Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы
Хаджи вынул из своего мешка целлофановый пакетик с мастом, Реза обмакнул огурец в кислое молоко, положил в рот и сказал:
— Пах-пах, какой огурец, какой маст! Жаль, жаль, жаль… К такому масту и к такому огурцу только одного не хватает…
Хаджи понимающе взглянул на Резу, склонил голову и пробормотал себе под нос:
— Да убережёт нас Аллах от греха… Мы затаили дыхание.
— Продолжайте вашу игру, ребята! Не попадайтесь в сети к шайтану,— добавил он.
— Уважаемый хаджи,— сказал Реза, широко, до ушей, улыбаясь,— вы, конечно, нас простите; ведь издавна сказано: «Пей вино, жги амвон, но не терзай людей[70]».
— Раз так, то уж ладно,— кивнул головой хаджи в знак полусогласия,— но беда в том, что вы, молодёжь, делаете и то, и другое, и третье.
Тут Реза, не дослушав до конца фетву[71], громко ударил в ладоши и радостно воскликнул:
— Ребята, хаджи разрешил! Да падут все болезни и несчастья нашего хаджи — этой светлой головы — на жалких ханжей.
С этими словами он полез в портфель, достал оттуда бутылку, и все сразу позабыли о картах.
— Итак, господа,— поёрзав на сиденье, сказал хаджи,— пока вы будете заняты своим делом, я немного пройдусь.
— Что вы,— прервал его Реза,—-если это вам неприятно, мы сейчас же уберём. Мы не посмеем вызвать ваше неудовольствие.
И, схватив бутылку, он попытался запихнуть её в портфель. Но хаджи вдруг запротестовал:
— Нет, нет! Не хочу быть вам помехой — занимайтесь своим делом. А карты вам не нужны?
— Нет,— ответили мы.
— Тогда дайте их мне, чтобы я тоже не скучал. Я хочу погадать.
Я поставил один чемодан на другой в центре купе, прямо перед хаджи, и тот принялся раскладывать такие мудрёные, «наполеоновские», пасьянсы, каких я в жизни своей не видывал.
Рюмки были подняты во здравие хаджи.
— Будьте и вы здоровы,— поблагодарил он нас.
Когда полбутылки было выпито, Реза предложил хаджи одну рюмочку.
— Нет, я не хочу вам мешать,— ответил хаджи, нахмурив брови.— Я этим не увлекаюсь, пейте сами, а то вам не хватит.
Реза проворно засунул руку в портфель и радостно проговорил:
— Нет, горбан, что вы! У нас ещё есть. Продолжая перекладывать карты, хаджи добавил:
— И к тому же я простужен.
— Так это ж лучшее средство от простуды,— поспешил я его заверить.
— А если мне будет хуже? — улыбнулся хаджи.— Я ведь никогда не пил, поэтому боюсь, что мне станет совсем плохо.
— Нет, не беспокойтесь, все будет прекрасно.
И хаджи сначала с отвращением, а потом с таким удовольствием стал опрокидывать рюмку за рюмкой, что дай бог ему здоровья. Ах, какой славный попутчик попался нам!
После третьей рюмки господин снял тюбетейку, после пятой— абу, после шестой он расстегнул рубашку, а после седьмой мы запели хором:
Ты дал мне водки, дай теперь рюмку вина,
Дал мне рюмку вина, дай теперь шампур с кебабом,
Берберский хлеб, о берберский хлеб!
Сангякский хлеб, о сангякский хлеб![72]
А хаджи начал в такт мелодии прищёлкивать пальцами… До двух часов ночи мы ели, пили и веселились. Хаджи рассказывал нам такие смешные истории и анекдоты, что мы чуть не лопались от смеха. И под конец он так разошёлся, что станцевал в нашем маленьком купе «танец живота». Одним словом, я не помню в своей жизни другой такой разгульной ночи.
Обычно поезд Мешхед — Тегеран подходит к Шахруду на рассвете. Оставалось не более одной станции до Шахруда, как вдруг хаджи спросил:
— У вас больше не найдётся выпить?
— Нет, горбан, было пять бутылок и все пять пусты.
— Ничего,— успокоил нас хаджи.— У меня есть бутылка коньяка. Будете пить?
— Отчего не выпить? Премного вам благодарны. Когда и эта бутылка была опустошена, хаджи сказал:
— Прекрасная была ночь. Бог даст — завтра у нас не будет болеть голова.
В это время вдали показались огни Шахруда.
— Уважаемый хаджи, похоже на то, что мы приближаемся к вашей станции,— сказал Реза.
— Вижу, вижу,— ответил тот, огладив рукой бороду.
— Как вы изволили сказать, вас будут встречать на вокзале,— проговорил Реза.— Не будет ли вам неловко оттого, что от вас пахнет водкой?
— Да, конечно, но думаю, они не почувствуют этого,— сказал хаджи, собирая свои вещи.
— Как же так, ага? Ведь после четырёх месяцев разлуки вас будут обнимать и целовать.
— Что-нибудь придумаем,— с улыбкой ответил хаджи, продолжая спокойно укладывать свои пожитки.
…А нам не давала покоя мысль, как же ага выйдет из положения. Ведь запах водки очень стоек.
Когда поезд прибыл в Шахруд, мы увидели, что около трёхсот человек, держа в руках газовые лампы, поджидают хаджи на платформе. Ага сошёл с поезда, и мы последовали за ним, чтобы посмотреть, какую сцену разыграет он и как выпутается из этой истории. Может, и нам будет чему поучиться у хаджи?
Как только хаджи-ага приблизился к толпе на расстояние пятнадцати метров и встречающие бросились к нему навстречу, он натянул абу на голову и, уткнувшись в неё лицом, произнёс:
— Господа, отойдите! Я не хочу брать греха на душу — у меня грипп. Прошу вас, отойдите. Грипп — болезнь заразная, господа. Очень благодарен вам за встречу.
И толпа, почтительно внимая словам хаджи, желая сохранить своё здоровье и не дать возможности аге совершить великий грех, расступилась. Несколько человек, которые знали, сколь опасен грипп, поспешно усадили хаджи в такси. Пока другие подбежали, чтобы отвести хаджи к встречавшей его машине, такси рванулось с места.
Через четверть часа над полутёмной станцией просвистел гудок, и паровоз с шумом сдвинул с места металлическую громаду вагонов.
Цветочные часы
В Ноуруз[73] позапрошлого года я надумал, воспользовавшись праздничными каникулами, вместе с семьёй отправиться в Шираз. Побывать в этом городе мне хотелось давно, поэтому уже за неделю до праздника я постарался закончить все неотложные дела и стал готовиться к поездке.
Праздничным утром мы сели в автобус. Вы себе не представляете, в каком восторге были дети от того, что вместе с отцом едут в Шираз! Я сам находился в отличном расположении духа и, чтобы придать путешествию ещё большую прелесть, всю дорогу рассказывал детям об исторических достопримечательностях этого древнего города — о саде Эрам, о Рокнабадском источнике, воспетом Саади и Хафизом, о величественном Тахтэ Джамшиде[74], о знаменитых гробницах Накше-Ростама[75], о базаре Вакиль… Дети даже заспорили, куда пойти сначала: то ли к Накше-Ростаму, то ли к Тахтэ-Джамшиду, то ли к Рокнабадскому источнику. В конце концов они договорились, что поступят так, как скажет отец, а я, видя, что все внимание их приковано к моей персоне, с важным видом приговаривал: «Уж я-то знаю, как быть. Я поведу вас в самые интересные места Шираза! На десять лет вперёд насмотритесь всяких удивительных вещей».
Путь наш лежал через Исфахан, но остановка там была короткая и город нам поглядеть не удалось. Мы только прошлись немного, снова уселись в автобус и наконец благополучно добрались до Шираза. Было около трёх часов ночи. А поскольку я в этом городе прежде не бывал и не нашлось никого, кто мог бы проводить нас в такой поздний час до гостиницы, пришлось нам коротать время до утра на автобусной станции. Спасибо начальнику станции — приютил нас в своей конторе. Рано поутру я отправился на поиски пристанища. После долгих расспросов мне удалось найти сравнительно недорогой, приличный отель, и я перевёз туда детей и вещи. Мы приняли душ, позавтракали, ребятишки мои принарядились, и мы двинулись навстречу долгожданным чудесам.
Так как я с Ширазом незнаком, то решил прибегнуть к советам моих дорогих соотечественников, ширазских старожилов, как говорится, понадеялся, что язык до Каабы[76] доведёт. Самое верное было обратиться к администратору гостиницы. Я заглянул к нему в кабинет, но администратор был по горло занят устройством постояльцев, нахлынувших в Шираз на праздники, и мне показалось неудобным отрывать его от дела. Мы вышли из гостиницы, и я остановил высокого господина в шляпе:
— Извините, ага. Мы впервые в вашем городе, приехали из Тегерана на несколько дней, но мне и детям очень хотелось бы осмотреть все достопримечательности Шираза и увезти приятные воспоминания о нем.
Я был наслышан об общительном характере и искреннем гостеприимстве ширазцев — и не обманулся. Господин очень вежливо и участливо спросил:
— А у тебя, приятель, машина есть?
