Елена Лактионова - Вот пришел папаша Зю…
Владимир Вольфович на мгновение замолк, делая передых.
— Вы только посмотрите, какая большая морозилка, — продолжал работать он. — Вы что, думаете, сюда не поместится курочка? Сюда поместятся четыре, а может, даже пять курочек, если вы сможете их достать. Вы положите сюда своих пять курочек, и ещё сможете запихнуть кусочек маслица или сала, или что у вас там есть.
Вдруг кто-то из толпы пропел куплет из популярной песенки «Старушка не спеша дорожку перешла»:
Купила ку-урочку,
французску бу-улочку,
кусочек ма-аслица,
два пирожка-а,
пам-пам-пам-пам…
— Что ты там поёшь себе под нос? — обратился к исполнителю Жигулёвский. — Ты выйди сюда и спой, чтоб все слышали. — Ты что думаешь, это так легко стоять здесь и продавать холодильники? Иди встань на моё место и узнаешь, что это такое! Тем более, когда у тебя никто ничего не покупает. Такой хороший холодильник никто не хочет купить. Ну что ж ты не идёшь, прячешься за спину своей жены или кто она тебе? Иди сюда, я тебе говорю! Эй ты, куда пошёл! Что ты понимаешь в холодильниках, говнюк такой! — рассердился Владимир Вольфович. — Ты же пролетарий, ты не понимаешь, что такое хорошо жить с хорошим холодильником, в котором всё есть. Почему никто не покупает у меня холодильники? Что за народ? Они снова выбрали этих коммунистов, и ещё смеются и поют песни. Они семьдесят лет жили под коммунистами. Им нечего было кушать, они ходили с голой задницей, они часами стояли в очередях, и они опять выбрали коммунистов! Им мало было семьдесят лет! Они хотят ещё. До этих людей ничего не доходит. Их ничем не возьмёшь. Народ, который не покупает холодильников, нельзя победить. Вы слышали, что я сейчас сказал? Я сказал очень умную вещь. Я сказал афоризм. Он войдёт во все учебники, и его будут учить дети на память. Это надо записать, а то пропадёт. Эй, ты кто, студент? Студент, иди сюда, запиши, что я сейчас сказал. А то потом твои дети спросят тебя, кто сказал этот афоризм, и ты не сможешь им ответить.
— Вольфович! — выкрикнули из толпы. — Мы напишем его на красном транспаранте и развесим по всей стране!
— По всей стране я согласен. Только не забудьте написать, кто сказал этот афоризм.
Владимир Вольфович отёр платком влажные губы.
— Вольфович, сыми каску-то! — снова пожалел кто-то агента по продаже подержанных холодильников.
— Он боится, что на него холодильник упадёт, — предположил другой зевака.
— Не, что авоська с курочкой с неба свалится.
— А бронежилет зачем?
— Ха-ха-ха!
— Что вы смеётесь? — обиделся Жигулёвский. — У меня опасная работа. Кто-то может стрельнуть в меня из толпы. Я ж не знаю, что он хочет, купить у меня холодильник или меня убить. У меня очень опасная и тяжёлая работа. Мало того, что меня уволят из-за того, что никто не покупает у меня холодильники, меня ещё посадят за то, что я сейчас тут с вами разговариваю, это однозначно.
— Вольфович, так может, ты лучше в адвокаты пойдёшь, как твой папа? — предложил бедному агенту сердобольный зевака.
— Что ты трогаешь моего папу? Какое тебе дело до моего папы? — не на шутку оскорбился Жигулёвский. — Да, мой папа был адвокат, а мама была русская, и не нужно трогать моего папу. Что он тебе сделал? Его давно нет, потому что он умер. Эй ты, иди сюда, я хочу на тебя посмотреть. Иди сюда, я тебе сказал!
И не дожидаясь, пока интересующийся его папой подойдёт ближе, Жигулёвский, окончательно рассердившись, бросил в него вилку от холодильника. Но так как вилка была на шнуре, то, сделав незамысловатый пируэт, она повисла на краю фургона. Видя, что его снаряд не достиг цели, Владимир Вольфович вытащил из холодильника ёмкость для овощей и со всей силы запустил в обидчика…
Наина Иосифовна не стала ждать, чем закончиться потасовка агента с покупателями. Она пошла домой. К тому же агент со своими холодильниками оттянул к себе весь народ, и на её носки никто даже не смотрел.
Наина Иосифовна очень устала, ломило спину. В таком возрасте простоять на ногах несколько часов не шутка. И продала она сегодня всего одну пару. Неудачный день. Да и вязать-то особо некогда: на ней практически держится весь дом, готовка обедов на всю семью. Танюшка то с утюгами стоит, то работу ищет — бьётся из последних сил, собой заняться некогда. А ведь молодая ещё… Глебушка маленький совсем. Как там Боренька в колхозе-то, в поле? Мёрзнет, небось, в драненькой телогрейке. Носит ли носки, что она ему положила? Борис, слава Богу, оклемался, в себя приходить стал. А то ведь был — страшно смотреть. Ну ничего, Бог даст, выживем. Не привыкать.
Вдруг возле стены дома в свете ранних фонарей блеснула тёмным стеклом пивная бутылка. Наина Иосифовна прошла было мимо, но потом призамедлила шаг.
«Восемь копеек, всё-таки… Добавить — вот и буханка хлеба…»
Она остановилась и воровато огляделась вокруг. Народу-то почти и нет, взять что ли незаметно?
Наина Иосифовна вернулась к бутылке, опасливо озираясь. «Вон двое идут, да мужчина на той стороне…» Ей казалось, что они на неё смотрят, и знают, зачем она вернулась обратно.
Наина Иосифовна поставила сумку рядом с бутылкой и, нагнувшись, стала рыться в ней, будто что-то ища. Другой рукой она подобрала свой трофей и быстро сунула в сумку.
«Господи, стыд-то какой… — Наина Иосифовна почти бежала с места своего преступления. — Как гопница».
Папаша Зю закручивает гайки
Владимир Вольфович Жигулёвский оказался прав: продукты из магазинов стали исчезать совершенно. Полки сиротели на глазах и покрывались пылью. Зияющие пустотой унылые витрины продавщицы заставляли отечественными сковородками, стиральным порошком и прочим сопутствующим товаром.
— В этих лавках совсем ничего нет, — резюмировала на коммунальной кухне Харита Игнатьевна. — В магазинах ещё хоть что-то было; в маркетах и шопах были полные полки; в супермаркетах было всё. В лавках нет ничего.
— Коммунисты и товары — вещи несовместимые, — скалил зубы Вовчик Железо.
В лавках стало грязно, продавщицы ходили в замызганных халатах и непрерывно хамили покупателям. У них появился мощный защитник их трудовых прав — торговый профсоюз, без которого ни уволить с работы, ни объявить строгий выговор с занесением в личное дело было нельзя.
А вскоре из провинций стали поступать и вовсе тревожные вести.
В Саратовской области, бодро сообщала ведущая новостей Татьяна Миткова, в давке за колбасой по два-двадцать погибли двенадцать человек и пятеро ранены. В Калуге в давке за курами погибло восемь человек и четверо в тяжёлом состоянии. В Свердловске, бывшем Екатеринбурге, в давке за сливочным маслом погиб один человек — продавщица.
Скоро, правда, сведения о давках прекратились. Но не потому, что прекратились давки: был закрыт этот единственный канал, который о них сообщал, а Миткову уволили. Светлана Сорокина ещё успела провести последнюю передачу «Глас народа вопиющего», тема которой была: «Нужны ли России коммунисты»? На передачу наложили арест. Были закрыты и все остальные каналы, как несоответствующие главной политике партии. Оставлены были лишь 1-ый канал, 2-ой и 3-ий.
Трудящиеся требовали введения талонов на основные продукты питания и мыло. Навстречу их пожеланиям указ об этом уже готовился.
Трудящиеся вообще, если верить прессе, стали о многом просить.
Они просили ускорить процесс возвращения городам и улицам их коммунистических названий. По просьбе трудящихся восстанавливались памятники пламенным революционерам, а также Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу. Планировалось восстановить все памятники Ленину, варварски снесённые демократами.
На центральных площадях городов и посёлков в срочном порядке сколачивались стенды наглядной агитации. Вывешивались портреты членов Центрального Комитета компартии во главе с Геннадием Андреевичем Зюзюкиным, поднявшим в приветствии руку. Составляли списки, каким видным деятелям КПРФ ставить прижизненные бюсты, чьи портреты вывешивать в кабинетах. В учреждениях администрации был обязательным портрет Геннадия Зюзюкина. А в селе Мымрино Орловской области, родине президента, 7 ноября намечалось торжественное открытие его бюста.
Лучшие здания городов, занятые прежде коммерческими структурами и различными фондами, по просьбе трудящихся снова возвращались обкомам и горкомам партии. По этому случаю коммунисты Свердловска слали братский привет Борису Ёлкину, построивший в свою бытность первым секретарём самое большое в стране двадцатидвухэтажное здание обкома партии.
Народ повалил в коммунисты. На предприятиях решили возродить партячейки и парткомитеты. Возродились должности секретарей парткома, горкома, обкома. Столы первичных партячеек были завалены заявлениями желающих пополнить славные ряды.
