Семен Альтов - Из неопубликованного 1970-1995
Он орал на жену, когда та куда-то звонила: «Не занимай телефон! Люди дозвониться не могут!»
Через две недели Юра скинул тысячу долларов и приписал: «доберман-мореход (людоед)». Последовало семь звонков. Людям импонировал «людоед», но смущала необычность породы. Всем хотелось иметь дома убийцу попроще.
Бунькин кричал в трубку:
— Их папа Колумб! Эта собака открыла Америку! Если бы не она, ничего бы не было бы: ни Америки, ни Клинтона, ни тебя! Козел!
Юра бодрился, но мысль о том, что опять влип, червяком копошилась в мозгу, доводя до мигрени.
Головную боль снимали только ни о чем не подозревавшие щенки. С одной стороны, забавы щенков хоть на время заслоняли сумрак реальности, а с другой стороны, пять непроданных щенков, разоривших семью, напоминали о тщетности попыток выжить в этой стране. Юра то с любовью гладил щенков, то пинал с ненавистью.
У Ирины помимо век начала дергаться еще и щека.
Бунькин по вечерам стал уходить со щенком за пазухой и предлагал прохожим собаку, мгновенно снижая цену, переходя с долларов на рубли, опускаясь до символических цифр. Собиралась толпа. И дети и взрослые тянули руки к симпатяге, на лицах проступало человеческое, но вздохнув, прохожие отходили.
Еще один рот в доме никто себе позволить не мог.
Первый щенок, однако, принес полмиллиона рублей. На рынке дерганый парень предлагал желающим урвать счастье в наперстки. Старинная забава, ловкость рук и сплошное мошенничество. Бунькин завороженно смотрел, как парень у всех на глазах оббирает людей за их деньги.
— Мужик, рискни, по глазам вижу, везучий. Ставлю пятьдесят тысяч, угадаешь — твои.
Юра знал, что обманут, но деньги были очень нужны. Он зажмурился и угадал.
Угадал и второй раз, и третий. Через пять минут карманы были набиты деньгами.
Тут парень сказал:
— Ставим по полмиллиона! Угадаешь — твое! Не угадаешь — извини!
Бунькин собрал волю в кулак, сосредоточился и не угадал.
— Извини.
— Держи, — Бунькин протянул щенка, — «доберман-мореход». Продавал по миллиону. Сдачи не надо!
Пока наперсточник тупо смотрел на щенка, Бунькин смылся.
Дома Юра вывалил мятые деньги на стол:
— Одного пристроил!
Иринины щеки впервые за последнее время порозовели.
Второго щенка Бунькин всучил ночью в парадной под угрозой ножа пьяному за сто тысяч. Больше у мужика не было.
Третьего Юра подкинул в открытое окно на минуту оставленной «вольвы».
Осталась пара щенков. Придурок и Жулик. Первый все время чему-то радовался как ненормальный, второй таскал то, что плохо лежит.
Ирина молча ела геркулесовую кашу из одной миски с доберманами и сразу ложилась спать.
У нее дергалось все, кроме ног.
Бунькин устроил засаду возле детского сада. Обросший Юра спускал собаку, и дети, клюнувшие на щенка, с ревом валились на землю, требуя купить! Родители, ругаясь, волокли ребятишек в сторону.
Только одна миловидная женщина не смогла отказать дочке, сунула ей щенка: «Не будешь есть кашу, выгоню обоих!»
— А деньги?! — возмутился Бунькин.
Миловидная сплюнула: «Скажи спасибо, что взяли, ведь пошел бы топить, бандитская рожа!»
Дома Юра нашел лежащую пластом Иру. Она смотрела в потолок и почему-то не дергалась.
— Ты живая? — спросил Бунькин.
Ирина не отвечала.
— Раз не разговаривает, значит живая!
Юра тоскливо обвел глазами ободранную, обосранную щенками квартиру, лежащую трупом жену, глянул на жуткое отражение в зеркале и, перекрестившись, пошел к речке.
Юра вылил в консервную банку пакет молока, скормил Жулику шоколодку, поцеловал и швырнул в воду.
Бунькин упал лицом в песок, чувствуя себя убийцей. Через минуту что-то ткнулось в голову. Мокрый Жулик, отряхиваясь, сыпал песком в глаза.
Бунькин прижал щенка к груди, поцеловал и, зажмурившись, швырнул в реку подальше.
На этот раз силенок Жулику не хватило. Поняв крохотным мозгом, что это не игра, он взвыл детским голосом, что означало одно — «помогите!». Сработал инстинкт.
Не раздумывая Юра бросился в воду и вытащил полуживого щенка. Тот икал, закатывал глазки, цепко хватая Юру лапками, не веря, что спаситель хотел утопить.
Бунькин плакал скупыми слезами, Жулик слизывал горячим язычком слезы с небритой щеки.
И тут послышался жалостный вой. В воде барахталась чужая собака, взывая о помощи. И опять в Бунькине сработал чудом не угасший инстинкт, он полетел в воду за вторым псом. Это был кокер-спаниель, судя по дорогому ошейнику, из хорошей семьи.
В это же самое время Ира, лежавшая дома пластом, вдруг вскочила. Долгожданная тишина резанула слух. Она оглядела пустую без щенков комнату и зарыдала.
— Он утопил Жулика! Зверь!
Тут распахнулась дверь, вошел мокрый Юра. Ира с ходу влепила мужу пощечину: «Убийца!»
Бунькин отшатнулся, щенки грохнулись на пол.
Ира схватила Жулика и расцеловала.
— А это кто?
Юра прочитал на ошейнике «Арамис» и получил вторую пощечину.
— Псарню устраиваешь!
Юра выругался:
— Топишь — плохо, спасаешь — еще хуже! Пятерых кормили, а тут всего два!
Посчитай выгоду!
Вечером, похлебав из одной миски, уселись все четверо у телевизора.
Дикторша читала по бумаге: «Передаем объявления. Пропал кокер-спаниель по кличке Арамис. Просьба вернуть за вознаграждение. Телефон 365-47-21».
Бунькин умудрился, подпрыгнув, схватить карандаш, чмокнуть в щеку жену и при этом записать телефон на обоях.
Юра набрал номер, откашлялся: «Вы потеряли собаку по имени Арамис? Хотите получить за вознаграждение? А сколько… Сколько я хочу? — Бунькин задохнулся.
Откуда он знал, сколько он хочет? — Три… тысячи… долларов!»
В трубке вздохнули. Юра хотел выпалить: «В смысле три тысячи рублей!», но мужской голос произнес: «Совсем оборзели. В девять у метро „Маяковская“!
Через час Юра ворвался в дом:
— Ирка! Три тысячи долларов за одну собаку! Бизнес есть бизнес!
И Бунькины отправились в круиз вокруг себя! Наелись, напились, приоделись всласть! Ира перестала дергаться, похорошела. Они ходили взявшись за руки и без причины смеялись. Прохожие говорили с завистью: „Гляньте! Рэкетир с проституткой!“
Но в понедельник около часу дня доллары кончились.
Два дня Юра молча курил оставшиеся дорогие сигареты. На третий день оделся и ушел с мешком.
Вернулся за полночь еле живой и вывалил из мешка двух псов. Они без устали лаяли, кидались на дверь.
— У кого ты их взял? — испугалась Ира.
— Завтра по телевизору узнаем, у кого.
Но по телевизору накиких объявлений о пропаже собак не было. И на следующий вечер. И всю неделю.
За это время Бунькин приволок еще пять собак. Итого в доме их было восемь, с хозяевами — десять. От лая Ира оглохла. Плюс к тому всех надо было кормить и выгуливать.
— Скоты, — психовал Бунькин. — Пропала любимая собака, а им хоть бы хны! Не люди — звери!
У Иры опять начал дергаться левый глаз. Юра чувствовал, она скоро сляжет, скорей всего, навсегда. Он всячески избегал в разговоре резких выражений типа: бизнес, выгода, прибыль, деньги… Сам кормил и выводил псов на улицу. Соседи шушукались: „Без спроса собачью гостиницу устроили!“
В воскресенье вечером в дверь позвонили. Озверевший Бунькин матерясь про себя, распахнул дверь.
Дама в роскошной шубе с таксой в руках улыбнулась: „Мне сказали, у вас гостиница для собак! Я на неделю еду в Париж. Возьмите Лизоньку, только учтите, ест мясо парное, спит под одеялом и с соской. Пятьсот долларов хватит?“
Юра кивнул, вернее, у него чуть не отвалилась башка.
— Завтра зайдет подруга, жена дипломата, у них сенбернар. На две недели.
Собака сложная, так что заплатит дороже. До свидания!
Бунькин уставился на доллары, как эскимос на Коран. Собаки сбились в кучу вокруг таксы и сплетничали.
Юра очнулся и кинулся трясти полуживую супругу:
— Что я говорил! Собачий бизнес — это настояший бизнес! Оказывается, все рассчитал правильно! Открываем гостиницу „Собачья радость Бунькиных“! Псина не человек, за нее никаких денег не жалко!
Собаки дружно задрали хвосты, судя по всему, предложение было принято единогласно.
Средство от тараканов
Торговец орет:
— Лучшее средство от тараканов! Голландский порошек „Индекстайм“!
Уничтожает тараканов и прочую нечисть в радиусе двадцати метров! К утру горы трупов! Если у вас нет тараканов, купите „Индекстайм“ и у вас никогда их не будет!»
— Скажите, на самом деле надежное средство?
— Надежно, как смерть! За три дня сорок пять покупателей — и ни один с претензиями больше не появлялся!
Одиночество
Старый одинокий волк, прокашлявшись, завыл на Луну. Дотого жалостно прозвучало, что сам волк уронил слезу и она, жгучая, продырявила снег. От одиночества завыл он пуще прежнего, сердце сжалось. Чем тоскливее выл, тем сильнее болела душа. А чем больше страдала душа, тем тоскливее выл. До того довылся, бедняга, встал в горле ком, ни туда, ни сюда. Не вздохнуть и не взвыть, хотя хочется.
