Сергей Романов - Байки под хмельком
— Прошу всех покинуть помещение номера, — строго сказал он.
— Это и мне касается? — с иронией спросил Дельцов.
— Если такой смелый, можешь остаться.
Все разбежались, а Дельцов, опираясь на косяк двери, продолжал наблюдать за действиями Лиходеева.
Капитан, тяжело вздохнул, и только теперь Дельцов заметил, как тряслись руки сапера. Основываясь на дедуктивном методе он понял, что «трясун» капитана был вовсе не от страха. А Лиходеев уже щелкнул замками и осторожно приподнял крышку. Даже издалека Дельцов увидел на дне дипломата шесть бутылок армянского коньяка и средних размеров будильник. Что-то ещё было завернуто в целлофановый пакет.
Лиходеев выразительно посмотрел на майора, будто спрашивая, что будем делать? В это время чей-то громкий голос сообщил Дельцову, что на вокзалах города было задержано четверо граждан с фамилией Пилипчук.
— Всех отпустить, — не оборачиваясь к информатору, после некоторой паузы бросил через плечо Дельцов и тут же, дабы избежать всяких кривотолков, повторил ещё раз, — Искренне извиниться и сразу же отпустить! Всех до одного.
Капитан саперной службы Лиходеев с благодарностью глядел в глаза майора милиции.
Чемоданчик на глазах у всего честного народа выносили с превеликой осторожностью. Выселенные из номеров постояльцы и персонал гостиницы смотрели на Дельцова и Лиходеева как на своих спасителей.
— Ордена им! — громко крикнул кто-то из толпы.
— Не надо! — тут же откликнулся Лиходеев и, пропустив в служебный «Уазик» Дельцова, осторожно поставил чемоданчик на сиденье. — Как-нибудь без орденов обойдемся.
Через несколько секунд машина скрылась, увозя от посторонних глаз майора милиции и капитана саперной службы.
— Етить, — только и сказала Михеевна и поплелась домывать шестьдесят шестой…
1999 г.
Или… или?
— Ну, голубь мой сизокрылый, выбирай: или бежишь за водкой, или направляешься на извлечение из озера трупа-слизняка?
Выбор перед молодым опером, лейтенантом Голубевым, был поставлен по-военному четко, и начальник городского отделения внутренних дел подполковник Сухой не сомневался, что его подопечный выберет роль гонца. Кому захочется бултыхаться в холодной осенней воде и вытаскивать на берег рыхлого, разложившегося жмурика?
Лейтенант после недолгой паузы протянул руку в направлении начальника:
— Давайте деньги. Сколько брать?
Подполковник, раскрасневшийся и похожий на дозревающий помидор, оглядел своих гостей, прокурора города и районного судью, и теперь уже перед ними поставил задачку на выбор:
— Ну, что, две или четыре?
Прокурор был за четыре, но судья рассудил здраво, как на процессе:
— Две — не хватит. А вот четыре — многовато. Три — в самый раз. Будет по году на каждого, — и довольный удачной шуткой, разразился откашливающим смехом.
— Одна нога здесь, — другая там! — приказал Сухой и вложил в ладонь Голубева сторублевую бумажку.
Лейтенант захлопнул дверь с другой стороны кабинета, а подполковник разлил оставшуюся в бутылке сорокаградусную влагу в три стакана и похвастался, кивнув в сторону исчезнувшего Голубева:
— У парня большое милицейское будущее. Талант, можно сказать!
Они выпили за молодое поколение работников правопорядка, и через несколько секунд лицо подполковника приняло цвет переспелого помидора.
На протяжении получаса судья и прокурор вспоминали свою молодость: ах, раньше, когда были силы и здоровье, они могли на двоих уговорить и четыре и даже пять поллитровок! Но что — они! Служил в прокуратуре в то время старичок-следователь, так тот рабочий день начинал с опрокидывания двухсотграммового стаканчика. К обеду — ещё одного. И не мешал ему алкоголь. Мало того, следователь считался лучшим по профессии в районе!
Наступала пора снова наполнить стаканы, дабы произнести тост за былые времена, троица, словно, сговорившись, перевела взгляд на настенные часы, а затем на двери, в проеме которых вот-вот должен был появиться будущее городской милиции — лейтенант Голубев.
Но прошел час, а Голубева все не было.
— Ну, где же твой талант? — с подозрением спросил прокурор.
— За такие дела — срок давать надо! — добавил судья.
— Щас заявится, — постарался успокоить гостей начальник УВД, но уже чувствовал, что с подчиненным случилось что-то неладное. До магазина ходьбы — десять минут. Обратно — столько же. По всем расчетам пузыри давно должны были стоять на столе. А голубь сизокрылый, словно в воду канул.
Прошло ещё полчаса. Судья и прокурор молча курили.
— Может по дороге случилось какое-нибудь происшествие, да мой Голубев по долгу службы…
— Какое, на хрен, может быть происшествие? — перебил подполковника судья, — Его же не на происшествие послали, а выполнять ответственное задание!
— Непорядок! — подтвердил прокурор и поднялся со стула. — Надо самим искать наше будущее.
Уполномоченные властью лица спустились на первый этаж, в комнату дежурного по городу.
— Голубев не объявлялся? — спросил подполковник Сухой у дежурного.
— Это молодой, что ли? — подобострастно поднял глаза на своего шефа дежурный.
— Да, лейтенант.
— Так вон он, в обезьяннике. С дружком.
— Как в обезьяннике? — в один голос удивились прокурор, судья и начальник УВД.
— А что с ними делать? Заявился пьяный, начал требовать у меня стакан. Я не дал. Ну, он и начал мне здесь права качать, пока я его в обезьянник не посадил.
Подполковник, стараясь держать равновесие, зашагал в сторону камеры предварительного заключения. Лейтенант Голубев, лежа на животе, мирно спал. Из заднего кармана выглядывал ствол табельного пистолета. Рядом, с початой бутылкой в руке, похрапывал парень в забрызганной грязью кожаной куртке.
Подполковник лягнул засовом, прошел в камеру и могучей рукой приподнял подающего надежды лейтенанта за воротник.
— Где водка, сволочь?
Голубев с трудом приоткрыл глаза:
— Водки — тю-тю, — и постарался развести руками. — Вот — одноклассника встретил. Выпили за встречу…
— Все три бутылки выпили?
— Обижаешь начальник! Четыре с половиной. — лейтенант кивнул в сторону парня в куртке, — Витек тоже две покупал.
Подполковник сплюнул, отпустил воротник подчиненного, и тот, словно тюфяк, шлепнулся на бетонный пол.
— Господа! — сказал Сухой, обращаясь к прокурору и судья, — Готов замять недоразумение в помещении общественного питания. Приглашаю вас в ресторан.
Лица друзей обволокла счастливая улыбка.
А подающего большие надежды лейтенанта Голубева через неделю перевели в другое отделение. Из городского в районное. Он хоть и талант, но нельзя сразу со студенческой скамьи запрыгивать так высоко.
1999 г.
Была не была!
Петя Градусник, с вытаращенными как у глубинного окуня глазами, нарисовался в сквере около лавочки. Кличку свою — Градусник — Петя получил за то, что все кто его знал, ни разу не видели Петю трезвым. Все время под градусом.
Честные люди, успев принять по сто граммов, теперь блаженно забивали «козла», от души треская по фанерному листу. Градусник взмахнул руками, звонко шлепнул себя по бедрам:
— Там! Та-ам та-ако-о-ое! Там — у-у-х!
— Что там? — Спросили друганы Градусника.
— Та-ам… В коммерческий магазинчик на площади кто-то бомбу подложил. У-у-ух!
— Ну и что?
— Как что? — Федя чуть было не подавился вопросом, — Бомба там! Сейчас ка-ак…
Он снова поднял обе руки вверх и тут же развел в стороны:
— Сейчас ка-а-ак жахнет. Вся площадь водкой умоется. В магазине же водки, коньяку и бормотухи всякой — ящики, ящики!
В подтверждении своих слов он пнут разорванной кроссовкой по ящику, на котором сидел один из доминошников.
— Но ты-то что волнуешься? Водкой тебя бесплатно все равно не угостят, а вот милиция в кутузку отправит как пить дать! Сейчас слетятся — только встречай. Площадь оцепят и всех без разбору в воронок, в воронок… Нет, Градусник, не хрен там делать, на площади.
В сквер влетел вой милицейских сирен.
— Эх! — чуть не плача, снова взмахнул руками Градусник, — Как жахнет, неделю вся округа будет перегаром дышать.
Он понимал, что на площади показываться опасно, но ноги сами двигались в сторону заминированного магазинчика.
Магазин был оцеплен, и продавцы в синих фартуках и такого же цвета пилотках стаяли за спинами милиционеров. Чуть ли не к каждому из них подбегал директор магазинчика, лицо кавказской национальности, и с мольбой в голосе твердил:
— Там же товару тысяч на двадцать. В долларах. Что делать?
— Саперов ждать, — без всякой жалости отвечали милиционеры.
