Эпосы, легенды и сказания - Беовульф
975
душа нечистая:
теперь злочинный,
отягченный грехами,
бьется в оковах
предсмертной муки;
он, тьмой порожденный,
скоро узнает,
какую кару
ему уготовила
Судьба-владычица!»
980
Унферт притихший
молчал, сын Эгглафа,[59]
не похвалялся
своими подвигами,
пока старейшины
дивились жуткой
руке чудовища,
что под стропилами
герой подвесил
– на каждом пальце
985
огромной лапы
воителя адского
железный был коготь,
острое жало
мечеподобное;
теперь мы видим,
– они говорили,
– что даже лучший
клинок на свете
не смог бы сравниться
990
с когтистой лапой
человекоубийцы.
И было повелено
ухитить Хеорот;
спешила челядь,
мужчины и женщины,
прибрать хоромы,
украсить к трапезе
гостеприимный зал,
где златовышитые
995
на стенах ткани
и дивные вещи
ласкали зренье
землерожденным.
Но все же стены,
скобами железными
прочно скрепленные,
были побиты
и двери сорваны
– одна лишь кровля
1000
цела осталась,
когда, собравшись
с последними силами,
враг злосердый
на волю рвался.
Не властен смертный
спастись от смерти:
ему, гонимому
Судьбой, открыта
одна дорога
1005
в приют, готовый
принять земное
души вместилище
на ложе смерти,
где сон последний
– отдохновение
от буйного пиршества.
Настало время
явиться конунгу,
потомку Хальфдана,
1010
в хоромы править
праздничной трапезой;
и я не слышал,
чтоб в зал сходилось
когда-либо столько
мужей достойных, —
там достославные
расселись по лавам,
пир начиная.
Сновали чаши
1015
медовой браги
среди героев,
собравшихся в Хеорот,
среди соратников
и родичей конунга
в зале, где Хродгар
сидел и Хродульф,[60]
– еще не изведали
распрей Скильдинги
междоусобиц и вероломства.
1020
Наследник Хальфдана
пожаловал Беовульфу
знак победный
– ратное знамя,
стяг златовышитый
и шлем с кольчугой;
многие видели
и меч знаменитый,
ему подаренный.
Беовульф поднял
1025
заздравную чашу:
дары такие
принять не стыдно
в глазах дружины;
и я немногих
встречал героев
в иных застольях,
кто был бы достоин
тех четырех
златозарных сокровищ!
1030
Сетью железной
по верху обвитый,
шишак тот служит
надежным кровом,
спасая голову
от остролезвого
меча, разящего
в жестокой сече,
когда воитель
идет на недругов.
1035
Еще, по воле
военачальника,
восемь коней
в роскошных соруях
ввели в палату:
была на первом
ратная упряжь,
седло, в котором
сидел, бывало,
сам сын Хальфдана,[61]
1040
дружиноводитель,
когда, вступая
в игру мечевую,
не знал он страха
над грудами трупов
под градом ударов.
Защитник Ингвинов,[62]
желая ратнику
удачи воинской,
отдал во вечное
1045
владенье Беовульфу
одежды боя
и коней резвых,
воздал ему конунг
добромогучий
за труд, воителю,
казной богатой
да скакунами
никто не скажет,
что плата нещедрая.
1050
И так же каждого
в той дружине,
которую Беовульф
привел из-за моря,
глава старейшин
в пиру приветил
дарами бесцепными;
и цену крови,[63]
пролитой Гренделем,
покрыл вождь золотом.
1055
Не будь Судьба их
вершима Богом,
не будь героя
доблестносердого,
убийца с радостью
избил бы многих!
Но род человеческий
ходит под Господом,
поэтому лучшее в людях
– мудрость,
1060
души прозорливость,
ибо немало
и зла и радостей
здесь уготовано
любому смертному
в дни его жизни.
Сливались музыка
и голос в песне
перед наследным
престолом Хальфдана;
1065
тронул струны
сказитель Хродгаров,[64]
дабы потешить
гостей в застолье
правдивым словом
песнопредания,
былью о битве
с сынами Финна,
как воину Хальфдана
Хнафу Скильдингу
1070
смерть суждена была
на поле фризском;
«Воистину, Хильдебург
тогда не радовалась[65]
ни доблести фризов,
ни мощи данов,
когда любимые
и сын и брат ее,[66]
оба пали
в противоборстве,
1075
проколоты копьями,
– жена несчастливая
свою оплакала
долю, дочь Хока,
когда наутро
она увидела
вождей дружинных
мертвых, лежащих
под небом, где прежде
лишь радости жизни
1080
она знавала.
Война истратила
войско Финна
– осталась горстка
в его хоромах,
– и он не смог бы,
подняв оружие
противу Хенгеста,
спасти последних
своих воителей;
1085
тогда, смирившись,
решил н данам
отдать половину
зала для трапез
и дома дружинного,
дабы жилищем
равно владели
даны и фризы;
еще обещался
наследник Фольквальда[67]
1090
дарами, как должно,
приветить данов:
дарить чтодневно
героям Хенгеста
пластины золота,
каменья и кольца,
а вместе и честь
воздавать им в застолье,
равно как и фризской
своей дружине.
1095
На том порешили,
и мир нерушимый
скрепили клятвой:
поклялся Хенгесту
Финн, что будут
его старейшины
править ратями
так, чтобы ратники
словом ли, делом,
по злому ли умыслу
1100
согласья не рушили,
чтобы дружинники,
те, чья участь
по смерти конунга
жить под убийцей
кольцедарителя,[68]
ни слова злобы
не смели вымолвить;
если ж из фризов,
помянув старое,
1105
распрю новую
кто посеет
меч без жалости
его жизнь решит!
Так зарок был дан.
И тогда на костер
золотые сокровища
вместе с воином,
с героем Скильдингом
были возложены:[69]
1110
люди видели
окровавленные
битв одежды
железотканые
с кабаном позолоченным
на груди вождя
среди многих воителей,
в сече сгибнувших.
По желанию Хильдебург
там, на ложе огня,
1115
рядом с Хнафом лежал
сын ее благородный,
дабы плоть его
вместе с дядиной
жар костровый истлил;
погребальный плач
затянула она,[70]
вой скорбящей жены,
и взметнулся дым,
в поднебесье огонь,
1120
пламя под облака:
кости плавились,
кожа углилась,
раны лопались
и сочилась кровь.
Так пожрал дух костра,
пламя алчное,
лучших воинов
двух враждебных племен
– и не стало их.
1125
И спешила дружина,
рать скорбящая,
разойтись по домам
в ютских землях,
в пределах фризских;
сам же Хенгест,
доверясь клятве,
время зимнее
вредотворное
вместе с Финном провел,
1130
об отчизне печалуясь;
и закрылись пути
кольцегрудых ладей
– воды вспучились,
ветром взбитые,
а затем во льды
заковал их мороз.
Но пришла пора,
повернулся год
– чередой возвращаются
1135
времена с небес
(так и ныне!)
на земли смертных,
стаял зимний покров,
зеленели поля,
и сбирался в путь
гость с чужбины;
но чаще на мысли
приходила ему
не морская тропа,
1140