Натаниэль Бенчли - Русские идут!
— В субботу увидимся, Чарли.
— Ага, — пробормотал тот. — Как полет?
— Порядок. Слава богу, любители воскресных морских прогулок внизу не мельтешили. Да, знаешь, я видел подлодку. Ты никогда не обращал внимания, какие они сверху тонкие, ну прямо как иголка.
— Где ты ее видел?
— К югу от квадрата 95.
— Черт бы их драл! О таких вещах они должны нам сообщать заранее! — воскликнул офицер недовольно. — А позвоню-ка я в Нью-Лондон, да и выскажу им все, что полагается. — Он потянулся к телефону на столе.
— Парень, хоть озолоти меня, я в такую коробку не полезу. Представь себе, ты в этой лодке как замурованный! Ребята были так рады увидеть новое лицо, что махали мне как сумасшедшие. Пари держу, я оказался первым, кого они увидели за много недель.
Дежурный подумал и снял руку с телефона.
— Я, кажется, понимаю, в чем тут дело. Наверное, эта одна из тех, что с ядерными боеголовками. Про них никто толком ничего не знает. И все-таки им лучше бы держать нас в курсе дела.
— Ну это твоя головная боль, не моя, — сказал летчик. — А я пошел обедать.
Он, насвистывая, вышел из помещения, оставив хмурого офицера у телефона.
ГЛАВА 14
Выйдя из дома Эмили, Леверидж и Золтин молча зашагали к центру городка. Золтин крутил головой по сторонам, любуясь чистыми аккуратными домами, чья скромная красота бросалась в глаза не сразу. Высокие деревья, росшие на улице, кидали на стены и крыши домов пятнистые тени, а блеск осенней листвы придавал улице праздничный вид. В этой палитре преобладали оранжевый, желтый, красный и белый цвета. Леверидж задумчиво разглядывал улицу и очень хотел, чтобы у него сейчас были хотя бы эти четыре краски, тогда он нарисовал бы великолепный пейзаж.
Золтин же думал совсем о другом.
— А где у вас живут бедные? — спросил он наконец.
— Здесь и живут, — ответил художник. — У нас богачей не так много.
Золтин задумался.
— То есть вы хотите сказать, что здесь у всех такие дома?
— Нет, не у всех. У меня, к примеру, не такой. А если у человека есть какие-то деньги, то он вообще на зиму уезжает с острова.
— Куда? Где может быть лучше, чем здесь?
— Во Флориде. Если кто работает все лето, то можно позволить себе провести зиму во Флориде.
— Почему во Флориде?
— Там солнце круглый год.
Золтин бросил взгляд на яркое синее небо, дышащее свежестью и чистотой, и глубоко вздохнул.
— Не понимаю. Здесь, кажется, самое лучшее место на земле.
— Проведите здесь зиму, и посмотрим, как вы запоете. Если нечем заняться, с ума можно сойти.
Они зашагали дальше. Золтин проговорил:
— Я решил, чем буду заниматься здесь. Буду давать фортепьянные концерты по всей стране.
— Вы умеете играть на фортепьяно? — удивленно спросил Леверидж.
— Нет, но могу научиться. Как только я приму гражданство, начну брать уроки.
— Где вы выучили английский? Вы отлично говорите.
— Были занятия в мореходном училище, да я и сам много занимался. Мне нравится читать по-английски, особенно я люблю такие журналы, как «Вог», «Тайм», «Конфиденшл».
— Они же совсем разные, — заметил Леверидж.
— Верно. Сначала я даже не понимал, как эти три журнала могут издаваться в одной стране, а потом догадался, что их объединяет юмор. Поначалу американский юмор трудно понять.
— А почему вы решили, что все они с юмором?
Золтин непонимающе взглянул на художника.
— Не помню. Но это ведь так, верно? Иначе какой же в них смысл?
Леверидж ответил не сразу.
— Если вы их так воспринимаете, возможно, вы и правы.
— Я в этом уверен. Но для начинающего сложновато. Американский юмор очень, как бы лучше выразиться? Узкий?
— По-моему, вы хотите сказать «тонкий».
— Да, верно. И это хорошо, это заставляет меня думать.
— Вы далеко пойдете, — отозвался Леверидж. — Не знаю, правда, по какой стезе, но из вас непременно что-то получится.
— Надеюсь. Я хотел бы жить в этой стране и путешествовать, но всегда буду возвращаться на остров.
— После концертных турне?
— Скорей всего. Хотя мне только что пришло в голову: а не лучше ли стать художником?
— Не увлекайтесь. В ближайшие полчаса вам все равно ничего не придется решать самостоятельно.
— Передо мной впервые открывается столько возможностей, — гнул свое Золтин. — Трудно решить, что выбрать.
— Угу, — согласился Леверидж. — Я понимаю. Но сейчас лучше всего выберем вот что: вы подождете у двери, а я пойду погляжу, кто нынче в участке дежурит.
Он подтолкнул Золтина к двери, а сам свернул за угол и заглянул в окно полицейского участка.
Разглядеть ничего не удалось, поэтому он вернулся обратно и нажал на дверную ручку. Дверь распахнулась, звякнул звоночек, и Леверидж очутился в пустом помещении. Тут из двери в задней части комнаты появился высокий детина в синей форме, сидевшей на нем как влитая. На носу его были черные очки, несмотря на то что в комнате было полутемно.
— Какого черта тебе надо?
— Никакого, — быстро отозвался Леверидж и попятился. — Я ошибся дверью.
— Минутку, — скомандовал полицейский. — Что у тебя с лицом?
— С моим лицом? Ничего особенного. Оно у меня по утрам всегда такое.
Леверидж снова было двинулся к выходу, но полицейский шагнул вперед.
— Стой. Подойди сюда. Как тебя зовут?
— Олин Леверидж.
— Тот самый бродяга, который живет на помойке?
— Моя мастерская действительно находится в тех местах.
— Чего здесь делаешь?
— Я уже сказал, что ошибся дверью.
— У нас что, на каждой двери написано «Полиция штата»?
— Не на каждой, наверное. Я не присматривался.
— Что ты мне мозги крутишь? Ты тупой или что?
— Возможно, вы и правы. А теперь, извините, я пойду по своим делам.
— Проваливай и не суй нос куда не следует, или я тебя арестую.
— Ни за что не суну, обещаю вам.
— Шевелись побыстрее!
Леверидж шагнул к двери, а полицейский крикнул кому-то в глубине:
— Гарри, я выйду, покопаюсь в машине, а потом поезжу, чтобы мотор разогрелся. Если что случится или объявится наш шеф, сигналь по рации.
— Ладно, — ответил голос из другой комнаты.
Леверидж поспешил за угол, а полицейский зашагал к стоянке. Художник шел до тех пор, пока не услышал шум мотора, быстро стихший вдалеке. Тогда он повернулся и опять двинулся к участку. Войдя, он услышал голос:
— Сейчас подойду.
— Не торопитесь, у меня ничего срочного, — произнес Леверидж. — Мне просто нужно кое-что выяснить.
На пороге появился еще один дежурный. Он был не столь массивен, как первый, и форма облегала его не так плотно. К тому же он производил гораздо лучшее впечатление — глядя на него, верилось, что он способен внимательно выслушать собеседника и правильно оценить сказанное.
— Чем могу быть полезен?
— Я хочу знать, что делать с иностранцем, — выговорил художник.
Полицейский уселся и принялся точить карандаш.
— Он нарушил закон?
— Нет, насколько мне известно.
— Тогда нас это не касается.
— А если он хочет стать гражданином Соединенных Штатов?
— С этим обратитесь в Иммиграционную службу. — Полицейский оглядел заточенный конец карандаша и улыбнулся Левериджу. — Пусть едет в Бостон.
— Ясно. А нельзя дать ему временный документ или чего-нибудь в этом роде?
— Я не уполномочен. Но ведь у него должны быть какие-то бумаги, иначе как же он попал к нам?
Поколебавшись, Леверидж сглотнул слюну и брякнул:
— На подлодке.
Полицейский уставился на посетителя.
— Вы что, смеетесь? На какой подлодке?
— Вы разве про русских не слыхали?
Глаза и рот полицейского широко раскрылись.
— Что за русские? Где?
— Ладно, расскажу с самого начала. Вчера вечером мы с Роли Гарни пошли…
— Вы говорите, на острове русские? — спросил, вставая, полицейский.
— Их всего несколько человек. Сейчас Норм Джонс с ребятами их выслеживают.
— Господи, нам-то почему не сообщили? — Полицейский схватил рацию и подул в микрофон. — Фрэнк, это Гарри. Слышишь меня?
Сквозь шум помех послышался голос:
— Валяй, говори, что там стряслось.
— Фрэнк, на острове русские! Тут один парень сообщил, что их целый отряд. — Гарри повернулся к Левериджу. — Где они?
— Где сейчас, не знаю, — отвечал художник. — Мне известно только, что они ищут лодку.
— Они, скорее всего, в районе гавани, — доложил Гарри. — А где ты находишься?
Сквозь щелчки и помехи прозвучало:
— Я возвращаюсь и подхвачу тебя. Двинемся вместе.
— Да где ты? — повторил Гарри.
— Если тебе не терпится знать, я хотел заехать… Ладно, неважно. Буду через две минуты.
Гарри положил микрофон, вынул пистолет и проверил обойму.
