Питер Акройд - Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
И вот Виргиния привели в суд и зачитали ему следующее обвинение:
«Ранее и отныне я надлежащим образом покажу вам, господин судья, что ответчик злонамеренно и предумышленно нанес ущерб вашему истцу, Клавдию. А именно, вопреки всякой справедливости, всякому закону и всякому чувству, ответчик украл у меня под покровом ночи и темноты одну из моих рабынь, связанную со мной долгом и обязательством. В ту пору она была совсем еще юной. Я также утверждаю, что ответчик злонамеренно и предумышленно объявил эту молодую девушку своей законной дочерью. Господин судья, я приведу свидетелей, которые подтвердят мою правоту. Что бы ни говорил ответчик, эта девушка – не его дочь. Верните мне ее, сударь, и поддержите закон».
Виргиний с ужасом смотрел на этого негодяя. Разумеется, он был готов поклясться, что Виргиния – его родная дочь. Он мог бы доказать это в судебном поединке, как и полагается рыцарю. Он тоже привел бы свидетелей, которые доказали бы, что этот подлец лжет. Но ему никто не дал этого сделать. Судья наотрез отказался еще что-либо слушать. Ведь этот старик очень торопился. Он оборвал Виргиния на полуслове и сразу же огласил приговор:
«Я постановляю, что истец в прошлом понес ущерб, и теперь рабыня должна вернуться к нему. По каковой причине вы, господин ответчик, не имеете более права удерживать ее у себя в доме. Приведите ее и поместите под мою опеку. Правосудие должно восторжествовать любой ценой».
Так это произошло. Неправедный судия состряпал дело, оклеветал благородного рыцаря – и вот Виргиний должен передать родную дочь в руки распутника! Судья вот-вот растлит невинную деву. После оглашения приговора Виргиний вернулся домой и, понурив голову, сел у себя в зале. Потом он позвал дочь. У него было пепельное лицо и померкший взгляд. Он чувствовал к ней такую жалость, что просто не мог выразить ее словами. Но он уже твердо решил, чтó делать.
«Дочь моя, – обратился он к ней. – Дорогая моя Виргиния. Тебя ждет ужасная участь. Ты должна выбрать между смертью и вечным позором. О, если бы я никогда не рождался на свет! Ты не заслужила такой судьбы. Неужели ты родилась для того, чтобы пасть от ножа или клинка? О милая дочь, погубительница моя, я старался растить тебя в мире и в нежности. Ты всегда царила в моих помыслах. Ты была моей первой радостью, но теперь станешь моим последним горем. Ты – жемчужина целомудрия. А теперь, моя дорогая, ты должна терпеливо принять смерть. Таков мой приговор тебе. Я выношу его из любви к тебе, Виргиния, а не из гнева или ненависти. Но ты должна умереть. Я отрублю тебе голову, чтобы спасти от более ужасной участи. Я проклинаю тот день, когда этот лживый судья, Аппий, впервые увидел тебя!» – И отец рассказал ей о том, что произошло в зале суда. Мне нет нужды повторять вам все это.
«О дорогой отец, пощади! – Таковы были первые слова Виргинии, обвившей ему руками шею. А потом она разразилась слезами. – Дорогой отец, неужели я умру? Неужели нет другого выхода? Нет никакого средства?»
«Никакого, любимая моя дочь. Выхода у нас нет».
«Тогда дай мне хоть небольшую отсрочку, чтобы я оплакала свою участь. Ведь Иеффай дал своей дочери время поплакать, прежде чем убил ее. Видит Господь, она не совершала никакого греха. Ее единственная вина состояла в том, что она первая вышла навстречу отцу, когда тот с победой возвращался домой с войны. Он поклялся, что если одержит победу, то принесет в жертву того, кто первым выйдет из дверей его дома. И первой оказалась его родная дочь. – Тут Виргиния лишилась чувств и рухнула на пол. Потом, придя в сознание, она взглянула на отца. – Благодарю Бога, – сказала она, – за то, что я хотя бы умру девственницей. Убей меня, пока меня не осквернили. Во имя Бога, скорее!»
Так она сама молила отца взять меч и милосердно убить ее. Потом она упала в обморок. Со скорбным сердцем Виргиний схватил меч и одним ударом снес ей голову. А потом, если верить историку, взял ее голову за волосы и принес в судилище. Там он положил ее на стол перед судьей. Когда Аппий увидел отрубленную голову, он приказал немедленно повесить Виргиния. Но тут собралась тысячная толпа, все скорбели и жалели рыцаря. Все эти люди знали, или подозревали, что судья сам нарушил и опозорил закон. Они давно заметили подлое поведение смерда Клавдия, который выступал истцом. А Аппий давно славился своим распутством. Никто ему не верил. И народ выступил против него, обвинил его в обмане и бросил в тюрьму; там, в камере, он покончил с собой. Клавдия приговорили к казни и хотели вздернуть на ближайшем дереве, но Виргиний так убедительно вступился за него, что негодяя не стали казнить, а отправили в изгнание. Жаль, конечно. А иначе этого злодея непременно повесили бы. Все остальные виновники, замешанные в этом деле, были схвачены и немедленно казнены.
Вот как воздается за грехи. Мы все должны вести себя осмотрительно. Никто не знает воли Господней. Никто не знает, как и куда Он нанесет Свой удар. Червь совести может долго питаться неправедной жизнью, а затем внезапно ужалить. Однако, сколь бы ни скрывали зло, порок всегда будет наказан. Вот что объединяет и простеца, и ученого: им не ведомы ни время, ни природа собственной кончины. Так что остерегайтесь. Отвернитесь от греха, пока грех не выдал вас с головой.
Здесь заканчивается рассказ ВрачаПролог и рассказ Продавца индульгенций
Пролог Продавца индульгенций
Тут наш Трактирщик принялся божиться как полоумный.
– Господи! – орал он. – Клянусь кровью и телом Христовым, что за злодей этот судья! А какой негодяй его пособник! Они заслужили смерть, как заслуживают ее все лживые судьи и лживые истцы. Отцу пришлось убить родную дочь! Как дорого ей обошлась ее красота! Я давно это знаю, но скажу еще раз: так называемые дары Фортуны и дары Природы порой оказываются роковыми. Сама красота виновата в ее гибели. Какая печальная история! Да, все мы, баловни Фортуны и Природы, находимся в опасности. От этих благодетельниц больше вреда, чем добра.
– Да, добрый мой господин, грустную историю вы нам рассказали. Ну что ж! Что поделать, сэр Врач. Молю Бога, чтобы вы были живы и здоровы. Молюсь о том, чтобы ваши склянки и ночные горшки сверкали чистотой, чтобы ваши слабительные и мази приносили пользу, чтобы ваши лекарские бутылочки были надежно заткнуты пробками, а ваши старые книги стояли на полке. Благослови все это Господь! Тогда вы будете процветать. Должен сказать, вы – симпатичный человек, вы больше похожи на епископа, чем на ученого. Вы заметили, как дотошно я перечислил все предметы, что лежат в вашем дорожном сундуке? Я во врачебных хитростях не разбираюсь, но про здоровье и болезни знаю многое. У меня от вашего рассказа чуть сердечный приступ не приключился. Мне нужно прямо сейчас принять какое-нибудь лекарство или хотя бы отхлебнуть глоток крепкого эля. Ну, а потом – послушать чей-нибудь веселый рассказ, чтобы отогнать печальный призрак Виргинии.
Тут Трактирщик обратился к Продавцу индульгенций.
– Мой добрый друг, – сказал он, – расскажите нам смешную историю. Мне необходимо развеселиться.
– Непременно расскажу, – отозвался Продавец индульгенций. – Но сначала мне и самому нужно чуть-чуть выпить. Нет ли тут пивной поблизости? Я бы и пирожок перехватил.
Но тут остальные паломники принялись негодующе кричать Трактирщику:
– Не надо нам больше сальных анекдотов! Пускай расскажет нам назидательную историю. Пускай задаст нам урок-другой.
– Да, именно это вам и нужно, – согласился Продавец индульгенций. – Но сначала мне хочется выпить. И немного собраться с мыслями, чтобы вспомнить какую-нибудь достойную историю.
Выйдя из трактира, он оседлал лошадь и обратился к паломникам.
– Господа и дамы, – сказал он, – как вы все знаете, я привык проповедовать в церквах. – Я стараюсь говорить зычно, как только могу, чтобы мой голос звенел словно колокол. Разумеется, я знаю свой предмет наизусть. Тема ведь всегда одна и те же. Знаете, какая? Жадность – вот корень всякого зла. Вначале я говорю всем, откуда я приехал. Из Рима или из Иерусалима. Для них разницы нет. А потом показываю мои папские индульгенции. Ах да, перед этим я предъявляю епископские печати на моих бумагах, чтобы оградить себя от назойливых клириков: вдруг кто-нибудь встрянет и помешает мне выполнять святое Христово дело. Ведь иные священники так ревнивы! А потом я приступаю. Я рассказываю пастве об индульгенциях, которые предлагают кардиналы, патриархи и архиепископы. Я бормочу несколько слов на латыни, приправляя ими свою проповедь, и прошу всех на коленях помолиться о спасении их душ. Затем достаю из мешка стеклянные ларцы, где заключены мощи святых: где ключица, а где запястье.
«Вот, добрые прихожане и прихожанки, – говорю я им, – здесь плечевая кость одной из тех овец, что Иаков пас на холмах Беершевы. Прислушайтесь к моим словам. Опустите эту кость в любой колодец или источник – и его вода будет излечивать ваш скот от ящура или сыпи. Она будет исцелять змеиные укусы и убивать кишечных глистов. Пригоните скот к этому источнику. Когда скотина попьет из него, то избавится от струпьев и язв и выздоровеет. Слушайте меня внимательно. Если кто-то из вас будет раз в неделю, перед рассветом, пить воду из такого родника, то ваш скот будет плодиться и размножаться. У вас будет столько ягнят, что даже не сосчитаете. Так говорится в Книге Бытия из Священного Писания. Вы сами можете найти и прочитать эти строки. Глава 39. Стихи 37–39. Я открою вам кое-что еще. Эта вода лечит от подозрительности и недоверчивости. Если вдруг кто-то впадет в ревнивую ярость, подмешайте ему в похлебку такую воду. Он сразу переменится. И никогда больше ни в чем не станет обвинять свою жену – даже если застанет ее в обществе священника, а то и двух. А видите вот эту перчатку, связанную из шерсти? Если кто-нибудь наденет такую перчатку, то у него всегда будет богатый урожай. У него родится много пшеницы или овса. Много всего, что только он ни посеет. Главное – пожертвовать мне немножко серебра. И тогда урожай будет обильным. Попомните мои слова. Но я должен вас предупредить, добрые дамы и господа. Если среди вас есть человек, который совершил смертный грех, слишком ужасный, чтобы в нем исповедаться, если среди вас есть женщина, которая изменила мужу, то таким людям нельзя подходить сюда, к моим святым мощам, с пожертвованиями. Они лишены благодати. Они лишены силы. Но остальные – все, кто желает сделать пожертвование, смело подходите. Я отпущу вам грехи. У меня есть епископское разрешение исповедовать и отпускать грехи».
