Григорий Волчек - Дедушка русской авиации
— Воскобойников не выдержал гонок?
— Возможно.
— Он не стучал?
— Нет.
Примерно такую же информацию Полторацкий получил и от своего тайного агента Лады. После обеда Полторацкий зашел в санчасть, навестил Володю и заглянул в кабинет начальника медслужбы, где в отсутствие супруга часто работала Немировская.
— Здравствуй, Наташенька!
Наташа всплеснула руками, обняла Гошу, поцеловала в губы.
— Упреждая личные вопросы, сообщаю — рад встрече, соскучился, чувствую себя отлично, практически здоров, готов к труду и обороне! Кроме того, у меня сегодня день рожденья!
— Я знаю.
— Откуда? Ах да, медкарта…
— Поздравляю тебя, желаю тебе всего-всего-всего самого-самого-самого, и как можно больше! Это тебе, носи на здоровье!
Наташа протянула Игорю целлофановый пакет со спортивным костюмом и коробку с баскетбольными полукедами.
— Это — единственная одежда, которую сейчас тебе можно носить, помимо формы.
— Ну, Наталья, удружила! Спасибо тебе, милая, и еще пламенный физкультпривет! Разрешите чмокнуть в щечку?
— Разрешаю.
— Наташа, в пятницу я собираюсь отпраздновать свой день ангела здесь. С тобой, Гиддиговым и Рифкатом. Имей в виду.
— Имею.
— Я бы и сегодня не прочь, но, увы, день скорби.
— Да, кошмар! Я присутствовала на осмотре тела — совсем еще ребенок. Отчего он повесился?
— Отчего в армии караси вешаются?
— Его били? У него синяки на ногах.
— Наташа, я не знаю, я только что из госпиталя. При мне к нему даже не прикасались.
Имя, фамилия, отчество
После обеда в казарме появились двое штатских. Один из них, юркий маленький человечек, сновал по казарме, опрашивал очевидцев, рыскал по запасному выходу. Рядом с человечком ходил фотограф — толстый, вальяжный мужчина. Своим «Зорким» с фотовспышкой он снимал все, на что указывал тонкий палец человечка. Затем шустряк обосновался в канцелярии и стал поочередно вызывать к себе свидетелей, включая Полторацкого.
— Проходите, садитесь. Фамилия, имя, отчество?
— Полторацкий Игорь Константинович. А ваши?
— Что — ваши?
— Имя, фамилия, отчество? С кем имею честь разговаривать, если не секрет, конечно.
— Следователь военной прокуратуры капитан Дроздов Павел Владимирович.
— Очень приятно, Павел Владимирович. А почему вы в штатском, товарищ капитан?
— Так удобнее работать. Должен заметить, что здесь вопросы задаю я.
— Не знаю, не знаю. Наши контакты пока юридически не оформлены.
— Вы юрист? Студент, или после вуза?
— Я — младший сержант Советской армии. Кроме того, в личном деле подробно изложена моя скромная биография.
— Товарищ младший сержант. Я вызвал вас сюда на допрос в качестве свидетеля. По факту смерти Воскобойникова возбуждено уголовное дело, мною ведется следствие. Допрос в соответствии с УПК РСФСР будет оформлен соответствующим протоколом. Вас это устраивает?
— Устраивает.
— Тогда приступим. Расскажите, пожалуйста, все, что вам известно о происшедшем? Что вы знаете и можете сказать о личности покойного Воскобойникова? Ваша версия его гибели — причины, мотивы, основания?
Полторацкий вкратце рассказал обо всем, о чем считал нужным.
— То есть, ночью вы выходили в туалет и видели там Воскобойникова. Соответственно, вы были последним, кто видел Воскобойникова?
— Возможно.
— Во сколько это было?
— В 03.06.
— Почему так точно?
— Я смотрел на часы.
— Вам не показалось странным поведение Воскобойникова?
— Нет, нисколько. Человек спокойно курил у окна.
— Кто может подтвердить факт вашей встречи с Воскобойниковым?
— Никто. Дневальный, увы, спал вопреки уставу. Ну, а остальная ТЭЧ спала в полном соответствии с уставом и распорядком дня. Хочу заметить, товарищ следователь, что я намеренно рассказал вам о встрече с Воскобойниковым, хотя этот факт не в мою пользу. Этим я хочу показать свою предельную искренность. Как говорится, следователю рассказывают или все, или ничего. Я рассказал вам все.
— Спасибо, гражданин Полторацкий, я оценил вашу правдивость, эрудицию и логику изложения. Ваша версия происшедшего?
— Самоубийство.
— Почему именно самоубийство?
— Потому что никто Воскобойникова не вешал, он сам повесился на этой чертовой веревке. Типичный армейский суицид.
— Мотивы самоубийства?
— Служба в Советской Армии.
— И только?
— И только.
— Почему же вы тогда не вешаетесь?
— Все люди устроены по-разному. Такие как я, как правило, сами себя не убивают. Воскобойников же, по-видимому, был тонко устроен, и потому не смог жить в аномальной среде. Кроме того, в нем, возможно, были гены самоубийства.
— Об аномальной среде — поясните, если можно.
— Можно. Вам как юристу, наверняка известны первые строки американской Декларации независимости: «Каждый человек от рождения является свободным и имеет некоторые неотъемлемые права, включая право на жизнь, свободу и стремление к счастью». Грамотно излагал старик Джефферсон, ничего не скажешь. Если брать что-нибудь поближе к нам, пожалуйста: «Человек рожден для счастья, как птица для полета» — Максим Горький. В армии свободы и счастья нет, а есть служба — так называемый «священный долг» и так называемая «почетная обязанность». Раньше, видимо, люди были почестнее, и эта бодяга называлась «воинской повинностью». Повинностью! Так что, все мы, по сути, без вины виноватые, жертвы армейского Молоха, системы принудительной службы и принудительного, заметьте, труда — бесплатного, зачастую бессмысленного, иногда очень тяжелого, иногда очень противного. Я имею в виду, например, уборку говна в солдатском сортире. В общем, все это очень хреново, особенно на фоне затяжной полярной ночи. Где солнце? Запарился народ без солнца.
— Солнце появится через несколько дней. Теперь, пожалуйста, о генах.
— Гены — более спорная категория. Я прочитал где-то о гипотезе одного ученого. Суть ее в том, что в каждом человеке есть гены самоубийства. У большинства людей эти гены содержатся в малых количествах. Но есть такие граждане, у которых концентрация этих генов гораздо выше предельно допустимой нормы. При любом удобном случае такие люди убивают себя.
— Что значит — при любом удобном случае?
— Это значит при любом. От самого уважительного — скажем, личная трагедия, смерть близкого человека, тяжелая болезнь, и так далее, и до самых мелких. Могу рассказать реальный случай — мужику нахамили в автобусе, а он после этого взял и выбросился с двенадцатого этажа. В данном случае, по-видимому, накапливался депресняк, а затем произошел некий всплеск — и привет.
— Как вы считаете, непосредственный повод для самоубийства у Воскобойникова был? Как у того мужика, которому нахамили?
— До вчерашнего вечера я был в госпитале, поэтому насчет повода не знаю.
— А этим поводом не могла быть ваша встреча в туалете?
— Нет. Когда я зашел в ватерклозет, Воскобойников задумчиво курил у окна и на меня даже не посмотрел. У меня тоже к нему вопросов, жалоб и предложений не было. Я помочился, вышел, лег в койку и заснул. Каюсь — руки не вымыл, ибо находился в сомнамбулическом состоянии. Для справки — за все время совместной службы с Воскобойниковым я его и пальцем не тронул, слова кривого ему не сказал. Он был тихоней, а я всегда считал для себя недостойным обижать таких людей. Они же безответные, безропотные. У меня в этом отношении принцип действует железно.
— Вы говорите, Воскобойников был тихоня, безответный. Но как у него хватило силы воли, характера на такой поступок? Ведь самоубийство — это поступок, не так ли?
— Согласен. О генах я сказал, теперь — о силе характера. У каждого человеке есть потенциальные возможности, которые реализуются только в критических, экстремальных ситуациях. У Воскобойникова, по-видимому, был необходимый волевой потенциал. Кроме того, недаром говорят: «в тихом омуте черти водятся».
— Излагаете вы очень убедительно, но…
— Я знаю, что вы хотите сказать. Умник всегда немного подозрителен. Но прикидываться дурачком как-то западло.
— В таком случае у меня к вам больше вопросов нет. Подпишите протокол, пожалуйста.
Следователь пододвинул Игорю почти пустой листок, где были записаны только анкетные данные Полторацкого и несколько формальных вопросов и ответов.
— А где все остальное?
— Остальное не нужно. Я уверен, что вы здесь абсолютно ни при чем.
Новый порядок
Ночью Полторацкий поднял ТЭЧ.
— Деды, черпаки, караси, духи — подъем! Кобыхнов, Лада, Жужгов и Бегичев — спать!
ТЭЧ поднималась и строилась неохотно. Некоторых пришлось персонально сбрасывать с коек и вталкивать в строй.
