрос второй секретарь.
– Ну… в некотором смысле… так сказать.
– Демократ?! А я ему тут… Пропустите! Где здесь фракция коммунистов?
Красносеев оттолкнул усача и устремился дальше. Но тот и не собирался так просто упускать второго секретаря вместе с его увесистым портфелем. Он заскочил в кабинет, в который предлагал пройти Владлену Борисовичу, быстро там что-то объяснил своим людям и тут же с их помощью организовал погоню.
Увидев преследовавших его людей, Владлен Борисович совсем потерялся. Он еще сильнее прижал к себе портфель, отчего пуговица рубашки вдавилась к нему в пупок и там застряла. Не в силах перенести кошмары мании преследования, получившей вполне осязаемое подтверждение, он громко закричал:
– Коммунисты, на помощь!
Двери многих кабинетов открылись – скандалы тут бывали часто, но интерес они по-прежнему вызывали. Удивленно-заинтересованные лица выглядывали, но никто не пришел на помощь.
«Где же, где же наши?! Почему они меня не спасают?» – нервными пульсами дергались мысли в голове второго секретаря.
