Владимир Огнев - Кузьменко меняет профессию
Обзор книги Владимир Огнев - Кузьменко меняет профессию
Кузьменко меняет профессию
Путь в литературу
(Вместо предисловия)
Я решил написать литературное произведение. Нынче все что-нибудь пишут, ну и я не рыжий. Очинил поострее карандаш, аккуратно разорвал лист бумаги на четыре части. На таких-то вот четвертушках, говорят, Пушкин писал.
Оставалось решить, что писать и как писать.
Стихи отпали — чертовски трудно придумывать рифмы. Роман тоже пришлось отвергнуть — долго сидеть надо. В драме — одни разговоры. Не выразить мне себя в чужих разговорах.
Рассказ? Это, пожалуй, то, что нужно. Решено — я пишу рассказ. Но как?
Мой приятель Генка Морфеев пишет приключенческие рассказы и повести. Генке хорошо — ему снятся цветные приключенческие сны. Утром встал, сон записал — и рассказ готов! Или — глава из повести. Генка боится только бессонницы. Но и тогда времени не теряет. В бессонницу Морфеев пишет жалобы на то, что его не печатают.
Метод в принципе мне нравился. Но сны, увы, не снились…
У Жоржа Бликина, моего однокашника, свои приемы, Бликин — сверхреалист. «Хорошо то, что реально буквально, — говорит он. — Писатель должен давать голый факт».
Жорж охотится за этими своими фактами. С магнитофоном. С фотоаппаратом. С набором авторучек. (Одна даже десятицветная — для описания всех оттенков чувств.)
Вообще-то неплохой метод. Беда в том, что Жоржа уже дважды били — действующие лица почему-то не хотели, чтобы о них писали «голыми фактами». Это уже не для меня, я не терплю физической боли. Я стал изобретать свой метод. Приятнее всего писать с написанного. Прочитал — изложи своими словами. Еще в школе я был докой по изложениям. Как изложение — считай «трояк» гарантирован. Легче всего они мне давались. Не то, что всякие там физики-алгебры. А какое богатство тем! Взял собрание сочинений Чехова — и валяй, излагай. Кончил — излагай Джека Лондона.
Вот, помнится, Крылов раньше-то Эзопа излагал. И еще, помнится, кто-то кого-то.
«Хороший метод», — решил я и пошел посоветоваться с дядей Мишей. Между прочим, хотя он и не мой дядя, а умный мужик. Он жены моей дядя. Даже странно.
— Дурак ты, — сказал дядя Миша. — С написанного — это плагиат называется. Судить будут. Вот ежели бы с рассказанного — это можно.
Я пошел домой совершенствовать свой метод. В окончательном варианте он выглядел так:
Я нахожу рассказчика. То есть человека, который знает интересные истории и умеет их рассказывать. Ну, вроде Ираклия Андроникова. Он рассказывает — я записываю, излагаю то есть. Подписываю. Публикую. Просто, удобно, выгодно. Хорошо бы еще неграмотного рассказчика найти, чтобы, значит, без риску…
Усовершенствовал метод — пошел к дяде Мише. Так и так, говорю, метод есть, давай рассказчика. А дядя в кусты.
— Я идею дал, — говорит, — с меня хватит, голубчик.
— Из идеи, — это я говорю, — рассказа не сошьешь.
— Что ж, я сад брошу, побегу тебе рассказчика искать?
— И беги, — говорю. — Зачем идею давал?
— А у меня радикулит.
И дальше в таком духе.
Ну, ясно, не мой же дядя. Чего от него хорошего дождешься?
И тут меня осенило: зачем мне чужой дядя, у меня же свой в деревне живет. И недалеко. А мне все равно, где писать. Мой метод везде годится.
Съездил. А толку — чуть. Известно: на дядю надейся, а сам не плошай.
Делать нечего, стал я над новым методом голову ломать. Сижу, ломаю и вдруг — звонок. Приходит Сеня Булкин, мой приятель, фельдшер-ветеринар и большой специалист в области психиатрии. Взглянул на меня и спрашивает:
— Над чем голову ломаешь?
— Так и так… — отвечаю.
— Чудак ты, — говорит Сеня. — По науке надо действовать, а не с бухты-барахты. Ты изложи на бумаге про свои поиски, а я п р о а н а л и з и р у ю.
Ну, изложил я. А Сеня говорит:
— Гляди-ка, у тебя что-то вроде рассказа получилось. Не ахти, конечно, но все-таки. Напиши еще о чем-нибудь, из жизни.
Написал я. Вроде бы рассказы. Самые разные. Только вот как получилось — не знаю. Метод-то новый, непроверенный…
Эффект Вострикова
Однажды пришла в наш дом комиссия.
— Пора капитальный ремонт делать, — сказала член-представитель, молодая симпатичная женщина. — Готовьтесь. Ждите дома.
— Как дома? — говорю. — Я на работу ходить должен.
— Это нас не касается. Ждите.
Взял отпуск, жду. Через неделю приходят два веселых молодых человека.
— Мы, — говорят, — водопровод менять будем, холодный и горячий.
И давай трубы вырезать. Газ синим пламенем горит, стены — красным.
— Ребята, — не выдержал я. — Жалко стены жечь. Подложили б чего-нибудь за трубы-то.
— Нам, — смеются, — за это не платят. А если переживаешь, съезжай на время ремонта к знакомой. Нервы сохранишь. А может, даже женишься.
Ушли ребята, сижу без воды. Неделю сижу, другую. Нашел их во дворе: в картишки играют.
— Долго, — спрашиваю, — без воды сидеть?
— Долго, — отвечают. — Начальство решает, менять канализацию или не менять. Если менять — водопровод нельзя делать. Сиди дома, жди.
Через день приходит мрачный детина, басит:
— Мойку новую ставить будем. Надо дырки в стене рубать.
Начал рубать. Топором. Раз по стене, раз по дверному косяку.
— Косяк-то зачем рубить? — спрашиваю. — И стену жалко. Сверлом бы?
— Ты не тарахти под руку, — отвечает. — Лучше опохмелиться поднеси.
— Опохмелиться у меня нету.
— А у меня другого инструмента нету. Не дают. А если бы и дали, так не с руки его таскать: позабудешь где-нибудь, потом ищи.
Через неделю пришли четверо. Отопительную систему менять. Опять стены горят, и пол тоже. А дырки уже не топором, а ломом пробивают. Пыль столбом.
— А как насчет воды? — спрашиваю. — Помыть бы.
— Начальство решило канализацию менять. Скоро ломать придут. Жди.
Взял отпуск без содержания. Жду. Теперь уже на крылечке.
Вот тут-то и встретился я с умным человеком. С Сашкой Востриковым, однокашником своим. Давно мы не видались, лет пять. Въехал он в наш двор на собственных «Жигулях», в импортной желтой куртке с пятнадцатью замками-молниями.
Смеется.
— Человеку, — говорит, — удача в руки идет, а он ушами хлопает. У меня, — говорит, — и слава, и карьера от ремонта пошли.
И рассказывает:
— Было и в моей жизни такое, как ты говоришь, «стихийное бедствие». Но как я поступил?
Контакты установил. Узнал, что трубы менять будут — сразу в магазин. Ножовку приобрел и за час все трубы у себя выпилил.
Бригадир приходит — хвалит.
— Молодец, классная работа.
Опроцентовал ее и говорит:
— Вместо премии тебе в первую очередь новые трубы поставим. Видишь, — в окно показывает, — завозят уже.
Не стал я ждать. Натаскал труб и стал газосваркой овладевать. Подчитал малость, присмотрелся на соседней стройке — и сам новые трубы поставил.
Бригадир приходит — радуется. Опроцентовал работу и руку мне пожал. А я не медлю — краски, эмали и лаки разные достаю, малярным ремеслом овладеваю. Заблестела квартирка.
Бригадир уже вместе с начальником участка пришел. Цветы мне подарили. И, конечно, работу опроцентовать, то есть в свои показатели занести, не забыли.
А когда я ковры финские раздобыл и на полы приклеил — сам управляющий приехал.
Между прочим — широко мыслящий человек.
— Тебе, — говорит, — разъяснительную работу с другими жильцами надо бы провести. А мы поможем, экскурсии к тебе посылать будем из числа ремонтируемых.
— Отличная мысль, — говорю я.
И начал пропаганду своего опыта вести.
Через месяц трест впервые план выполнил, жалобы почти прекратились. Управляющий меня референтом к себе взял. А через полгода заместителем своим назначил — по пропаганде нового метода ремонта.
Сейчас одних премиальных получаю…
А ты говорить, — «бедствие».
Свадьба, свадьба…
Свидетелем на свадьбе я только раз был. Не скажу, что обязанности эти мне не нравятся. Обязанности приятные. Но выполнять их мне жена не разрешает.
…Случилось у нас в бригаде событие: Стас Великанов решил жениться. Узнав об этом, мы поначалу ахнули — приехал мужик месяц назад и… здравствуйте! Обошел всех! Второй раз мы ахнули, когда невесту увидели. Уж очень красивая!
Свидетелем Станислав меня выбрал, но в ЗАГС, то есть во Дворец бракосочетаний, отправилась вся бригада. Скинулись на шампанское. Даже цветы достали, хоть и не в букетах, а в каких-то корзиночках. Там земли больше, чем цветов.
Как положено, построились в торжественную колонну, сфотографировались и пошли. Кругом все блестит, откуда-то из-под потолка музыка доносится, под ногами земля из корзиночек поскрипывает.
