Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Поднимался шум великий,
Крики, плач и звон оружья
В старом Бургосе, в том замке,
Где живут большие люди.
Вот со всей придворной свитой
Из дворца король выходит,—
Двор прошли и что же видят?
У ворот Химена Гомес
Заломила руки, плачет,
И с мечом, покрытым кровью,
Перед ней стоит Родриго.
Видят все, что ярым гневом
Вспыхнул гордый кастильянец,
Услыхав стенанья, вопли
И проклятия Химены.
«Добрый мой король, молю вас,
Накажите лиходея,
И от ваших сыновей
Пусть вам будет только радость.
Ибо тот король, который
Не стоит за справедливость,
Недостоин быть монархом,
Недостоин хлеб вкушать
С белой скатерти настольной,
Недостоин, чтоб ему
Люди знатные служили.
Добрый мой король! Отец мой
Родом был высок и славен,
Дед под знаменем кастильским
Помогал в боях Пелайо.[494]
Но и без того должны вы
Мстить рукою справедливой
За обиженных и малых
И блюсти с большими строгость.
Ну, а ты, убийца лютый,
Погрузи свой меч кровавый
В грудь мою, в девичье сердце,
Уготованное смерти.
Бей, изменник, и не вздумай
Женщину во мне увидеть!»

В старом Бургосе на пире
Восседал король наш добрый,
И к нему Химена Гомес
С горькой жалобой пришла,
Вся одета в черный траур,
В кружевной косынке черной,
И колени преклонила,
Став на коврик, и сказала:
«Мой король, в бесчестье горьком
Я живу, и — бог свидетель —
Мать моя живет в бесчестье.
Каждый день должна убийцу
Моего отца я видеть.
На коне он гордо скачет,
На руке злодея — сокол.
Чтоб сильней меня обидеть,
Он спускает злую птицу
На моих голубок бедных,
Вскормленных моей заботой,
И уже не раз их кровью
Был камзол его забрызган.
Оттого, король мой добрый,
Справедливости прошу я,
В ней ты отказать не можешь!
Ведь когда король не может
Быть законно справедливым,
Он, я думаю, не должен
Ни страной своею править,
Ни на скатерти обедать,
Ни ласкаться с королевой».
И, слова такие слыша,
Про себя король подумал:
«Как же быть: убью ли Сида,
Заточу ль его в темницу,—
Шум поднимется в кортесах.
Не решусь и буду медлить —
Сам господь меня осудит».
А Химена продолжала
Примечательные речи:
«Мой король, тебе скажу я,
Как поправить это дело.
Хорошо держи кортесы,
Чтоб никто не внес там смуту,
А того, кем был загублен
Мой родитель достославный,
Мне скорей отдай в супруги,
Ибо тот, кто зло мне сделал,
Знаю, будет добр со мною».
И король сказал на это:
«Вот, всегда я только слышал,
А теперь и сам я вижу:
Непонятен женский нрав!
До сих пор она просила
Оказать ей справедливость,
А теперь, смотрите, хочет
За убийцу выйти замуж.
Так пошлю письмо я Сиду,
Повелю ему приехать».
И едва сказал он это,
Как письмо уже в дороге.
Но гонец его не Сиду
Отдал, а его отцу.

У Химены и Родриго
Руку взял король и слово
И, призвав Лаинес Кальво
Как свидетеля на свадьбе,
Сочетал их воедино,
И они в любви взаимной
Распри старые забыли,
Ибо нет ни ссор, ни распрей
Там, где царствует любовь.
И король в подарок брачный
Отдал Сиду Вальдуэрну,
Бельфорадо и Салданью,
И Сан-Педро-де-Карденья.
Вместе с братьями для свадьбы
Одевается Родриго,
Снял сверкающий чеканом
Крепкий панцирь свой и латы,
Надевает плащ немецкий
(Их тогда носили франты)
И штаны короткой мерки
С голубыми галунами,
А потом чулки, сапожки
Из телячьей нежной кожи,
Крашенные кошенилью,
Не простые на шнуровке,
А на золотых застежках.
Тело плотно облегает
С круглым воротом рубашка
Без опушки, без оборок,
Ибо в те года крахмалом
Лишь детей у нас кормили.
Он надел камзол отцовский —
С рукавами, как раструбы,
Тот, что в битвах крепким потом
Пропитал его отец.
Он привязывает также
Острозубую Тисону[495],—
Этот страх и ужас мира,—
На роскошной перевязи,
Стоившей четыре кварто.
И, красив, как Геринельдо,
Сид во двор выходит гордо.
Там король, епископ, гранды
Стоя ждут уже героя.
Вслед за ним идет Химена,
Дорогой красуясь токой,—
Не в смешном уборе пестром,
Называемом сорокой,—
В дорогом расшитом платье
Из английской тонкой шерсти,
В облегающей рубахе,
В ярких туфлях, а на шее —
Ожерелье из десятка
Драгоценных медальонов,
И под ними образок
Пресвятого Михаила.
Вот жених с невестой входят,
Он дает невесте руку,
И невесту он целует,
И в большом смущенье молвит:
«Твоего отца убил я,
Но убил не как предатель,
А в открытом поединке —
Мстил за кровную обиду.
Так владей за это мною:
Человек за человека!
Принимай живого мужа
Вместо мертвого отца».

На собор, собор вселенский
В Рим святой отец сзывает,
И король наш дон Фернандо,
Слову папы повинуясь,
Едет в Рим, и среди прочих
Едет дон Родриго Сид.
Ровно столько дней потратив,
Сколько нужно на дорогу,
В Риме все с коней слезают,
И с учтивостью великой
Наш король подходит к папе
И ему целует руку.
Только Сид стоит в сторонке,
Он не хочет унижаться.
Вот в собор Петра святого
Молча входит дон Родриго,
Видит семь высоких тронов
Для семи высокочтимых
Христианских королей.
Трон французского монарха
Наравне с престолом папы,
Трон испанского монарха —
Целою ступенью ниже.
Пнул ногою Сид во гневе
Золотослоновокостный
Трон французского монарха,—
По ступеням он скатился
И на три куска разбился.
Сид же, взяв испанский трон,
Выше всех его поставил.
И тогда один вельможа,—
Говорят,  савойский  герцог,—
Крикнул Сиду: «Будь ты проклят!
Пусть святой отец за это
Отлучит тебя от церкви!
Ибо лучший из монархов
Здесь тобою обесчещен».
«Королей оставим, герцог,
Все они добры и славны.
Мы ж рассудим сами дело,
Как хорошие вассалы».
И на герцога пошел он,
По щеке его ударил.
И, узнав про это, папа
Отлучил от церкви Сида.
Но смиренно дон Родриго
Перед папой распростерся:
«Отпусти мне грех мой, папа,
Не отпустишь — прогадаешь:
Из твоей богатой ризы
Я коню скрою попону».
И, отец наш милосердный,
Так ему ответил папа:
«Дон Родриго Сид, охотно
Отпускаю грех твой ныне,
Только при дворе моем
Соблюдай вперед учтивость».

В замке Бургоса, в печали,
Дон Родриго ждет Химена
И готовится, волнуясь,
К приближающимся родам.
И однажды в воскресенье,
Лютой схваченная болью,
Вся в слезах, за стол садится
И берет перо и пишет,
Горько плачась на судьбину,
Пишет королю Фернандо:
«Вам, король и господин мой,
Вам, кто мудр и благороден,
Вам, надменных посрамитель
И смиренных покровитель,
Пишет вам рабыня ваша,
Та Химена, чей родитель
Был преславный граф Лосано,—
Вам из Бургоса в столицу
Шлет она поклон смиренный.
Пусть господь пошлет удачу
Вашим добрым начинаньям.
Мой сеньор, вы мне простите,
Что обиды не скрываю,
И за что на вас сердита
Вам пишу я без утайки.
По каким, спрошу, причинам
У жены вы мужа взяли?
По каким законам божьим
Вы томите нас разлукой?
Только раз в году ко мне вы
Отпускаете супруга,
А когда уж отпустили,
Вид его внушает ужас.
Потому что по колени
Конь его измазан кровью.
Чуть меня в объятья примет —
Вижу, спит в моих объятьях.
И во сне он стонет, рвется
И рукой наотмашь хлещет,
Будто ломит силу вражью,
Будто шеи вражьи рубит.
А едва заря займется,
Как его уже торопят
И гонцы и полководцы,
Чтобы он вернулся в поле.
Вас, король, молю я слезно
Вспомнить, как я одинока,
Возвратить жене супруга,
Возвратить отца ребенку.
Где сама отца найду я,
Где найду другого мужа?
Бог мне дал одно богатство,
И его вы отобрали.
Оттого по нем я плачу,
Будто он уже в могиле.
Если вы о том печетесь,
Чтоб его умножить славу,
Так Родриго славы хватит:
Бороды не отрастил он,
Страх зато нагнал на мавров,—
Мавританские сеньоры
У него в вассалах ходят.
Я, сеньор, ношу ребенка,
И пошел девятый месяц,
Мне, быть может, вредно плакать,
Помогите мне, сеньор!
А письмо мое сожгите,
Пусть о нем никто не знает,
Пусть меня не судят люди
За предчувствия дурные».