Виктор Суворов - Золотой эшелон
Бирюкова читала все протоколы допросов, не поручая анализ никому.
«Я, Хиндеев Сергей Иванович, опознаю свою записную книжку с записями доходов и расходов. Признаю, что шифровал записи, так как нарушал социалистическую законность и боялся разоблачения. По шифрованным записям могу показать следующее.
За семь месяцев работы в кооперативе «Москва» я лично дал взятки 65 должностным лицам в виде:
советскими рублями — 565 000,
американскими долларами — 580,
коньяку — 89 бутылок,
импортными презервативами — 204 пачки по 5 штук,
журналами Playboy — две годовые подписки,
кофе растворимый — 16 кг.
Имена должностных лиц берусь восстановить по записям.
Я также вел торговлю марихуаной с ташкентским кооперативом «Горный воздух».
Принимал участие в строительстве подпольного спиртзавода в Переделкино, на даче бывшего поэта Кукушенко.
Содействовал митрополиту Фимену в продаже икон из Донского монастыря за границу».
Бирюкова пробежала глазами шесть машинописных страниц показаний. По всему было видно, что Хиндеев до смерти напуган и сознается во всем. По делу «Мыло» его показания были краткие: он заключил с Россом договор на посредничество при обмене двадцати тонн туалетного мыла на предметы антиквариата. Курс обмена — по обстоятельствам и по договоренности. Как посредник Хиндеев получает десять процентов и обязуется принять мыло на склад кооператива.
Кооператив «Москва» кололся весь. Только бухгалтер сперва запирался, что быстро прошло после личной беседы с майором Банабаком. Показания остальных членов кооператива совпадали с хиндеевскими. Анализ узла подслушки камер ничего принципиально нового не дал.
Бирюкова уже взяла телефонную трубку, чтоб отдать приказ о прессовом воздействии на подследственных с применением амиталкофеиновых растормаживающих, но передумала. Внутренний голос чекиста подсказал ей: кооперативщики невинны. Они действительно принимают «Мыло» за мыло. Ни резиновая камера, ни «четыре копыта», ни даже «андроповские трусы» тут ничего не дадут, а, напротив, усложнят следствие. Валя знала, что полусумасшедший от ужаса подследственный, которому нечего сказать, начинает, как правило, выдумывать небылицы — и невольно пускает дело по ложному следу.
Раз кооперативщики ничего не знают — надо браться за Хардинга. Бирюкова вызвала по селектору заведующего группой интердевочек.
— Где сейчас находится Лина?
— В гостинице «Украина», с вице-президентом фирмы «Nike».
— Как только удастся извлечь ее из-под контакта — немедленно ко мне.
— Есть.
Лина по кличке Лань была гордостью группы интердевочек.
Помимо безупречной фигуры и невинного личика, у Лани было образование. Она лопотала на четырех языках, могла поддержать беседу хоть о компьютерах, хоть о музыке, а уж слушать собеседника умела так, как Дейлу Карнеги и не снилось. Строго говоря, держать такой кадр в группе интердевочек было почти преступлением: Лань с ее умом и цепкой хваткой способна была на большее. Но именно поэтому Бирюковой совсем не улыбалось видеть ее в своих сотрудницах. Очаровательная женщина в Первом главке одна, и это — Валя Бирюкова.
Лань, свеженькая, как из душа, вошла в кабинет.
— Все хорошеешь, деточка! — сказала Бирюкова совершенно искренне.
— Ну что вы, Валентина Сергеевна… — вполне натурально засмущалась Лань. Четырнадцатилетняя девочка, услышав первый в жизни «взрослый» комплимент, не могла бы трогательнее вспыхнуть.
— Вот объект, — сказала Бирюкова, протягивая Лани пачку фотографий Хардинга. — Вот тысяча долларов на расходы, распишись. Как снимешь его, вези на «Папину дачу». Сегодня готовься, а завтра с утра тебя выведут на нужное место. Контакт с группой обеспечения в восемь ноль-ноль.
Валентина разъяснила Лани задание и напоследок улыбнулась:
— Внеочередной комплект нижнего белья получи сегодня на складе у Трофимыча, я ему позвоню. Все понятно?
— Так точно, Валентина Сергеевна.
— Можешь идти.
Бирюкова проводила легонькую фигурку взглядом. И как эти девчонки делают, что у них — никаких кругов от бессонницы под глазами!
Бывают же такие чудесные дни, черти б их побрали! Погода — как будто ее специально заказывал Вилли по своему вкусу, недурная дорога (что вообще-то нечасто бывает даже в окрестностях Москвы), запись новой русской рок-группы — безо всяких скидок будет изюминкой на сегодняшней гулянке… Он доедет до Серебряного Бора за полчаса, транспорта совсем немного. А там, на даче американского посольства, сегодня будет масса народу, жареные сосиски, веселье, выпивка… И конечно же там будет Анна с потрясающими своими ногами и бюстом, но, по закону подлости, — и со своим женихом из Сан-Франциско. Ничего не скажешь, вовремя приехал! До чего обидно.
Вилли притормозил у светофора, и тут его тряхнуло. Серенькая «лада», ехавшая следом, уткнулась в задний бампер его «форда». Чертыхнувшись, он вылез из машины разбираться. Из «лады» навстречу ему выпорхнула виновница, с заранее умоляющими глазами, в черном платье с разрезом вдоль правого бедра. Взгляд Вилли рикошетом проследовал от разреза к помятому бамперу, а потом обратно. В конце концов он решил быть непреклонным:
— Какая неприятность. Нужно вызвать полицию.
При этих словах губы девицы задрожали.
— Умоляю вас, что угодно, только не милицию! Вы же иностранец! Меня за это посадить могут! Вы американец, да?
Вилли приосанился. Блондинка быстро залопотала на вполне приличном английском:
— Давайте отъедем отсюда поскорее. Тут рядышком дача моего отца, он в командировке в Египте. Но машину вам починят, не беспокойтесь. Ах, какая же я растяпа! Не губите меня, пожалуйста! Клянусь, через сорок минут у вас будет новый бампер. Только не надо милиции! У вас такие добрые, смелые глаза!
И тут она взяла его за руку.
Впоследствии Вилли клялся сам себе, что всему виной было шампанское, которое Лина (так звали его новую знакомую) мгновенно извлекла из холодильника, привезя его на дачу. Дача произвела на Вилли впечатление. Там даже был бассейн с бурлящей водой.
— Ваш отец, наверное, член правительства?
— Он из простых рабочих. Сейчас, правда, занимает ответственный пост. У нас многие так. Говорите мне «ты», Вилли, пожалуйста…
Разговор с помятого бампера быстро перешел к темам более приятным и интересным — таким как гадание по руке и форме черепа. Лина, склонясь над ладонью Хардинга, с поразительной точностью описала его прошлое, а затем, ощупав его лоб и затылок, тонко подметила его железную волю и умение нравиться женщинам.
Следующим пунктом программы конечно же оказалась постель. Тут видавший виды Вилли совсем уже забыл и о бампере, и о вечеринке в посольстве. Какая девочка, елки-палки, какая девочка! Говори по-русски, малышка, я люблю, когда говорят по-русски…
Наградив его еще одним поцелуем, Лина промурлыкала:
— Ты ведь не думаешь, что я из КГБ?
— Конечно нет, бэби. Это все сказки для дураков. Еще, мой зайчик, еще… О, как хорошо!
— А почему вы так уверены, мистер Хардинг, что я не из КГБ?
— Откуда ты знаешь мою фамилию?
— Мы все про вас знаем, мистер Хардинг. А чего не знаем — вы сейчас мне уточните. Только без истерик, пожалуйста!
Лина прошлась по комнате и щелкнула пальцами. Как по волшебству, экран стоявшего в углу телевизора ожил, и Вилли увидел на нем себя и ее. Господи, в каком виде!
— Не хотите ли выпить, господин дипломат?
Вилли запоздало натягивал на себя одеяло, а Лина продолжала:
— Да что вы так разволновались? Дело житейское. Мы можем с вами сделать маленький бизнес. Продадим этот фильм в Швецию, к примеру. А может, и Голливуд заинтересуется… Смотрите, какое качество съемки — пальчики оближешь! А может, и ваша супруга захочет иногда проглядывать его перед сном, а?
Вилли застучал зубами по протянутому ему стакану.
— Ладно, мальчик, не дергайся. На твое счастье, я действительно работаю на КГБ, и лишний шум нам не нужен. Расскажи мне все, что знаешь, о Поле Россе и о грузе, который он везет. И никто ничего не узнает.
— А какие у меня гарантии? — сообразил все же спросить Вилли.
— Здесь вопросы задаю я! — обдала его Лина презрением и, предупредив, чтобы Вилли не вздумал врать, начала задавать вопросы.
Не прошло и получаса, как Лина провожала совершенно расстроенного Вилли к машине. Погнутый бампер был заменен на новый. На прощанье она обняла его и поцеловала в губы:
— Мы еще встретимся, мой дорогой. В постели ты просто великолепен. Пока.
Санек, скучая, созерцал, как вот уже второй час хозяин большой московской квартиры Боря Камнев показывает Вилли свою коллекцию.
— Эта серебряная сахарница, — пел Боря, — работы самого Фаберже. Вы посмотрите, какие линии, что за форма! А это Малевич. Этюд маслом. Колорит, колорит каков! Набросок гения!
Вилли непонятно для каких причин постучал по холсту пальцем.
