Натаниэль Бенчли - Русские идут!
Прилив ожидался через полчаса. Капитан знал, что это его последний шанс. Невероятно, как их до сих пор еще не обнаружили. Капитан догадывался, что это случилось потому, что подлодка села на мель в отдаленной и необитаемой части острова. Но сейчас, при ярком свете дня, на берегу наверняка поднимут тревогу и нет надежды на то, что они сумеют уйти за то немногое время, что им отпущено. Он мысленно подсчитывал, насколько уменьшился вес лодки со времени последнего прилива: ушел отряд Розанова из девяти человек, каждый весит примерно килограммов по восемьдесят, итого семьсот двадцать, да оружие и боезапас отряда — килограммов десять, да надувная лодка — тридцать пять, следовательно, всего около восьмисот килограммов. Немного, если учесть, что водоизмещение подлодки — тысяча четыреста тонн. Но если выкачать запас пресной воды и выбросить за борт снаряды, оставив лишь несколько, тогда можно рискнуть. Мысль о потере воды была неприятна, но это был изрядный вес. Капитан наклонился и нажал кнопку внутренней связи.
— Лейтенанту Польскому — на мостик, — приказал он.
Через несколько секунд по трапу простучали шаги — лейтенант поднимался наверх. Сначала из люка появилась рука, потом туловище.
На людей, видевших его впервые, Польский производил жуткое впечатление. У него отсутствовала не только шея, но, казалось, и голова. Черты лица словно вырастали из небольшой выпуклости посередине плеч. Он редко носил фуражку — козырек чуть ли не утыкался в грудь, закрывая лицо, так что, когда требовалось быть одетым по полной форме, у лейтенанта Польского кружилась голова от недостатка свежего воздуха. Он не отличался особым умом, но и глупым его назвать было нельзя. Вся поступающая информация проходила у него через некий фильтр, расположенный в центре восприятия где-то в верхней части груди, откуда спустя некоторое время выходили ответы. Он был превосходный инженер и самый усердный работник на подлодке.
— Прибыл по вашему приказанию.
— Хорошо, — ответил капитан. — Я хочу, чтобы вы спустили всю пресную воду и сбросили весь боезапас, оставив по пять снарядов на каждую зенитку. Продуйте двигатели, через двадцать пять минут они должны начать работать.
Польский мигнул.
— Понятно.
— И еще, — добавил капитан, — когда включатся двигатели, пусть весь личный состав, свободный от несения вахты, соберется в помещении за торпедным отсеком. По моей команде будут перебегать к корме и обратно.
Польский понял, что хотел сделать капитан.
— М-м-м, — пробормотал он в раздумье.
— Знаю, это рискованно. Но если мы сумеем сместить центр тяжести, когда дадим задний ход, то наверняка снимемся с мели.
Польский еще секунду подумал, потом кивнул и исчез.
Капитан повернулся к вахтенным.
— Я буду в рубке, — сказал он. — Если вы что-нибудь заметите, повторяю, хоть что-нибудь, немедленно доложите мне.
Вахтенный, стоящий ближе всех, опустил бинокль и посмотрел на капитана налитыми кровью глазами.
— Есть!
— Да не опускайте бинокль! — рявкнул капитан. — Не прекращайте наблюдения ни на секунду! Ни на мгновение! Глядите в оба! — в голосе его звучали истеричные нотки.
Ошеломленный вахтенный отошел, а капитан спустился по трапу в рубку. Там было пусто. С нижней палубы доносились грохот сбрасываемого боезапаса и шум работающей помпы. Капитан уселся на место Золтана и взглянул на карту, разложенную на столе. Теперь он совершенно точно знал местоположение лодки и понял, что лишь чуть-чуть проскочил полосу глубокой воды, которая вела в гавань на другом конце острова. Именно там должен сейчас находиться Розанов с отрядом, и оттуда они должны возвратиться, если сумеют раздобыть буксир.
Спустя совсем немного времени звякнул внутренний телефон. Польский доложил, что пресная вода выкачана, боезапас сброшен с борта, а двигатели готовы к работе. Посмотрев на часы, капитан отозвался.
— Очень хорошо. Нужен рулевой на замену Крегиткину, двое на посту управления и двое в машинном отделении. Остальных — за торпедный отсек. Пусть ждут дальнейших инструкций. — Убедившись, что Польский передал его приказ по назначению, капитан продолжал: — Обе машины полный вперед.
По трапу он вновь поднялся на мостик.
Раздался рев двигателей, и из выхлопных труб потянулся серый дым. Капитан оглянулся, убедился, что за кормой чисто, потом крикнул в люк:
— Полный назад!
— Есть полный назад, — ответил рулевой и передвинул рычаги сигнализатора в нужное положение. — Все готовы.
Лодка задрожала, вокруг кормы вскипели белые буруны. Потом вода потемнела и ринулась вперед, вспениваясь и бурля вокруг корпуса. Капитан чувствовал, как подлодка напрягается в борьбе с песком, цепко держащим ее. Он вновь включил внутреннюю связь.
— Так держать, Польский. Готовьте людей к пробежке. К корме и обратно.
Капитан ждал. Подальше от подлодки блестящая вода была чистой и прозрачной. Она словно завораживала его, он не мог глаз от нее отвести. Волны вокруг поднимались и опускались, словно подчиняясь неведомому ритму. Вдруг ему показалось, что они двинулись вперед, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Подлодка, еще недавно застывшая, как бетонный пирс, словно оживала, по мере того как выходила на глубокую воду. Казалось, она воскресла и с удовольствием окунулась в родную стихию. Капитан наклонился вперед и крикнул:
— Обе машины стоп! Мы на плаву!
— Есть стоп, — отозвался рулевой. Широко ухмыляясь, он доложил: — Двигатели остановлены.
— Лейтенанта Польского — на мостик! — приказал капитан по внутренней связи, а рулевому сказал:
— Малый вперед. Курс ноль-два-ноль.
Тут ему пришло в голову, что этот новенький гораздо лучше справляется с обязанностями рулевого, чем Крегиткин, и он решил дать ему постоянное назначение. Он уже диктовал в уме приказ Розанову, но тут вспомнил, что Розанов и Крегиткин на берегу, а ему предстоит решить важнейший вопрос: уйти ли на восток в безопасные глубины океана или пойти на запад и постараться отыскать отряд Розанова. Безопасность подлодки была превыше всего, но покинуть девятерых человек на вражеской территории, не предприняв даже попытки их спасти, противоречило принципам чести морского офицера и шло вразрез с долгом командира. Однако поиск мог вполне окончиться захватом лодки врагами. Капитан попытался вообразить, как бы на его месте поступили высшие советские руководители, но вынужден был беспомощно развести руками. Он представил себе Хрущева в морской форме, и его чуть не стошнило. Ленин в его глазах был слишком легендарной личностью, чтобы решать сугубо практические проблемы, а большинство пришедших на ум других руководителей оказались либо покойниками, либо врагами народа. Вообще, советским руководителям было опасно подражать: в одно прекрасное утро можно проснуться и обнаружить, что ты подражал предателю, или уклонисту, или как там его обзовут в передовице в «Правде». Чем больше капитан думал об этом, тем больше его радость от освобождения из песчаного плена сменялась мрачной апатией, ибо он понимал, что наиболее правильное решение — выйти в открытое море, и немедленно. Из люка появился Польский. Капитан обрадовался ему как предлогу, чтобы избавиться от своих мыслей.
— Все отлично, Польский, — похвалил он. — Наша идея сработала.
Однако лейтенант, казалось, не разделял радости командира.
— Как сказать, — ответил он.
— Что вы имеете в виду? Мы же на плаву.
Польский пролез сквозь люк и огляделся.
— Да, плывем, — сказал он.
— А все благодаря смещению центра тяжести. Перебежки туда и обратно раскачали подлодку, и мы вырвались из песка.
— Возможно, так бы оно и случилось, — согласился Польский, — но дело в том, что люди не покидали помещения за торпедным отсеком.
— Что?
— Капитан, сами знаете, какие у нас там маленькие двери, просто какие-то дыры в переборке. Достаточно шагнуть…
— Сам знаю, какие там двери! Что произошло?
Польский прокашлялся.
— Люди попадали друг на друга у первой же двери, они слишком торопились. Гроткин разбил зубы о порог, Вышинский свалился на него и, по-моему, сломал ногу, Мусоргский оказался внизу всей этой кучи малы и придет в себя не скоро, а Братислав в истерике.
— Что с ним?
— Он спал и ничего не знал, а когда проснулся, увидел парней, лежащих друг на друге, услышал крики и шум и решил, что мы тонем. Скоро это пройдет. Громыко сейчас вдалбливает ему что к чему.
Капитан посмотрел на море.
— Я думаю, надо почаще устраивать учебные тревоги. Такие вещи не должны повторяться.
— Так вышло потому, что они торопились, — объяснил Польский. — В спешке всякое бывает.
Капитан хранил спокойствие.
— Сколько у нас горючего? — спросил он в конце концов.
— Около восьми тонн.
