Гершон Кранцлер - Серебряная маца
Но Торквемада был готов возразить: "Ты - мать двух участников заговора против святой инквизиции. Может быть, ты пришла убеждать королеву в правомерности заговора против церкви и ее верных слуг?"
Лицо Изабеллы стало суровым. Он отвернулась от доньи Ракели, которую поразила внезапная перемена, происшедшая в королеве. "Прогоните ее, - раздался резкий голос королевы. - Избавьте нас от присутствия этой предательницы, пока мое терпение не кончилось!" Поклонившись Торквемаде, Изабелла гордо выпрямилась и вернулась в свои покои.
Торквемада не произнес ни слова, наблюдая, как старая женщина сняла с себя золотой медальон, повернулась, пошла к выходу и стала медленно спускаться по длинной лестнице.
Вернувшись в особняк Модилья, она приказала нескольким верным слугам быстро собрать самые необходимые вещи. У нее не оставалось иллюзий. Теперь ее задачей было спасти жен своих сыновей и их детей. Донья Ракель раздумывала над тем, как помочь сыновьям и по возможности сохранить прекрасный торговый дом, который она возглавляла со дня смерти мужа. Но через полчаса после ее возвращения явились солдаты во главе с офицером и королевским казначеем.
"Именем короля, - сказал офицер, - вы и ваша семья находитесь под домашним арестом. Никто не должен ни входить, ни покидать этот дом. На все ваше имущество наложен арест, оно находится под опекой короны, пока святой суд не решит судьбу ваших сыновей".
Тотчас же у входа и по всему дому была расставлена стража, чтобы следить, насколько точно исполняется королевский указ. Но донья Ракель не чувствовала себя побежденной людьми Торквемады.
Ее старая служанка по прозвищу Дуэнья, с молодых лет неотлучно находившаяся при хозяйке, сумела передать послания доньи Ракели нескольким достойным доверия служащим ее торгового дома. Дуэнья казалась совершенно глухой, и после нескольких безуспешных попыток заговорить с ней солдаты перестали обращать на нее внимание, решив, что старуха к тому же немного не в своем уме. Через Дуэнью донья Ракель сумела распорядиться, чтобы все ее корабли не заходили в гавань, оставаясь недосягаемыми для жадных лап инквизиции, и смогли уплыть в безопасные порты.
Один из племянников доньи Ракели жил в Константинополе, управляя делами Модилья в этом городе. Донья Ракель назначила его временным главой торгового дома, дав ему все полномочия вести дела по собственному усмотрению.
Больше всего донью Ракель мучила участь сыновей, заключенных и подвергавшихся пыткам в подземельях монастыря, где заседал суд. Из участников заговора удалось вытянуть немало признаний, многие из них уже погибли в огне аутодафе на площади Кемадеро, выстроенной по плану одного из маранов, который впоследствии был там же и сожжен.
Донья Ракель тревожила и судьба семей ее сыновей. Ради них она решилась даже обратиться к другу семьи - кардиналу при папском дворе в Риме, - но и он вернул ее послание в севильский суд. Слухи о том, что делается в подземелье, почти не оставляли надежды, и донья Ракель решила спасти хотя бы внучек, отослав их к племяннику в Константинополь. Если бы служители инквизиции не явились так скоро, дети успели бы покинуть Севилью.
Домашний арест заставил изменить планы и действовать крайне осторожно, чтобы еще больше не ухудшить своего положения. Возможность побега оставалась: в особняке Модилья, как и во многих других еврейских домах над рекой Гвадалквивир, был устроен на случай опасности ведущий к реке подземный ход. Маленькая быстрая лодка стояла наготове, чтобы отвезти беглецов в порт Кадис, где Гвадалквивир впадает в Средиземное море.
Но если дети исчезнут, за нарушение королевского указа будут отвечать остальные члены семьи. Единственной возможностью избежать неминуемой гибели был план, который зависел от помощи верной служанки.
Дуэнья начала ежедневно выходить из дома - сначала одна, невзирая на оклики стражников, затем вместе с девочками. Она отталкивала стражников, когда те пытались преградить ей путь. Через несколько дней стражники решили, что старуха не причинит никому вреда, и оставили ее в покое.
И однажды Дуэнья ушла и не вернулась.
Донья Ракель, матери девочек и все домашние были в отчаянии. Они умоляли помочь разыскать детей. Виноваты были, конечно, стражники, позволившие старухе похитить девочек. Даже самые искушенные инквизиторы не усмотрели здесь никакой хитрости. Но когда Торквемада получил еженедельные донесения и узнал из них об исчезновении девочек, он сразу разослал всадников по всему побережью, по всем портам, чтобы быть уверенным, что детей не смогут вывезти из страны.
Но Дуэнья, любившая трех девочек, как родных, знала, что делает, и не сомневалась, что если их схватят, то казни не миновать. "Я с радостью отдам свою жизнь за эти прекрасные юные души, - восклицала она. - Я стольким обязана этой семье, что сделаю все возможное".
В лесу у холмов у ее брата была кузница, и никто не стал бы искать детей там. Дуэнья одела их в лохмотья и велела помогать своему брату жечь уголь и поддерживать огонь. Если бы даже кто-нибудь из всадников, рыскавших по окрестностям, увидел еврейских девочек, он никогда бы не узнал их в оборванных и вымазанных угольной пылью существах.
Выждав несколько дней, Дуэнья велела брату взять из сарая телегу, нагрузить углем и отвезти в порт, спрятав под углем девочку.
Первые две поездки удались. Но люди Торквемады заметили, что старый кузнец второй день подряд появляется в порту с нагруженной телегой. Они проследили за ним и обнаружили Грасиэллу, дочь Реубена дель Модилья, вместе с Дуэньей. Всех троих схватили. Суд быстро решил судьбу стариков, послав их выполнять самую грязную работу в темницах монастыря, а Грасиэллу отдали на попечение монахинь.
В это время Якоб дель Модилья, старший из сыновей Донье Ракели, умер в жестоких руках своих мучителей, не добившихся от него ни слова. Реубена, младшего брата, отца Грасиэллы, ждал костер. Спасло его в последнюю минуту распоряжение Торквемады, который убедил суд, что выгоднее оставить Реубена в живых, чтобы завладеть огромным богатством и имуществом дома Модилья. Ведь подлинная подпись Реубена придаст силу любым документам.
Так Реубен был обречен страдать в холодном подвале, и не один раз ему казалось, что лучше было умереть, чем видеть страдания и муки своих друзей и сородичей, которых пытали и отправляли на аутодафе.
Но после первых месяцев гонений, когда евреев без счета жгли в аутодафе, Торквемада решил временно смягчиться. Заговорщикам-маранам, на которых была наложена епитимья, разрешили вернуться в лоно церкви, а евреям, схваченным инквизицией, было позволено сохранить свою жизнь и имущество через добровольный переход в католичество. Многие мараны спаслись, воспользовавшись этой возможностью, но были и преданные своей вере евреи, отказавшиеся от такого шанса выжить.
Торквемада искал кого-нибудь из бывших предводителей еврейской общины Севильи, кто мог бы послужить примером для своих сородичей. Казалось, больше других для этой роли подходил Реубен дель Модилья. Но напрасно инквизиторы пытались склонить Реубена к перемене веры уговорами и обещаниями. Он не хотел принимать участия в жуткой игре Торквемады. Но и доминиканец, ставший к тому времени официальным главой инквизиции, не собирался уступать.
Однажды утром мучили Реубена повели его к окну, откуда можно было видеть двор монастыря. Он увидел там длинную процессию мужчин и женщин, с горящей свечой в левой руке у каждого из них, в полной тишине выводимую за монастырские ворота. Ослабевший телом и упавший духом Реубен на мгновение пожелал оказаться там же, во дворе, среди идущих на смерть. Вдруг он увидел знакомую фигуру.
"Мама, мама", - закричал Реубен. Донья Ракель подняла глаза и увидала в окне сына.
"Ты еще можешь спасти ее", - послышался вкрадчивый голос монаха, склонявшего Реубена переменить веру.
"Это бесчеловечно!" - простонал Реубен, не в силах справиться с болью. Он хотел выброситься из окна, но сильные руки держали его. "Мама, мама!", - продолжал он кричать. А донья Ракель, подняв к нему мудрое старое лицо, покачала головой. Выпрямившись, с гордо поднятой головой, эта некогда богатая и всеми уважаемая женщина шла в одной процессии с другими мучениками, которые предпочли смерть лживой и постыдной жизни предателей своего Бога.
Слезы текли по лицу Реубена дель Модилья, когда его привели обратно в подвал. "Они звери - жестокие звери, а за их речами о милосердии кроется ненависть!"
Но Торквемада еще не закончил свои игры с последним оставшимся в живых мужчиной из рода Модилья. У него была приготовлена еще одна ловушка, и он рассчитывал, что она хорошо послужит его целям. Однажды ночью Реубена разбудили от тяжелого сна и отвели его в помещение, где был только стол и два стула. Свеча, почти догоревшая, на секунду осветила еще одну, маленькую дверцу комнаты и оконце высоко под потолком. Реубен вошел и сел. Вскоре стражники ввели маленькую фигурку в черном длинном платье.
