Михаил Жванецкий - Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1
нули мы с одним из очереди, так что я уже на работу не
пошел. Пробовал роман. Но тоже: если уволиться и пи-
сать, то жить на что? А если работать и писать, то жить
когда? Может, сначала премию?!
Актером можно было бы стать. Но тоже надо, чтобы
народ на тебя пошел. По рублю же надо собрать с наро-
да. Я ж тоже не дам рубль за первого встречного. Ви-
дишь, как все зажали. Только на себя надежда. Я тут
ночью вскочил как ужаленный. Мы же все забыли.
Здесь же был Петербург. Все графы, князья в золоте
ходили. Куда это все исчезло? Сейчас же ни у кого ни-
чего… Значит, все закопано. Я одного старика поймал,
он мне все рассказал и обещал показать место, где во-
семь кирпичей лежат золотых. Только копать у него
сил нет. Это один старичок восемь кирпичей указал,
а сколько их тут бегает по поверхности?.. Копать надо!
Все перекопать. Фонарь, лопата, кусок колбасы —
и вглубь. А что сидеть. Может, у кого иначе, а у меня как
от получки до получки время тянется!.. Не знаешь ты!
Странный мальчик
Для Р. Ромы
Какой-то странный мальчик. Вдвое! Вдвое младше
меня. Вчера: «Я люблю вас!» Это ужасно смешно. В мо-
ем возрасте… Он пришел и ушел. А я… Господи, что это
со мной?.. У меня муж. Кстати, есть. И кстати, очень
хороший. Да и старая уже, просто стара… Ой, ха-ха, как
я стара (всхлипывает), какой-то странный мальчик.
Что он во мне нашел? Берет мою руку, пальцы у него
дрожат. Я смотрю на него, какой странный… Но я-то, я-
то! Дура старая! Почему мне так смешно? (Всхлипыва-
ет.) Почему мне так смешно?
Я ему нравлюсь, потому что он ничего не понимает.
Он очень скоро начнет понимать. А я очень скоро вооб-
ще… Ему двадцать, мне сорок. О чем может идти речь?..
Да и… Постойте, у меня же муж есть. Кстати, очень хо-
роший. Почему я его должна бросать? Да он и не пред-
ложил мне бросать, да я и не буду… Разве что усыновить
тебя… Коснется — бледнеет. Просто он сумасшедший.
Но я-то, я-то, похоронила себя в четырех стенах. Что
я вижу? Работу и кошелки. Что я слышу? Когда будет
готов обед?.. Ты целуешь мои руки, они же пахнут кух-
ней. Ты очень странный мальчик… Я купила себе рези-
новые перчатки. Я заняла очередь в парикмахерскую.
Я сошла с ума. Они останутся без обеда!
Города
Для Р. Карцева
Каждый город имеет свое лицо, и в каждом городе
на один и тот же вопрос вам ответят по-разному. Ну,
вот представьте себе — Рига. Высокие вежливые люди.
Здесь даже в трамваях разговаривают шепотом…
— Девушка, скажите, пожалуйста, как проехать на
бульвар Райниса?
— Бульвар Райниса? Извините пожалюста… я плехо
говорю по-рюсски. Бульвар Райниса… как это будет по-
рюсски…
— Что, на следующей, да?
— Нет, пожалюста, извините, будьте любезны, как
это по-рюсски…
— Что, через одну, да?
— Нет, пожалюста, будьте любезны, как это будет
по-рюсски… на предыдущей… пожалюста, но вы уже
проехали. Тогда сойдете на следующей, пройдете, по-
жалюста, два квартала, пойдете, пожалюста, прямо, из-
вините, пожалюста, будьте любезны, вы опять проеха-
ли. Тогда сойдете на следующей, пройдете пять кварта-
лов назад, повернете направо… пожалюста, извините
будьте любезны, вы опять проехали… Простите мне
сейчас выходить, вы вообще из трамвая не выходите,
на обратном пути спросите… до свидания, пожалюста.
А вот и Тбилиси! Ух, Тбилиси! Эх, Тбилиси! Ах,
Тбилиси! Ох, Тбилиси!
— Скажите, пожалуйста, это проспект Шота Руста-
вели?
— Ты что, нарочно, да?
— Нет, понимаете, я впервые в этом городе…
— Я, понимаете, впервые… Ты думаешь, если грузин
вспыльчивый, его дразнить можно, да?
— Нет, понимаете, я на самом деле впервые…
— Я, понимаете, впервые… Слушай, как ты мог сво-
ей головой подумать, что грязный, кривой, паршивый
переулок — красавец проспект Руставели?! Слушай не
делай, чтоб я вспилил, скажи, что ты пошутил.
— Ну хорошо, я пошутил.
— Все! Ты мой гость. Ты ко мне приехал, я тебя с ма-
мой познакомлю. Возьмем бутылку вина, у тебя глаз
будет острый, как у орла. Возьмем вторую бутылку —
будешь прыгать по горам, как горный козел. Возьмем
третью бутылку — и ты вброд перейдешь Куру. И схва-
тишься с самым сильным человеком Вано Цхартешви-
ли. А потом на руках мы понесем тебя показывать кра-
савец Тбилиси. Ты скажешь: «Дорогой Дидико, я не хо-
чу отсюда уезжать, я хочу умереть от этой красоты».
Я скажу: «Зачем умирать? Жена есть? Дети есть? Да-
вай всех ко мне! Мой дом — твой дом. Моя лошадь —
твоя лошадь. Идем скорей, дорогой, я тебя с мамой по-
знакомлю…»
А вот и Одесса.
— Скажите, пожалуйста, как пройти на Дерибасов-
скую?
— А сами с откудова будете?
— Я из Москвы.
— Да? Ну, и что там слышно?
— Ничего. А что вас интересует?
— Нет, я просто так. Все хорошо. А в чем дело? Я про-
сто так интересуюсь. У вас Москва, у них Воронеж, у нас
Одесса, чтоб мы были все здоровы… Вы работаете?
— Конечно, я работаю, но я попросил бы вас: где Де-
рибасовская?
— Молодой человек, куда вы спешите? По Дериба-
совской гуляют постепенно.
— Вы понимаете, мне нужна Дерибасовская…
— Я понимаю больше того. Гораздо больше того —
я вас туда провожу, невзирая на жестокий ревматизм.
Но меня волнует положение в Родезии. Этот Смитт та-
кой головорез, такое вытворяет, у меня уже было два
приступа…
— Послушайте, если вы не знаете, где Дерибасов-
ская, я спрошу у другого!
— Вы меня обижаете. Вы меня уже обидели. Такой
культурный человек, я вижу у вас значок, у меня такого
значка нет. Я всю жизнь работал. Прямо с горшка на ра-
боту. Ой, нам было очень тяжело, нас было у мамы во-
семь душ детей. Вы сейчас можете себе позволить восемь
душ детей? Не, это моя мама себе позволяла. Она была
совсем без образования, а сейчас мои дети учатся в уни-
верситете, а моя бедная мама, она сейчас с братом и дядей
лежат на кладбище. Почему бы вам туда не съездить?
— Вы понимаете, мне нужна Дерибасовская…
— Я понимаю, но разве так можно относиться к ро-
дителям? Если ваши дети не приедут к вам на могилу,
они тоже будут правы, вы поняли меня? Куда вы пош-
ли? Дерибасовская за углом.
А вот и Москва!
— Ух, машин сколько! Таксей сколько! Людей
сколько! Прокормить же всех надо! Ничего, всех про-
кормим! Где ж у меня адресок был, ах ты Господи. Ага.
— Гражданин, будьте так добры, я сам не местный,
я из Котовска, у нас, знаете, на улицах курей больше,
чем машин. Так вы не подскажете, как лучше всего
пройти или проехать на Садовое кольцо?.. А где вы?..
Тю!.. Утек… Чи то гонится за ним кто? От дурной!
— Гражданочка! Будьте, пожалуйста, так добры. Я не
местный. Я из Котовска. Вы не подскажете, как… Куда ж
ты бежишь? Что, я на тебе женюся?! Что ж за народ?
— О! Гражданинчик! Я из Котовска. Будьте так доб-
ры… Ненормальный! Ой-ой-ой!… Чи, може, у них здесь
заработки такие, что боится секунду потерять?!
— О! Пацанчик! Я из Котовска… Чтоб ты подавился
своим мороженым!
— Алле! Москвич! Гражданин в шляпе с портфелем!
Я из Котовска. Дети мои! Не оставляйте старика посе-
редь дороги!
— Дочь моя! Куды ж тебе несеть, может, тебе уже
давно уволили. Остановись, поговорим. Мне нужно на
Садовое кольцо! Скаженная! Беги-беги… добегаешься!
— О, бабка! Бабка, стой, рассыплешься! Фью-ю!..
Ходовая старушенция. Граждане православные! Рупь
дам тому, кто остановится! Помчалися неподкупные!…
Гони, гони! Давай, давай! улю-лю-лю!
Расцвет сатиры
Расцвет сатиры в 60-е, когда сатирику помогали
все. Телевидение своими постановками и прямыми пе-
редачами выгоняло людей из дому. Начальство своей
внешностью и речью их объединяло в едином порыве.
Отмена концертов, запрещение программ, вырезание
из текста обостряло внимание и тренировало сообрази-
тельность. Поиски выхода заставляли присматривать-
ся и прислушиваться к любому искусству. А всеобщее
пение во славу по всем трубам и проводам заставляло
людей хохотать над шутками второго сорта и запоми-
нать отдельные выражения, хвататься за голову от на-
меков. И любить. И обожествлять. И писать письма.
Да. Нелегко творить в такой оранжерейной атмо-
сфере.
