Джером Джером - Томми и К°
— Я всегда считал, — сказал Клодд, — что женщина в качестве агента по рекламе — совсем неплохой вариант. При прочих равных ее, во всяком случае, за дверь не выставят.
— В конце концов все может быть, — задумчиво произнес Питер. — Женщины атлетического сложения, если так и дальше пойдет, могут освоить профессию вышибалы.
— И все же первой женщине-агенту должна улыбнуться удача, — заверил Клодд.
Помощник главного редактора навострила ушки. Однажды, давным-давно, помощник редактора умудрилась (в то время, как все прочие лондонские журналисты спасовали) взять интервью у одного знаменитого государственного деятеля. Этого помощник редактора не забывала, как не позволяла забывать и всем остальным.
— Мне кажется, я смогу обеспечить для вас рекламу, — сказала помощник редактора.
Редактор и директор-распорядитель ответили одновременно. Весьма решительно и твердо.
— Но почему? — воскликнула помощник редактора. — Ведь когда никто не смог пробиться к принцу, именно я взяла у него интервью...
— Знаем, слышали не раз, — оборвал ее директор-распорядитель. — Если бы я был твоим отцом, я бы никогда не позволил тебе этого сделать.
— Интересно, как я мог остановить ее? — вскинулся Питер Хоуп. — Она и слова мне не сказала.
— Нельзя было глаз с нее спускать!
— Глаз не спускать! Сперва заимейте собственную дочь, а уж потом и рассуждайте!
— Если заимею, — парировал Клодд, — то сумею с ней справиться.
— Каким это образом у старого холостяка появятся дети? — саркастически проговорил Питер.
— Предоставьте это дело мне. Я добуду вам рекламу до конца недели! — бубнила помощник редактора.
— Попробуй только, — отрезал Клодд, — я ее тут же выкину в корзинку!
— Но вы же сами сказали, что женщина в качестве агента по рекламе — неплохая идея! — напомнила ему помощник редактора.
— Очень возможно; но вовсе не обязательно, что ею окажешься ты! — отрезал Клодд.
— Но почему?
— Потому что нет, и все!
— Но если...
— Встретимся в типографии в двенадцать, — сказал Клодд Питеру и стремительно вышел.
— По-моему, он кретин, — заметила помощник редактора.
— Хотя это случается не часто, — заметил редактор, — но в данном случае я не могу с ним не согласиться. Гоняться за рекламодателем не женское дело.
— Да, но какая разница...
— Разница огромная! — сказал редактор.
— Ведь вы же не знаете, о чем я хочу сказать! — возразила помощник редактора.
— Я угадываю ход твоих мыслей, — парировал редактор.
— Но позвольте же мне...
— Я тебе и так позволил слишком много. Хочу начать с чистого листа!
— Я только хотела...
— Чего бы ты ни захотела, делать тебе это незачем! — объявил шеф. — Если меня кто-нибудь спросит, я вернусь в половине первого.
— Но мне кажется...
Однако Питера уже и след простыл.
— Вот все они такие, — чуть не плача сказала помощник редактора. — С ними бесполезно спорить. Чуть что-то начнешь доказывать, они немедленно за дверь. Меня это просто бесит!
Мисс Рэмсботэм рассмеялась.
— Ах, Томми, несчастная, униженная малышка!
— Можно подумать, что я не умею постоять за себя!
Подбородок Томми взмыл вверх.
— Мужайся! — сказала мисс Рэмсботэм. — Мне никогда в жизни никто не мог ничего запретить. Хотелось бы поменяться с тобой местами, но это невозможно.
— Да я бы непременно проникла к Джоуэту в контору и в пять минут вытянула бы из него рекламу! Я умею ладить с пожилыми мужчинами.
— Только ли с пожилыми? — осведомилась мисс Рэмсботэм.
Дверь отворилась.
— Есть здесь кто-нибудь? — послышался вопрос, и в дверь просунулась физиономия Джонни Балстроуда.
— Вы что, сами не видите? — взорвалась Томми.
— Это так, к слову, — пояснил Джонни Балстроуд, обычно именуемый Птенчиком, входя и прикрывая за собой дверь.
— Что вам угодно? — спросила помощник редактора.
— Ничего особенного, — ответил Птенчик.
— За ничем особенным не приходят в половине двенадцатого пополудни! — заметила помощник редактора.
— Что с вами такое? — полюбопытствовал Птенчик.
— Лопаюсь от злости! — призналась помощник редактора.
На младенческой физиономии Птенчика появилось сочувственно-вопрошающее выражение.
— Мы вне себя, — пояснила мисс Рэмсботэм, — поскольку нам не позволено мчаться на Кэннон-стрит, чтобы вырвать рекламу у старого Джоуэта, владельца мыльного производства. Мы убеждены, стоит нам надеть очаровательнейшую из своих шляпок, и Джоуэт против нас никак не устоит!
— Да и выбивать ничего не придется! — сказала помощник редактора. — Стоит мне войти к старику и изложить суть дела, как он сам выразит бурное желание помочь нам.
— А что, Клодда он видеть не хочет? — спросил Птенчик.
— Он никого не хочет видеть из тех, кто представляет какие бы то ни было новые издания! — ответила мисс Рэмсботэм. — Это я виновата. Я сдуру повсюду твердила, что старик падок до женских прелестей. Говорят, миссис Саркитт удалось добыть у него рекламу для «Лампы». Хотя, возможно, это и не так.
— Хотел бы я быть мыльным магнатом и раздавать рекламу направо-налево! — со вздохом сказал Птенчик
— Если бы! — откликнулась помощник редактора.
— Я бы всю рекламу отдал вам, Томми!
— Мое имя мисс Хоуп! — поправила его помощник редактора.
— Прошу прощения! — сказал Птенчик. — Я уж не знаю почему, но все зовут вас Томми. Меня прямо-таки тянет назвать вас Томми.
— Была бы крайне обязана, — сказала помощник редактора, — если бы эта тяга у вас прошла.
— Извините, пожалуйста! — сказал Птенчик.
— И чтоб больше этого не повторялось! — заметила помощник редактора.
Птенчик переминался с ноги на ногу, тщетно пытаясь хоть как-то привлечь к себе внимание.
— Что ж, — сказал тогда Птенчик, — я просто заглянул, и все. Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, — с благодарностью отозвалась помощник редактора.
— Тогда всего хорошего, — сказал Птенчик.
— Всего хорошего, — сказала помощник редактора.
С выражением полной безысходности на лице Птенчик медленно спускался вниз по лестнице. Большинство членов Автолик-клуба по крайней мере раз в день заглядывали сюда узнать, не надо ли чем помочь Томми. Некоторым из них везло. Всего лишь вчера Порсон — грузный, маловыразительный джентльмен — был направлен до самого Плейстоу справиться о состоянии поврежденной руки мальчика, подручного печатника. Юный Александр, чьи стихи некоторые просто не понимали, был командирован на поиски по всему Лондону дешевого издания «Архитектуры» Мейтлэнда. Вот уже две недели прошло с тех пор, как Джонни было поручено увезти отсюда неисправный орган; больше ему ничего не доверялось.
Испытывая горечь в сердце, Джонни завернул за угол на Флит-стрит. И столкнулся нос к носу с мальчишкой, несшим какой-то сверток.
— Извиняюсь... — мальчишка глянул Джонни в лицо и добавил: — ...мисс!
И, увернувшись от оплеухи, скрылся в толпе.
Птенчик, по причине своей младенческого вида физиономии, привык к оскорблениям подобного рода, однако сегодня это рассердило его не на шутку. Как же так, ему уже двадцать два, а усы все не растут! Ну почему он ростом всего около пяти с половиной футов? Ну почему судьба наделила его розовыми щечками, по случаю чего члены собственного клуба и прозвали его Птенчиком, а уличные мальчишки нагло заигрывают с ним? Почему даже голос у него звучал как мелодичное контральто и был бы впору... И тут его осенила некая идея. Она завладевала им все больше и больше. Проходя мимо парикмахерской, Джонни вошел.
— Вас постричь, сэр? — спросил парикмахер, накидывая на плечи Джонни простыню.
— Нет, побрить, — поправил Джонни.
— Прошу прощения! — сказал парикмахер, снимая простыню и вместо нее накидывая полотенце.
— Бреетесь, сэр? — осведомился чуть позже парикмахер.
— Бреюсь, — сказал Джонни.
— Славная нынче погода, — заметил парикмахер.
— Весьма! — кивнул Джонни.
От парикмахера Джонни отправился в Друри-Лейн к Стинчкомбу, костюмеру.
— У меня роль в одном комическом представлении, — пояснил Птенчик. — Прошу вас, подберите мне все, что нужно, для костюма современной девицы.
— Вы везунчик! — сказал владелец костюмерной лавки. — Есть набор прямо для вас. Только что привезли.
— Мне бы все необходимое, — сказал Птенчик. — От ботинок до шляпки. Корсет, нижние юбки, всякие их премудрости.
— Тут все, что положено, — заверил владелец лавки, вынимая содержимое из холщового мешка. — Примерьте!
Птенчику пришлось примерить наряд вместе с ботинками.
— Как на вас сшито! — воскликнул лавочник.
— Немного свободно в груди, — высказал сомнение Птенчик.
