Эпосы, легенды и сказания - Беовульф

дружинника Хигелакова;
непримиримы

они под небом.
Неисцелимая

в плече нечистого
кровоточащая

зияла язва
– сустав разъялся,

лопнули жилы;
стяжал в сражении

победу Беовульф,
а Грендель бегством

в нору болотную
упасся, гибнущий,

в берлогу смрадную
бежал, предчуя

смерть близкую;
земная жизнь его

уже кончилась.
И тотчас даны,

едва он скрылся,
возликовали:

герой-пришелец
изгнал злосчастье

из дома Хродгара,
он, доброхрабрый,

избыл их беды;
битва умножила

славу гаута,
слово чести,

что дал он данам,
герой не нарушил:

спас их от гибели,
исправил участь

людей, не знавших
удачи в стычках,

избавил скорбных
от долгострадания, —

тому свидетельство
люди увидели,

когда победитель
под кровлей дворцовой

поднял высоко
плечо с предплечьем

– острокогтистую
лапу Гренделя.

Наутро толпами
(так люди мне сказывали)

стали сходиться
дружины к хоромине:

дальних и ближних
земель старейшины

шли по дорогам
взглянуть на чудо

– следы чудовища;
из них ни единого

не опечалила
кончина недруга.

Следы поведали,
как, насмерть раненный,

разбитый в битве,
убрел враг, шатаясь,

и, Богом проклятый,
свой путь направил

к бучилу адскому
– в пучине сгинул;

варом кровавым
вскипели воды,

вспучился омут,
покрылся пеной,

мутные волны,
вздымаясь, дымились

багровым паром,
кровью злорадца,

лишенного радостей
и обреченного, —

геенна приняла
темного духа.

От топей к дворцу
повернули старейшины,

к праздничной трапезе;
за ними ратников,

всадников сила
на серых конях

шла от болота,
они возглашали:

да славится Беовульф[52]
под этим небом! —

нет другого
от моря до моря

на юг и на север
земли срединной,

кто бы сравнился
с ним в добродоблести,

кто был бы достойней
воестаршинствовать!

(Они и Хродгара,
вождя любимого,

хвалить не забыли
– он добрый был конунг!)

Там и наездники,
быстрые в битвах,

вскачь пускали
коней буланых,

и приближенный,
любимец конунга,

славословий знаток
многопамятливый,[53]

сохранитель преданий
старопрежних лет,

он, по-своему
сопрягая слова,

начал речь
– восхваленье Беовульфа;

сочетая созвучья
в искусный лад,

он вплетал в песнопение
повесть новую,

неизвестную людям
поведывал быль

все, что слышал
о подвигах Сигмунда,

о скитаниях, распрях,
победах Вёльсинга.

К месту он помянул
вероломство и месть,

к месту – верность
племянника, Фителы,

в ратном деле
неразлучимого

с дядей: рядом
во всякой сече

были оба,
рубились конь о конь

их мечами
несчетное множество

на чуже нежити
было посечено.

Слава Сигмунда
немало выросла

после смерти его:
разнесла молва,

как с драконом
– кладохранителем

он сходился,
бесстрашный в сражении,

под утесами темными
(там без Фителы

сын достойного
ратоборствовал),

и ему посчастливилось:
остролезвый клинок,

благородный меч
поразил змеечудище,

пригвоздил к скале,
и дракон издох;

тут по праву сокровищем
завладел герой,

воздаяньем за труд
было золото:

он на грудь ладьи
драгоценный груз

возложил и увез,
Вёльса доблестный сын;

а драконова плоть
сгибла в пламени.[54]

И пошла по земле
молва о нем,

широко средь народов
стал известен он,

покровитель воинства,
добродеятель.

А допрежде того Херемод[55]
растерял храброту,

мощь души и рук,
и подпал под власть

адской силы,[56]
и был погублен

злолукавым врагом,
– сокрушили его

бури бедствий
– стал он бременем

для дружины своей
и для подданных;

и скорбели тогда
о судьбе его

многомудрые мужи,
прежде чаявшие,

что сумеет он
упасти их от бед;

часто сетовали,
что наследовал

сын отца своего,
власть державную

над казной и дружиной,
над людьми и селеньями,

в землях Скильдингов.
И сказал певец:

полюбился нам
больше Беовульф,

родич Хигелака,
чем неправедный Херемод!

По кремнистым дорогам
гнали всадники

коней взапуски.
Солнце утренницы

воссияло с небес.[57]
Диву давшиеся

поспешали старейшины
храбромыслые

в крутоверхий зал.
Досточестный сам

вышел конунг,
увенчанный славой,

из покоев жены,
и дружина с ним,

и супруга его,
с ней прислужницы

шли толпой во дворец
к ранней трапезе.

Хродгар молвил,
став на пороге,

когда увидел,
под златослепящей

кровлей хоромины
лапу Гренделя:

«За это зрелище
хвалу Всевышнему

воздать я должен!
Во мрак страданий

был ввергнут я Гренделем,
но Бог от века

на чудо – чудо
творит, Преславный!

Еще недавно
я и не думал

найти спасителя
среди героев,

сюда сходившихся,
в мой дом, что доверху,

до самой кровли
был залит кровью;

из тех прославленных
мужей премудрых

никто не чаял
мой дом избавить,

жилье людское,
от злого призрака,

от адской пагубы.
Но вот он, витязь,

по воле Создателя
то совершивший,

чего не умели,
вместе собравшись,

мы, хитромыслые!
Мать, подарившая

людям воина,
может гордиться

(родитель добрая
жива, надеюсь!)

Судьба-владычица
ей подарила

сына достойного!
Тебя же, Беовульф,

из лучших избранный,
в душе полюбил я,

как чадо кровное,
– и стал ты отныне мне

названым сыном.
Ни в чем отказа

в моих владениях
тебе не будет!

Не раз я, бывало,
за меньшие службы

не столь достойных
казной одаривал,

не столь отважных,
как ты, подвигшийся

на небывалый труд.
Ты сам стяжал себе

всевечную славу!
И да воздаст Создатель

тебе, как ныне,
во все дни жизни!»

Ответил Беовульф,
сын Эггтеова:

«Работе ратной
мы были рады[58]

и шли без робости,
презрев опасность,

на встречу с недругом;
но было бы лучше,

когда бы ты мог
врага убитого

во всей красе его
здесь видеть:

я, право, думал,
что тут же брошу

его, изнемогшего,
иа смертное ложе,

что, крепко стиснутый
в моих объятьях,

он дух испустит;
ему, однако,

достало силы
отсюда вырваться;

Судьба не дала мне
сдержать бегущего

жизнекрушителя
– он стал воистину

резв от страха!
И скрылось чудище,

оставив лапу
ради спасенья

плечо с предплечьем;
ныне, однако,

ничто проклятого
спасти не может,

не заживется
в поганом теле

душа нечистая:
теперь злочинный,

отягченный грехами,
бьется в оковах

предсмертной муки;
он, тьмой порожденный,

скоро узнает,
какую кару

ему уготовила
Судьба-владычица!»