Джером Джером - Томми и К°
Леди Мэри пожала руку, протянутую ей.
— Ах, конечно, — сказала леди Мэри, — какая я рассеянная! Ведь это же было в день моей собственной свадьбы! Прошу вас простить меня. Да, мы долго с вами беседовали. Теперь я вспоминаю.
Миссис Лавридж, чья старомодная учтивость являлась для нее предметом личной гордости, принялась знакомить леди Мэри со своими гостями и была несколько удивлена, что ее светлость, как оказалось, мало кого из них знала. Здороваясь с герцогом Уоррингтонским, ее светлость как-то странно улыбнулась. И лишь дочери герцога Уоррингтонского она заметила:
— Дорогая, вы так выросли с тех пор, как я видела вас в последний раз!
Как все и предполагали, приглашение к столу несколько задержалось.
За столом особого веселья не ощущалось. Джои рассказал всего одну историю; он рассказывал ее трижды, при этом дважды терял нить повествования. Лорд Маунт-Примроуз посыпал pate de foie gras[9] сахарной пудрой и ел его ложкой. Лорд Гаррик, выражаясь на смеси английского с шотландским, убеждал свою супругу перестать вести домашнее хозяйство, а лучше всего снять квартирку на Гауэр-стрит, поскольку, как он подчеркивал, это центральная улица. Там ей станут присылать обеды, и все проблемы будут решены. Поведение леди Александры показалось миссис Лавридж и вовсе неучтивым. Миссис Лавридж всегда отмечала в этой юной аристократке некоторую эксцентричность, но сегодня ее эксцентричность была прямо-таки несносна. То и дело леди Александра утыкалась лицом в салфетку и принималась трясти головой и раскачиваться, издавая странные, приглушенные звуки, как бы от нестерпимой физической боли. Миссис Лавридж вслух выразила надежду, что леди Александре не стало дурно, но леди Александра оказалась неспособной даже внятно ей ответить. Дважды за время обеда герцог Уоррингтонский вставал из-за стола и принимался расхаживать по комнате; и каждый раз на вопрос, не нужно ли ему чего-нибудь, герцог кротко отвечал, что ищет свою табакерку, и тут же снова садился. Казалось, единственным лицом, которое наслаждалось происходящим, была леди Мэри.
Дамы удалились наверх в гостиную. Нарушив долгое молчание, миссис Лавридж заметила вслух, дескать, как странно, что снизу из столовой не доносится веселый шум голосов. А объяснялось это тем, что вся мужская часть общества, будучи предоставлена самой себе, немедленно поодиночке и на цыпочках прокралась в кабинет Джои благо он находился на первом этаже. Раскрыв книжный шкаф, Джои вытянул оттуда аристократический справочник Дебретта, однако не обнаружил способности разобраться в нем. Сэр Фрэнсис принял справочник из его слабых рук. Прочая аристократия, сгрудившись в уголке, молча ожидала результата.
— Кажется, я наконец-то во всем разобрался, — провозгласил сэр Фрэнсис Болдуин. — Ну да, по-моему, теперь все безошибочно ясно. Она — дочь герцога Трурского, в пятьдесят третьем сочеталась законным браком с герцогом Уоррингтонским в церкви Святого Петра, Итон-Сквер. В пятьдесят пятом у нее родилась дочь, леди Грейс Александра Уорбертон Саттон, стало быть, девочке сейчас тринадцать лет. В шестьдесят третьем состоялся развод с герцогом Уоррингтонским. Насколько я понимаю, лорд Маунт-Примроуз приходится ей троюродным братом. Я же сочетался с ней законным браком в шестьдесят шестом в Гастингсе. На мой взгляд, более тесной семейной встречи мы и придумать не могли.
Воцарилось молчание; каждому сказать было особенно нечего. Дверь отворилась, и леди Александра (а попросту Томми) вошла в кабинет.
— Не пора ли вам, хотя бы частично, переместиться наверх? — сказала леди Александра.
— Я как раз подумывал, — произнес Джои, хозяин застолья, с грустной усмешкой, — не пора ли мне утопиться. Канал совсем рядом.
— Отложим это до завтра, — предложила Томми. — Я попросила ее светлость подбросить меня домой, и она пообещала это сделать. Эта женщина явно обладает чувством юмора. Подождите, пока я поговорю с ней.
Шестеро мужчин перешептывались, готовясь предложить некий совет, однако Томми в советах не нуждалась.
— Теперь отправляйтесь все наверх, — приказала Томми, — и постарайтесь быть полюбезнее. Она уезжает через четверть часа.
Шестеро притихших мужчин — впереди хозяин дома, в арьергарде оба супруга аристократки — устремились по лестнице наверх, при этом каждому казалось, что он вдвое потерял в весе. Шестеро притихших мужчин вошли в гостиную и расселись на стульях. Шестеро притихших мужчин пытались придумать, что бы такое сказать.
Мисс Рэмсботэм — как она после объясняла, пребывая в состоянии истерики, — подавляя клокочущие в груди звуки, подняла крышку рояля. Но единственное, что она могла вспомнить, была модная тогда в салонах песенка «Я зовусь Шампанским Чарли». Пятеро мужчин, лишь только она взяла последний аккорд, попросили ее сыграть еще. Мисс Рэмсботэм, еле владея истерически срывающимся голосом, пояснила, что, кроме этого мотива, никакого другого не знает. Четверо мужчин попросили ее снова сыграть тот же мотив. Мисс Рэмсботэм сыграла песенку второй раз, снабдив ее невольными вариациями.
Невозмутимый Уиллис возвестил, что прибыл экипаж леди Мэри. Компания, за исключением леди Мэри и хозяйки, с большим трудом сдержалась, чтобы не выразить бурный восторг. Леди Мэри поблагодарила миссис Лавридж за необыкновенно интересный вечер и предложила Томми поехать вместе с ней. Стоило леди Мэри уехать, как буйное веселье, опрометчивое по своей внезапности, овладело остальными гостями.
Спустя несколько дней экипаж леди Мэри снова подъехал к домику на Риджентс-Парк. По счастью, миссис Лавридж оказалась дома. Экипаж долго ожидал леди Мэри у дверей. После того как экипаж отъехал, миссис Лавридж заперлась одна в своей комнате. Младшая горничная сообщила кухаркам, что, проходя мимо двери, она различила звуки, выдававшие сильные чувства.
Через какое тяжкое испытание пришлось пройти Джозефу Лавриджу, никто так и не узнал. Несколько недель не появлялся он в Автолик-клубе. Затем мало-помалу, как и подобает с течением времени, все как-то образовалось. Джозеф Лавридж стал принимать своих друзей, друзья принимали Джозефа Лавриджа. У миссис Лавридж был лишь один недостаток: она с подчеркнутой холодностью держалась с титулованными особами, когда те появлялись в ее доме.
ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ
«Птенчик» пытается участвовать в деле
Публика тонкая и с хорошим вкусом утверждала, что журнал «Хорошее настроение» — самый блестящий, самый умный и самый литературный из всех журналов стоимостью в один пенни, какие только есть в Лондоне. Это необычайно радовало Питера Хоупа, редактора и одного из владельцев журнала Уильям Клодд, директор-распорядитель и совладелец журнала, пребывал по этому поводу в меньшем восторге.
— Нам следует поостеречься, — заметил Уильям Клодд. — нельзя, чтобы журнал получился чересчур умным. Золотая середина — вот идеал, к которому нужно стремиться.
Публика тонкая и с хорошим вкусом утверждала, что журналу «Хорошее настроение» более, чем всем остальным еженедельникам стоимостью в один пенни вместе взятым, требуется поддержка. Публика тонкая и с хорошим вкусом, во всяком случае некоторые ее представители, зашла настолько далеко, что стала этот журнал покупать. Питеру Хоупу в будущем грезилась слава и благосостояние.
Глядя по сторонам, Уильям Клодд заметил:
— Не кажется ли вам, шеф, что журнал у нас получается некоторым образом слишком элитарным?
— Почему вы так считаете? — спросил Питер Хоуп.
— Во-первых, исходя из тиража, — пояснил Клодд. — Притом, доходы за последний месяц...
— Если вы не возражаете, мне бы не хотелось слышать о доходах. Как-то не слишком приятно, когда при мне говорят о цифрах.
— Не могу сказать, что эти цифры и мне доставляют радость, — заметил Клодд.
— Все еще придет, — сказал Питер Хоуп. — Все придет со временем. Надо поднять публику до нашего уровня, в смысле образованности.
— Моя практика подсказывает, — сказал Уильям Клодд, — что как раз за образование публика склонна платить меньше всего.
— И что же нам делать? — спросил Питер Хоуп.
— Вам надо нанять секретаря, — ответил Уильям Клодд.
— Как может секретарь повлиять на увеличение тиража? — воскликнул Питер Хоуп. — К тому же мы условились, что в течение первого года будем обходиться без секретаря. К чему лишние расходы?
— Я не имею в виду секретаря в обычном смысле слова, — пояснил Клодд. — Я имею в виду парня, с которым, скажем, мне пришлось ехать в поезде до Стратфорда.
— И что же в нем такого замечательного?
— Ничего особенного. Он читал свежий номер «Дешевого романиста». У этого журнала больше двухсот тысяч читателей. И тот парень один из них. Он сам это сказал. Покончив с чтением этого журнала, он вынул из кармана номер «Самого дешевого шутника», а его тираж, как говорят, порядка семидесяти тысяч. Парень похохатывал над этим журнальчиком, пока мы не доехали до Боу.
