Екатерина Безымянная - Записки prostitutki Ket
— Разве ж так можно?
— Как? — уточняю я на всякий случай.
— Ну зачем ты сама за тем матрацем полезла, ну ты же девушка…
И пока я думаю — а в самом деле, зачем? — дед говорит мне:
— Вот тут сидят двое молодых людей, стрельнула бы глазками, попросила бы их, они б тебе мигом этот матрац спустили…
— Да я как-то сама привыкла, — удивленно отвечаю я, — да и они вещи раскладывали, а я хотела уже… Это ж нетрудно…
Дед садится напротив:
— Девочка, я не сомневаюсь, что ты сильная и независимая. И вообще сейчас время такое — женщины все почти независимые, эмансипированные. И мужикам-то, мужикам не дают себя мужиками почувствовать. Все сами, все сами. А зачем сами? Ты-то можешь сама этот матрац спустить, и сама можешь сумку до дома дотащить, и кровать передвинуть ты тоже сама можешь — да. Но зачем, зачем самой-то это делать? Если можно просто улыбнуться и попросить. А то пока ты все делаешь сама — никто не возьмется тебе помогать. А зачем? Сама ж справишься…
* * *У Аллочки случился когнитивный диссонанс. До нее, кажется, впервые дошло, что все то, что она делала до сих пор, — может, и неплохо, но не слишком правильно.
— Как же это так выходит, — задумчиво говорит она мне, помешивая чай, когда мы сидим вечером на ее кухне (Боря встречает Олечку), — почему он мне говорит, что не любит, когда женщины ведут себя, как безрукие и безмозглые, а сам бежит, как только она звонит?..
Я рассказываю Аллочке про деда и поезд.
И про то, что мы так привыкли быть самостоятельными, так привыкли быть независимыми и сильными, что уже совсем забыли, как это — быть женщинами. Ну, такими, какие были раньше.
Когда они, женщины эти, ходили в огромных пышных платьях и не держали в руках ничего тяжелее зонтика. Впрочем, с зонтиком тоже все было непросто.
— Ах, граф, а не подержите ли вы мне зонтик над головой, а то я так устала, так устала от этой жары…
И куда было деваться графу — он держал. Держал и млел. И знал, что только так и надо.
Зонтиков нет. Есть сумки, которые, в общем-то, несложно донести самой. Есть лампочки, которые очень легко вкрутить. Есть таксисты. Есть консультанты в магазинах, которые за пять минут подскажут про обои, клей и плитку. И, если надо будет, мы сами разберемся, как включается шуруповерт.
А уж гвоздь забить или нож поточить — и вовсе дело нехитрое.
Какие там невинные глазки?..
Сама, зайка, все сама.
И подхватит зайка сумку, и вкрутит лампочку, и купит плитку. И будет зайка гордиться своей самостоятельностью.
Мужик обходит зайку стороной. Чует он нутром, инстинктом: зачем зайке мужик, если она все может сама?
И потом, где-нибудь на девичнике, скажет зайка, что помельчал мужик… И остальные зайки закивают головами понимающе.
И не придет им в голову, что мужик — он давно уже отвык от зонтиков и сам не догадается, что зайке тяжело. А как тут догадаешься — если она всем своим видом демонстрирует: могу сама.
И вот бы зайке расслабиться и научиться, наконец, быть слабой. Или хотя бы такою казаться. Просить встречать, оберегать, советовать и помочь точить все эти чертовы ножи.
Но зайка не просит. И сама — сама — ходит, носит и точит.
Это же так прекрасно — ни от кого не зависеть. Правда ведь?
Судьба-шлюха
Утром я вышла от клиента, который купил ночь и до самого утра мурыжил меня с перерывами на чай, кофе, сигаретку. Состояние у меня было — совсем не ахти. Трусы лежали в сумке.
Закурила возле лифта, спускаться по лестнице не было ни сил, ни желания. Лифт отчего-то не ехал.
Я чертыхнулась и поползла вниз на полусогнутых ногах. Через три этажа поняла: это легче, чем казалось сразу.
И вдруг вижу — воздушные шарики. Много.
И чуть снизу — молоденькие девочки в розовых платьях ползают по лестнице, как крабики. Улыбаются, лепят разноцветные листочки на стену вдоль ступенек. И на подоконнике оставляют конфеты. Ну да, конечно, свадьба.
Выкуп.
Кто его вообще придумал, этот выкуп? Носится по лестнице туда-сюда, во главе с другом друга, толпа людей, и с ними обязательно фотограф — щелкает скучающие лица гостей, которым еще не налили. А жених, как дурак, должен по отпечатку помады на листочке в клеточку угадать, какую из этих бумажек чмокнула невеста.
Проходила мимо, забрала пару конфет. Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было. Посмотрели на меня, как на врага народа. Я ехидно улыбнулась в ответ. Да пошли вы, подумала, подружки, блин, невесты. Вы б так прыгали восемь часов на мужике, чтобы «Мишек на Севере» зажимать. И мне вдруг стало отчаянно зло. Куклы, двадцатилетние куклы! У каждой — акриловый френч на ногтях, ресницы, как у Белоснежки в ее лучшие годы, кожа мандаринового цвета (странно, что еще не трескается, кажется, осталось вот-вот) и волосы длинные и густые. У двоих из трех — нарощенные.
Эдакие искусственные барби. Это их мужья будут жаловаться потом, что они за волосы держать не разрешают, да и вообще лежат как бревна. И посуду не моют…
Выходила из подъезда с мыслью о том, что свадьба лично мне чертовски портит настроение. Наверное, есть такая зависть, с которой даже мне трудно справиться. Меня такое вряд ли когда-либо ждет.
Открыла дверь парадной, а на улице — люди. Много людей. И у всех растерянность на лицах.
Дверь пропищала, все обернулись, но быстро потеряли ко мне интерес.
И я хотела уже было пройти мимо, но вдруг поняла, что с ними со всеми не так. На фоне машин с куклами и ленточками стояли люди в черных повязках. И чуть поодаль — автобус с надписью «Ритуал».
«Чушь какая-то», — вдруг подумала я и остановилась. Дальше мои мысли напоминали хаотичное движение молекул: кто-то очень не хочет этой свадьбы — решила я спустя минуту.
Не успела я додумать эту мысль, как прибыл жених.
Жениха вообще на свадьбе как-то сразу видно: по костюму, по цветочку, втюханному добрым другом в карман пиджака, по блаженной улыбке… По ошалелым глазам, в которых всегда непонимание: то ли он делает ошибку века, то ли принимает в этот момент самое правильное в своей жизни решение.
У этого конкретного жениха, прибывшего со свитой аж на трех машинах, битком набитых молодыми самцами, блаженная улыбка на лице быстро сменилась удивлением. Он вышел из машины, к нему быстро подбежал какой-то мужчина, что-то сказал, и я увидела, как за какую-то секунду лицо жениха сменило выражение со счастливого на абсолютно паническое.
Я не смогла уйти. Я, в ожидании развязки, села на ближайшие качели и вся превратилась во внимание.
Подходили люди, смешиваясь в дикую какофонию из разноцветных нарядов, светлых праздничных костюмов и черных траурных одежд. Подходили девушки в ярких платьях, с огромными охапками красиво упакованных букетов, и заплаканные женщины всех возрастов, в черном, все с теми же цветами. Только они были с лентами.
Это все напоминало дикий, жуткий фарс.
Гадкое, неожиданное совпадение, которое может присниться только в кошмарах.
Свадьба совпала с похоронами. В одной и той же парадной кто-то умер и кто-то собрался жениться. И случилось это в одном месте в один день.
Я задержалась надолго. Видела, как накрашенные куклы, узнав о предстоящем, недовольно вытаскивают из подъезда все подготовленные шарики и охапки цветной бумаги. Как они курят свои тонкие сигареты, облокотившись на капоты иномарок, и рассуждают о том, что мог бы этот человек умереть и в более подходящее время, и почему они должны из-за того, что кто-то там подох, отменять выкуп, к которому готовились несколько дней.
Люди бывают чудовищно злы.
Разноцветные гости прибывали, свадьба ожидалась с размахом. А с другой стороны к парадной все подходили и подходили люди в черном.
Я наблюдала. Совершенно расхотелось спать. Мишка, который на Севере, быстро растаял в руке.
Гроб вынесли раньше.
Куклы грустили в сторонке. Кажется, в этот момент они хоть что-то поняли.
Невеста, к счастью, не выскочила следом.
Жених маялся и орал кому-то в трубку, что они безбожно опаздывают на регистрацию. Безбожно.
Он так и сказал. Хорошее слово подобрал, правда.
Невесту я ждать не стала. Встала и пошла к дороге.
Кто-то в толпе говорил, что хоронят молодую девушку, погибшую в аварии.
Судьба-шлюха.
Разноцветная жизнь
Звонит мне Лиза, говорит — можно приеду?
Здрасьте, гости дорогие, заходите — всегда рада. Дома одной, как назло, очень скучно.
Через час врывается Лиза. Нет, не входит — именно врывается. Видно — злая как черт, с собой бутылка виски, помидоры, шоколад, пачка сосисок, банка соленых огурцов и зачем-то упаковка селедки.
Вываливает это все на стол, и мне понятно сразу — была не в себе, мела с полок не глядя.
Падает в кресло, нервно закуривает, четким броском со всей дури отправляет пачку в стену и говорит — не мне, явно в пространство:
