Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города
Дыханье призрачного мира дарило людям красоту,
И юный ветер приносило, роняя искры налету…
Текли года, но те картины не тронул техногенный плен —
Нэльдэриэна свет и сила вросли в нутро бетонных вен.
Полотна жили! С ними рядом звенела юная заря —
Цветущим благодатным садом мир эльфов средь людей сиял…
Часть третья: СРЕДИ МЕРТВЫХ КАМНЕЙ
Летит, танцует и кружится мелодия забытых дней,
И сорванным листом ложится в тумане памяти моей.
Я помню, как она ласкала и обвевала ветром грез,
Как средь беды меня искала, чтоб осушить потоки слез.
И как она сквозь годы странствий вела меня среди камней,
И даже в сумрачном пространстве я путь угадывал по ней.
И вот среди толпы безликой я слышу скрипки плач и смех,
И снова солнечной улыбкой мир засиял — но не для всех…
Слепой скрипач выводит нежно мелодию, что душу рвет,
Она так ясно, безмятежно над серым городом плывет.
Скажи, отец, в каких бескрайних краях живет душа твоя?
Ты мир туманный и печальный раскрасил снова для меня…
…Поток полз медленно и вяло — из тысяч загнанных машин
Средь автострады пробка встала, и шлейф свой распустил бензин.
Дома стеной вросли вдоль улиц, их окна в темной пелене
На чадный смрад ежесекундно взирают в дымном сером сне.
Им не уйти и глаз уставших за ставнями теперь не скрыть —
Здесь город… он не тот, что раньше, столетних дум прервалась нить.
Здесь мертвым камнем скрыто время, и пыль бетонных мостовых
Под толщей ржавчины белеет, не слыша зов ветров живых…
Здесь город… Только яркой ночью, расцвеченной огнем витрин,
Фальшивый блеск, так милый прочим, вольется в томный гул машин.
Улыбкой пестрой полумаски ночь поприветствует гостей —
Пустые расточая ласки тем, кто пришел на бал теней…
…Старик стоял на тротуаре, его потрепанный пиджак
С холщовыми штанами в паре внушали проходящим страх —
Брезгливый страх…презренье правых… непонимание, испуг…
Их сторонясь, больных и старых, не замечаем старых рук…
И только старая шарманка, тоскуя, жалуясь судьбе,
Поет, вздыхает горько, жарко — о дальней, молодой весне…
И Ворон с синим опереньем на старческом плече сидит,
Прикрытым взглядом, как в забвенье, за серым сумраком следит…
Шарманки плач теперь светлее — в мелодии звучат ветра,
Что в золотом тумане веют, среди летящих искр костра…
И ярким светом среди будней зажглась мелодия души —
И власти сумрак беспробудный на время яркий свет лишил.
В сердцах людей сквозь паутину ввысь потянулись лепестки —
Те, что в бетонном сне застыли, в плену тягучей суеты.
Улыбкой озарялись лица, светлели взгляды синевой,
Надеждой заставляя биться сердца под коркой ледяной…
Но вдруг из серого тумана огромной глыбой черный джип,
Фантом и тень зловещей тайны, над бедным стариком возник —
Мелодия, взлетев, замолкла… Скорбя, упала в тишину —
И синим вихрем взвился Ворон, кружа над тем, кто был ему
Так дорог, близок… Но напрасно он звал и бился — не дыша
Лежал старик… Народ бесстрастно сновал и мимо шел, спеша…
А джип, подав назад, уехал, в густом тумане растворяясь,
Его хозяин только смехом ответил Ворону… И грязь
Покрыла старые одежды, взбираясь по волне седин…
Вновь Ворон поглядел в надежде — среди людей… хотя б один…
Тут парень молодой в тревоге склонился возле старика,
Подняв и оттащив с дороги — взлетела слабая рука,
Глаза открылись, и улыбка вдруг задрожала на губах —
Как тонкий свет надежды зыбкой, и отблеском застыл в слезах…
«Вам лучше, дедушка?! Вы живы! Я видел издали, как джип
Всей мощью, с дьявольскою силой — с разгона, вас на землю сшиб…»
Старик поднялся… Грязь исчезла — спустился Ворон на плечо,
Вернувшись из бескрайней бездны, сверкнули перья горячо…
«Я ждал тебя… к тебе вернулся — я верил, что когда-нибудь
Орбиты звезд пересекутся — ты избран на чудесный путь…
Меня зовут Дэльвэр… и ныне я покажу тебе страну,
Что эльфы издревле хранили, но потеряли наяву…
Там родина, наш дом и радость. Там свет души, и юных зорь
Не тронет сумрачная старость и не проникнет тенью боль…
И ты увидишь… И в грядущем раздвинешь грань бетонных стен —
Живых камней талант и душу тебе отдаст Нэльдэриэн…»
Парнишка слушал с недоверьем, и половины не поняв,
Спросил Дэльвэра со смущеньем: «Искали много лет меня?!
О чем вы? Я ведь вас не знаю… Где эльфы прячутся теперь?
И что за мир вы описали, назвав его Нэльдэриэн?..
И имя ваше необычно, хотя красиво и легко…
А Ворон этот — друг отличный, я видел… Да, а я — Ванко…»
В глазах Дэльвэра появился летящий тихий огонек,
На перья Ворона спустился… и загорелся, как цветок…
Ванко вгляделся — оперенье горело радугой, внутри
Явились облики и тени эльфийской радостной страны:
Летящим золотом объятый, цветущий край речных долин
Открылся Фениксом крылатым, что вдаль небес летел над ним…
Взгляд птицы был зарею полон, и в сердце радость пробуждал…
Ванко вдруг понял — это Ворон, что здесь земною птицей стал…
А там — за розовым рассветом, прекрасный город вознесен,
Объятый золотистым светом, в огне которого рожден…
Дома и башни, словно птицы, стремились в розовую высь —
Так в камне может воплотиться мечтою радостною жизнь…
Ванко увидел душу камня, узнал живое мастерство…
Когда же город скрылся далью, к Дэльвэру обратил лицо:
«Я не смогу теперь, как раньше… Я не хочу — я видел! Жизнь
Моя должна пройти иначе, ты… путь мне верный покажи…»
…Ванко Гридери, архитектор, склонился мир к его ногам —
Им воплощенные проекты послужат будущим векам.
Дома, больницы и соборы, дворцы, гостиницы, мосты —
В бетонных кружевах узоры, как в камне светлы и живы!
Не мертвой глыбой исполина его творения стоят —
На всем предвечный свет Эльнира живым истоком просиял…
Запомнит мир, запомнят люди — в стенах творений бьется пульс…
Быть может, в будущем не будет тех, кто увидит этот путь —
Но там приходит озаренье, нисходит благодатный свет:
Душа эльфийская в твореньях живет, оставив людям след…
Часть четвертая: МУЗЫКА НЕБОСКРЕБОВ
Пыль автострад, мешаясь с смогом, летит в тумане грязном в высь…
Здесь серых облаков дороги со взвесью мглы пересеклись…
Среди бескрайней серой дымки простерлась благостная тишь —
То воздух продымлено-липкий прорезали квадраты крыш.
Как усеченные колоссы, не достигая облаков,
Бетонных исполинов поросль сокрыла свет долин ветров…
И лишь на крышах есть пространство свободы, буйства, тишины —
Подвластное всем ветрам царство, кусочек отнятой страны…
Здесь жизнь своя — среди безмолвья зашелестит размахом крыл,
Далекий крик и близкий гомон всегда пустынным крышам мил.
У них ведь нет воспоминаний — о счастье, радости, любви…
О днях забытых, горьких, ранних… у них есть нынешние дни.
Бетонный сонный муравейник закопошится суетой —
Но крыши… Каждое мгновенье живут за облачной чертой…
Их не волнуют боль и горе, что властвуют среди людей —
Здесь, в тихом пасмурном просторе лишь птицы… вереница дней…
Григ снова торопился к дому, и, выйдя наверх из метро,
Сюжет отметил незнакомый — над крышей белое пятно…
Он миновал свой переулок, пройдя сквозь ароматный дым
От свежевыпеченных булок и мимо красочных витрин —
Подъезд обдал его прохладой, и в полусумраке пустом
Григ различал немые взгляды — его встречал огромный дом.
Лифт распахнул навстречу двери, обнял безмолвной темнотой —
С урчаньем ласкового зверя понес на встречу с высотой…
Чердак открылся, как родному, улыбкой тусклый свет явил —
Пятном по лестнице знакомой на крышу Грига проводил.
И вот простор… туман и небо… Григ в восхищении вздохнул —
Он вновь за буйным ветром следом в бескрайнем море утонул.
Он слушал… Здесь среди безмолвья все звуки обретали смысл —
И музыкой бесплотной воли над миром суетным неслись…
И Григ, вбирая свет мелодий, здесь слушал музыку ветров…
Был частью света, небосвода… средь мира, где не нужно слов…
Сегодня же над серой крышей кружила стая белых птиц —
Взлетая, опускаясь ниже… И крики в вышине неслись…
Не голуби, не чайки… Прежде Григ не видал их никогда —
Цвет крыл искристо-белоснежный, сиял, как горные снега.
Они кружили над домами, но возвращались каждый раз
На крышу Грига… Словно звали — он видел свет зовущих глаз…
