Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы
— Ну ладно, шутки в сторону, чай пить будешь? — не придавая значения его словам, спросил я.
— Да иди ты к дьяволу со своим чаем! — взорвался он.— Тысячу раз предупреждал тебя: прикуси свой болтливый язык! Держи его за зубами! Не болтай ерунды! Не послушался меня. Теперь пойди погляди, сколько шуму из-за тебя в городе!
— Из-за меня?
— А из-за кого же? Из-за меня, что ли?
Его возбуждение передалось мне. Видимо, действительно, что-то произошло, не зря же он так сильно взволнован. Но, с другой стороны, я ведь ничего предосудительного не делаю. Сижу себе тихо дома, заперев от страха перед ураганом окна и двери.
— А что же все-таки случилось? — спросил я.
— Что случилось?! Уполномоченные губернатора ходят по базару, собирают среди торговцев подписи и стряпают на тебя дело!
— Дело… на меня? А что я такого сделал?
— Подумай сам! Пораскинь мозгами! Что тебе, болван, за дело до того, какая погода в этом городе — беспросветный мрак кругом или яркое солнце?
Он произносил какие-то знакомые фразы. Где я слышал все это? Что бы это все могло значить?
— В чем, собственно, меня обвиняют?
— Знай, что составлена длиннющая петиция и все твои сограждане подписываются под ней. В ней говорится, что в нашем городе вообще никогда не дует ветер, что благодаря неустанным заботам господ губернатора, председателя муниципалитета и уважаемых начальников отделов наш город по своей чистоте и порядку не имеет себе равных. И тот, кто утверждает обратное,— предатель и враг. И все подписавшиеся требуют его немедленного привлечения к суду.
— То есть ты хочешь сказать, что все жители города требуют моего наказания?
— А что им остаётся делать? Мне самому тоже пришлось подписаться — другого выхода не было.
Я схватился за голову и стал мучительно думать, как найти выход из создавшегося положения.
— Ты где-нибудь о чем-нибудь болтал? — спросил мой друг.
— Нет! Разве в этом городе можно что-то болтать? Здесь от страха перед ураганом никто не решается рот раскрыть.
— Не писал ли ты кому-нибудь писем или открыток?
— Я постоянно пишу,— ответил я.— Но какое отношение имеет моя переписка к этим событиям?
— Не писал ли ты в этих письмах, что в городе свирепствует ураган, что жители задыхаются от пыли и песка?
— Да, в одном письме другу писал.
— Вот дурачок! Теперь сам расхлёбывай кашу, которую заварил. Это письмо как раз и попало в руки соответствующих органов, потом было переслано господину губернатору с требованием немедленного принятия мер. Теперь ты понимаешь, почему против тебя возбуждается дело?
— Что же ты мне посоветуешь? — дрожащим голосом спросил я.
— Не знаю, сам решай!
— Ну что же,— сказал я,— выходит, что, когда дует ветер, надо говорить, что ветра нет. Так, что ли?
На следующее утро за мной пришли двое в штатском и отвели к губернатору. Господин губернатор восседал во главе стола, по обе стороны от него разместились господа начальники полиции, жандармерии, отделов юстиции, финансов, просвещения, почты и телеграфа. Остальные руководители учреждений расположились здесь же, несколько поодаль от них… Присутствовали также наиболее уважаемые жители города. В комнате стояла гробовая тишина.
Господин губернатор жестом пригласил меня подойти поближе, вынул из папки какой-то листок и, протянув его мне, скомандовал:
— Возьми это письмо и прочитай его вслух!
Я узнал свой почерк. Это было письмо, посланное мной недавно другу. Как оно попало в руки соответствующих органов, для меня до сих пор остаётся загадкой. Я начал дрожащим голосом читать письмо и наконец дошёл до места, где было написано: «Не пожелаю и врагу своему жить в этом городе. Из-за этого проклятого урагана все ходят, зажмурив глаза, и никто не решается посмотреть вокруг или раскрыть рот и что-либо промолвить».
Тут господин губернатор подскочил и неистово закричал:
— Эй ты, такой-сякой! Скажи нам, кто только что читал вслух это письмо?
— Ваш покорный слуга,— ответил я.
— Как же ты смел, негодяй, утверждать, что в этом городе якобы никто не решается раскрыть рот?!
— Простите, господин.
— Что значит «простите»?! Скажи, ты видишь перед собой своих сограждан или ты слепой?!
— Вижу, господин.
— Как же ты смел, дурак, писать, что в этом городе никто не решается открыть глаза?!
— Простите, господин.
— Скажи на милость, здесь ветрено?
— Нет, господин… но…
— Что «но»?!
Я взглянул в окно. С улицы доносилось страшное завывание ветра, из-за пыли не было видно ни зги. Но в это время взгляд мой упал на начальника полиции, который от злости грыз свой длинный ус.
— Ну… говори же, что «но»?!
— Ничего, ваше превосходительство.
— Так ветрено или нет?!
— Нет, господин.
— Почему же ты написал, что у нас всегда бушует ветер?!
— Простите, ваше превосходительство. Больше никогда не буду писать никаких писем, господин… На этот раз простите меня, извините.
— Что?! После того как ты оклеветал всех нас, свёл на нет все наши заслуги, подорвал наш авторитет в глазах начальника, после всего этого изволишь просить прощения?!
Головы присутствующих закачались, словно у марионеток, подтверждая своё согласие с высказываниями господина губернатора.
— Ты видишь эту карту? — спросил губернатор, повернув свою короткую жирную шею в сторону висящей на стене карты.
— Вижу, господин.
— Как ты думаешь, что это за карта?
— Мне кажется, что это карта нашего города.
— Посмотри на неё внимательно и скажи, что ты там видишь по краям?
— По краям её нарисованы сосны, ели и другая растительность.
— А знаешь ли ты, что все это значит?
— Нет… Откуда же мне знать, ваше превосходительство?
— Это карта запланированных лесонасаждений. Они и должны будут преградить дорогу урагану. Понял ли ты это, дурак?
— Да, ваше превосходительство, понял.
— Ну а если ты все так хорошо понял, зачем же написал это письмо?
— По глупости, ваше превосходительство. Это я писал до разработки плана лесонасаждений.
Господин губернатор положил передо мной перо и бумагу.
— Изложи все это письменно! — скомандовал он.— «Наш город в результате неустанных забот господина губернатора и других ответственных лиц,— диктовал господин губернатор,— стал самым чистым, самым красивым городом земного шара. Благодаря усилиям вышеупомянутых господ вокруг города произведены зелёные насаждения и созданы специальные ветроотводные туннели. Поэтому здесь, кроме приятного весеннего дуновения, никаких ветров и ураганов не бывает».
— Написал?
— Да, господин.
— Теперь подпиши!
— Слушаюсь, господин!
— А теперь в присутствии всех господ и сограждан громким голосом повторяй за мной: «Долой предателей и подлых наймитов!»
— Долой предателей и подлых наймитов!
— Да здравствуют истинные попечители и отцы нашего города!
— …истинные попечители и отцы нашего города!
Затем господин губернатор, обратясь к секретарю собрания, продиктовал ему следующее решение собрания: «Поскольку обвиняемый при свидетелях признался в том, что письмо было написано им специально, чтобы опорочить перед лицом компетентных органов истинных благодетелей города, то в соответствии с пунктом «б» параграфа двенадцатого статьи 247 966 закона об ответственности за злостную клевету… но, учитывая чистосердечное раскаяние обвиняемого и применяя к нему максимум снисхождения, господа судьи постановили: обвиняемый в течение шести месяцев, три раза в день по часу, должен выкрикивать на центральной площади города лозунг: «Долой предателей!»
Меня охватило отчаяние. Комок подступил к горлу, и я не мог ни говорить, ни плакать. Судейская коллегия, а вслед за ней и я в сопровождении судебного представителя покинули зал. Оказавшись на улице, мы сразу же попали в такую песчано-пыльную бурю, что потеряли из виду друг друга. Ветер свистел и выл, не позволяя открыть веки и оглядеться вокруг. Мне хотелось кричать: «Господин губернатор, уважаемые судьи! Если это не ураган, что же это?»
Попутчик
…Не скажу точно, весной прошлого или позапрошлого года я ездил в священный город Мешхед, а когда собирался обратно, четверо моих друзей, у которых были дела в Тегеране, устроили так, что мы вместе отправились туда поездом… И вот впятером мы заняли шестиместное купе в надежде, что если к нам и подсядет шестой пассажир, то он тоже окажется человеком свойским и мы с ним поладим. От Аллаха не скроешь — не скрою я и от вас,— мои друзья в приятной, располагающей обстановке не откажутся пропустить рюмочку-другую. И вот поэтому накануне путешествия, чтобы не скучать в дороге, они купили две колоды карт и несколько бутылок водки. Как я ни увещевал их, что в общем купе пить не стоит, ведь шестой попутчик может вымазать неудовольствие, они не послушали меня. «Одно ясно,— сказали они,— шестым человеком не может оказаться женщина! Поскольку в железнодорожных кассах записывают, кому продают билеты, то уж они-то сообразят, что к пятерым мужчинам нельзя сажать женщину».
