Натаниэль Бенчли - Русские идут!
— Тогда смени сперва форму, а пинка ей дашь попозже.
Барбара не все поняла, но почувствовала, что дело начинает принимать дурной оборот. Она снова засучила ногами, потом раскрыла глаза и села, окинув зенитчиков бессмысленным взором.
— Где я? — спросила она по-английски.
— Ну наконец-то! — воскликнул товарищ Протского. — Как вы себя чувствуете?
— Ах! — Барбара перешла на русский язык. — Да, да, я вспоминаю…
— Интересно что? — угрюмо сказал Протский.
— Помню, что спросила, если ли у вас на судне врач. Вот и все.
— Теперь понял? — обернулся к Протскому зенитчик. — Она не соображала, что делает.
Протский застучал зубами и запрыгал на палубе.
— Это мы еще проверим. После того как я переоденусь.
— Куда вы идете? — спросила Барбара.
— И вы еще спрашиваете? — злобно ответил Протский. — Сухую одежду надевать, вот куда.
— А зачем? Я думала, на флоте всегда ходят в мокрой одежде.
Протский тупо посмотрел на девушку.
— Что за чушь вы болтаете! — заворчал он.
Другой моряк встал к орудию и заторопил Протского:
— Иди и возвращайся по-быстрому.
— Да погоди, дай разобраться, — отмахнулся Протский и обратился к Барбаре: — У вас с головой в порядке?
— Конечно, в порядке. Согласитесь, раз вы моряк, вам приходится мокнуть, особенно на подлодках, — вы, наверное, всегда в воде по шею. — Барбара говорила возбужденно, стараясь задержать Протского как можно дольше.
— Что же мы, по-вашему, не задраиваем люки, когда погружаемся? — спросил он.
— Я всегда была уверена, что нет, иначе вы бы просто задохнулись. Подумать только, какая теснота на вашей лодке. Я бы там и секунды от жары не выдержала!
Протский переглянулся с товарищем.
— Совсем с катушек съехала, — заключил он и направился к люку.
— Подождите! — вскричала Барбара. — Я еще хочу спросить…
Не оборачиваясь, Протский безнадежно махнул рукой, поднял за кольцо крышку люка и исчез.
— О чем вы хотели спросить? — обратился к Барбаре оставшийся зенитчик. — Может, я сумею ответить?
Барбара не сводила глаз с люка, затаив дыхание и ожидая шума, который вот-вот должен был подняться. Но ничего не произошло. Девушка перевела дух.
— Эй, так в чем вопрос?
Она отвела взгляд от люка и посмотрела на моряка.
— Я забыла. Значит, какой-нибудь пустяк.
Вахтенный оперся о казенную часть орудия.
— Тогда расскажите о себе, — попросил он. — У вас тут все американки такие?
— Вы имеете в виду, что они все чокнутые?
— Я не говорил, что вы чокнутая. По-моему, вы в полном порядке.
— Раньше и я так думала, но в данный момент сильно в этом сомневаюсь, — ответила Барбара.
ГЛАВА 17
Городская свалка занимала площадь примерно два акра. С трех сторон ее окружали вересковые пустоши, а с четвертой — высокие заросли болотных камышей, из которых по ночам выходили водяные крысы и доедали объедки, оставленные днем чайками. Все считали свалку рассадником заразы, но это было отнюдь не так, потому что пищевые отходы уничтожались животными, а горючие материалы сжигались. Оставались лишь горы ржавых жестянок и битых бутылок, древних диванных пружин, побитых керамических труб, гнилых матрасов, ломаной мебели, рваных ботинок, дырявых холодильников, негодных игрушек и лысых покрышек. На свалку вела одна дорога, которая потом разветвлялась на небольшие тропы, проложенные по всей территории свалки с тем, чтобы люди могли приезжать, освобождая багажники машин от мешков с мусором, разворачиваться без труда и ехать обратно. Земля была усеяна осколками битого стекла, а в воздухе стоял кислый запах горелой резины. Днем сотни чаек сторожили свалку в ожидании грузовика с пищевыми отходами. Стоило ему прибыть, как галдящая стая поднималась в воздух и начиналась борьба за лакомые кусочки. Вечером из камышей с писком вылезали крысы, словно разбойники с большой дороги, и принимали у чаек эстафету до рассвета, когда, подобно своим «коллегам»-людям, поспешно скрывались в безопасных норах. Поэтому на свалке постоянно кипела жизнь, хотя со стороны она и казалась пустой и заброшенной. Свалка была неким обществом, очень чутко реагирующим на всякие перемены.
Жилище Олина Левериджа располагалось за свалкой, на стороне, противоположной болотам, достаточно далеко, чтобы дым не лез в хижину постоянно, однако когда ветер дул с запада, художник мог точно сказать, что именно горит на свалке. Годы, проведенные здесь, научили его инстинктивно чуять, привезли ли на свалку что-нибудь, чем можно поживиться. Оттуда он позаимствовал кое-какую мебель, ржавую керосиновую лампу, побитую, но яркую вывеску и абажур с бахромой. Эти предметы придали лачуге своеобразную экзотичность, пусть дешевую, но без нее было бы еще хуже. Зимними вечерами Леверидж переставлял мебель или расхаживал взад-вперед, надев абажур как шляпу. Он никогда не упускал случая раскопать что-нибудь новенькое для дальнейшего обустройства жилья.
Когда Эмили увидела лачугу, то окаменела от ужаса. Сначала вошел Леверидж, который держал конец вешалки, потом Золтин и последней — Эмили. Она с глухим стуком опустила вешалку и с отвращением огляделась. Леверидж виновато улыбнулся.
— Мы с Роли вчера вечером здесь немножко выпили, а после этого всегда остается небольшой беспорядок. А с утра некогда было прибраться.
Издалека послышался шум мотора. Леверидж подошел к двери и выглянул.
— Эге, кого-то принесло. Сдается мне, что это Норм Джонс.
— Оставайся здесь, — сказала Эмили, — не связывайся с ними, ничем хорошим это не кончится.
— Не знаю, не знаю, — отвечал Леверидж. — Все-таки надо выяснить, что происходит. Может, ребятам нужно помочь.
— Возьмешься помогать — снова нарвешься на неприятности, а у тебя их сегодня было предостаточно.
Художник задумчиво коснулся распухшей щеки.
— Знаешь, Эмили, я просто посмотрю, в чем там дело, тут же вернусь и расскажу тебе. Заодно поищу напильник. — Он вышел за порог и помахал рукой. — Я мигом.
Эмили обвела глазами комнату и вздохнула.
— Попытаюсь прибраться. Это, конечно, бессмысленно, но попробовать все же стоит.
— Вам помочь? — спросил Золтин. — Скажите, что делать.
— Сядьте на кровать. Какая уж тут помощь, когда вы прикованы к вешалке.
Золтин протащил вешалку к койке, уселся и принялся наблюдать, как Эмили убирает стаканы и бутылку. Он восхищался ее движениями, полными грации, как у танцовщицы на репетиции. Воображение Золтана разыгралось, он представил себе Эмили совсем в другой ситуации и на какое-то время погрузился в мечтания. Потом спросил:
— А скажите, быть замужем — это хорошо?
Эмили замерла со стаканом в руке.
— Что? Почему вы спрашиваете?
— Мне интересно, — отвечал Золтин с легкой улыбкой. — Ответьте, пожалуйста.
— Ладно, попробую. — Эмили отставила стакан, глаза ее затуманились. — Это нечто непредсказуемое. Бывает, думаешь — вот оно как, а через секунду — совсем другое. По-моему, лучше всего определить семейную жизнь как череду сюрпризов. Вы понимаете?
Золтин задумался.
— Не совсем, — признался он в конце концов.
— Я могу судить лишь по собственному опыту, — продолжала Эмили, наклоняясь, чтобы собрать разбросанные пластинки. — Мне говорили, что есть пары, у которых ничего не меняется на протяжении всей жизни, но лично я не могу вообразить ничего более скучного. — Она собрала пластинки в аккуратную стопку и добавила: — А у вас есть кто-нибудь на примете?
— Я просто хочу знать, — ответил Золтин. — И это, и многое другое.
— Непременно узнаете. И однажды, надеюсь, это пригодится.
— Сейчас у меня такое чувство, будто мы с вами — одна семья… но, конечно, это глупо.
Эмили взяла тряпку и начала яростно вытирать стол.
— Почему же сразу глупо?
— Во-первых, мы не женаты, во-вторых, мы даже не… как бы это выразиться?
— Никак, к сожалению, — прервала его Эмили. — А все ваш «Нэшнл джиогрэфик».
— А в-третьих, я должен отправляться в Бостон.
— Зачем?
— Получить вид на жительство. Это может отнять много времени.
— Ах, я и забыла.
— Вот почему я и говорю, что это глупо. — Золтин встал. — Иначе, возможно, мы могли бы… — Он с улыбкой двинулся к Эмили, волоча за собой вешалку.
— Вы с ума сошли! — воскликнула Эмили, бросив быстрый взгляд на дверь. — Нельзя же так терять голову. С проезжими у меня строго, даже если они и не прикованы к мебели.
— С проезжими? — переспросил Золтин. — Кого вы имеете в виду?
— Мужчин, которые сегодня здесь, а завтра — там. Коммивояжеров, моряков, политиков…
— Я не проезжий. Я вернусь.
Эмили покачала головой.
— Нет, не вернетесь. Вы сейчас, возможно, так думаете, но так не будет. Они никогда не возвращаются.
