Владимир Огнев - Кузьменко меняет профессию
Идем в ту самую комнату, где молодожены в будущем счастье расписываются, а свидетели своими росчерками им это счастье гарантируют. Хотя гарантия, между прочим, срока не имеет.
Солидная дама невесте с женихом вопросы задает. Потом гербовую бумагу им протягивает.
Стас и Оксанка, невеста, к столику подошли, перья вечные взяли… И тут Стас вдруг рассердился. И этой солидной даме говорит:
— Что это у вас здесь творится? Что это за столик такой неудобный? Почему такой маленький? Теснотища! Седьмой раз расписываюсь, а такого безобразия еще нигде не видел. Не могу я за таким столиком свое счастье подписью скреплять!
Ну, все растерялись немножко. Верка, свидетельница, корзинку на пол уронила. Оксанка плакать начала. А Стас кричит уже:
— Я этого безобразия так не оставлю. Я вам покажу! Дайте жалобную книгу!..
Оксанку я у выхода догнал.
…А вчера у нас сын родился.
Кузьменко меняет профессию
— Тэк-с, тэк-с, Кузьменко… Все-то у тебя хорошо, все-то у тебя подходяще, — скорее с удивлением, чем с удовольствием произнес Семен Семенович Полупанов и строго взглянул на стоявшего перед ним скромного молодого человека.
Кузьменко потупился. Семен Семенович перевернул очередную страничку тощего личного дела и вновь углубился в чтение. Читал управляющий вдумчиво, со вкусом. Вдруг потянулся к карману, извлек и нацепил на нос очки.
— А это что? Выговор? Тэк-с… «затянул подготовку документации по ремонту важного объекта — бани № 2, за что райконтора критиковалась в газете…» Хм… Как же я тебя, Кузьменко, в трестовский аппарат возьму, если ты на низовке так себя показал, если ты… это… не оперативный?
— Семен Семенович, газета же выступила. Надо же было на кого-то удар отвести. Найти, как бы сказать, козла отпущения.
— Козла, говоришь? Какого козла?
— Отпущения.
— А… ну-ну… Тэк-с, значит…
Сдвинутые на лоб очки привычно опустились на место. Семен Семенович продолжал читать. Со вздохом сожаления перевернул последнюю страницу и, прихлопнув пухлой ладошкой серую папку, решительно сказал:
— Ладно, Кузьменко. Беру я тебя в аппарат. С испытательным сроком. Вот тебе докладная заведующего парикмахерской «Улыбка». Жалуется на тесноту, на неудобства. Просит… э-э-э… рекон-стру-ировать. Вот. Через три дня доложишь соображения.
— Семен Семенович, эта же парикмахерская рядом, за углом. Я там час назад брился. Тесно. Неудобно. Горячая вода не подведена. Действительно надо реконструировать.
— Ишь ты быстрый. Порядок должен быть. Ты вникни, изучи. Через три дня д о л о ж и. Все.
За час Кузьменко «для порядка» тщательнейшим образом обследовал помещение «Улыбки», познакомился со всеми, кого там застал: от заведующего до ленивого общественного кота Фантомаса. Еще полчаса, ловя на себе недоуменные взгляды новых сослуживцев, старательно выводил буквы, составляя заключение о необходимости реконструкции. Затем вновь предстал перед Семеном Семеновичем.
— Ты что? — удивленно сказал управляющий. — Порядка не знаешь? Иди в ОКС, пусть Пал Палыч завизирует.
Через три дня Кузьменко поймал очень занятого Пал Палыча в буфете и получил желанную визу.
— Что это? — брезгливо отбросил заключение Семен Семенович. — Ты даже у Степана Степановича не был? Как же без КУКСа?
Кузьменко поехал к КУКС. И аккуратно ездил туда по утрам неделю, пока, наконец, получил визу тоже очень занятого Степана Степановича. Потом Кузьменко бегал в РОКС, ПОКС, УТС…
Через два месяца его вызвал управляющий. Перед Семеном Семеновичем лежал номер газеты с критической заметкой об «Улыбке». О том, что там тесно, неудобно.
— Вот видишь, Кузьменко, — грустно сказал Семен Семенович. — Ругают нас. А все из-за тебя. Увольняю я тебя, Кузьменко, не выдержал ты испытательного срока. Иди.
Кузьменко пошел к двери.
— Да ты не переживай, — крикнул ему вслед Семен Семенович. — Не переживай, я тебя не оставлю. Ты в трест столовых иди, к Ивану Фроловичу. Я ему тебя уже рекомендовал. Он тебя к себе берет. Этим самым… э-э-э… как ты говорил… козлом отпущения.
Апрель
(Почти фенологические заметки)
Апрель… апрель… Снег, совсем недавно серебром сверкавший под весенним солнцем, исчезает. Все в природе приходит в движение. Возвращаются с юга перелетные птицы, летят и первые «шабашники». На днях группа местных тунеядцев завербовалась для работы на севере и, получив подъемные, вылетела… в Сочи. Футболисты пока остаются в южных краях: время их перелета еще не пришло.
Пробуждаются после зимней спячки медведи, ежи и другие обитатели лесов и полей, дружно включаясь в сезонную работу. Люди не везде следуют этому примеру: еще стоит сонная тишина в некоторых мастерских по ремонту сельхозмашин; сладко спит группа хозяйственников, упорно считающих, что лето «за горами» и с подготовкой к нему можно не спешить; продолжают безмятежно похрапывать лодыри, не тревожимые равнодушной администрацией. Кое-кому из студентов начинает сниться приближающаяся сессия.
Чуден воздух в апреле: он напоен радостью, весельем, любовью. Озорно чирикают воробьи, купаясь в лужах. Ласково воркуют голуби. Радостно улыбаются мужчины: откладываются до осени заботы о добывании пыжиковых, ондатровых и других, памятных по старым фотографиям, добротных зимних шапок. Самые находчивые влюбленные дарят девушкам первые подснежники — и девушки тоже улыбаются, ценя при этом не только находчивость…
В апрельские вечера трудно пройти по городу, не натолкнувшись в любом затемненном уголке на влюбленную пару. Зимой они прятались в подъездах жилых домов, греясь у батарей центрального отопления и мечтая о вечерних молодежных кафе. Сейчас они бродят по улицам, паркам, скверам и мечтают… увы!.. о том же.
Апрель — время смены нарядов. Пушные зверьки меняют блестящие и теплые зимние шубки на летние, облегченные. И тем самым теряют привлекательность для охотников. Женщины сбрасывают шубки вообще, но ничего от этого не теряют. Только бюрократы верны своей собственной моде: круглый год они одеты в броню равнодушия к людям. Эта одежда снимается лишь тогда, когда «снимают» ее владельца.
Оживленнее становится на городских улицах, в такие дни не только пенсионеров манят прогулки. С треском распахиваются двойные, заклеенные на зиму рамы, ревнители поп-музыки, выставив магнитофоны на подоконники, спешат возвестить о своих вкусах соседям и прохожим. Оживление и в некоторых бухгалтериях: порхают по столам акты на списание и накладные на выдачу спирта-ректификата. Апрель — междупраздничный месяц, а по не выясненным наукой причинам в такие периоды расход спирта и в технике и в медицине резко увеличивается.
Городские дворы покинули зимние гостьи — сороки. На смену им на пригреваемых солнцем скамеечках прочно обосновались любительницы и любители посудачить. Социологи отметят: скорость распространения слухов в апреле возрастает.
В автобусах и троллейбусах реже стали встречаться «зайцы» — стало тепло и, заботясь о здоровье, часть из них перешла на пеший способ передвижения.
В апреле вскрываются местные водоемы, и скоро предприятия рыбкомбината приступят к интенсивному лову. Значит, в ближайшем будущем на прилавках наших магазинов появится кальмар тихоокеанский и (чем черт не шутит!), может быть, сельдь атлантическая.
Апрель — месяц замечательный. Не зря же он открывается самым веселым днем в году — Днем смеха.
Случай в деревне
Заведующему клубом Никодиму Степановичу Филькину-Лимонову было жарко и тоскливо. Он вытер потное лицо зеленым, в разноцветных чернильных пятнах сатином, покрывавшим стол, откинулся в массивном кресле. Работать в такую погоду, как впрочем и в холодную, Никодим Степанович не любил. Но полмесяца назад отправил в район обширнейший отчет, частично высосанный из пивной кружки, частично взятый с потрескавшегося грязного потолка. Ожидание оргвыводов навевало грусть.
Рассматривая пустую бутылку из-под пива, Никодим Степанович вдруг поймал родившуюся где-то в подкорковых слоях мысль и решительно восстал из кресла. Подцепив согнутым пальцем поржавевший под дождями замок, вышел из клуба, надежно замкнул щелястую дверь и направился к реке.
Она, сверкая под солнцем, тихо несла свои прохладные воды. Остановившись у бетонного столба с табличкой «Осторожно, высокое напряжение!», Никодим Степаныч задумчиво поглядел на белый череп, похожий на маску Арлекина и, вздохнув, расстегнул ремень. Освободив тыквообразную фигуру свою от одежд, Филькин-Лимонов звонко ойкнул и погрузился в текучие воды.
…Раздирая сонную тишину, задрожал, залился громкой трелью телефон.
