Питер Акройд - Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
Питер Акройд - Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера краткое содержание
Питер Акройд
Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
Введение
Джеффри Чосер, автор «Кентерберийских рассказов», был типичным лондонцем XIV века. И точно так же, как его оригинальные истории служат зеркалом средневекового общества, так и жизнь самого Чосера отражает многообразие движущих сил его эпохи. Так, он был заметной фигурой при королевском дворе – он служил, по крайней мере, трем королям и двум принцам. На таможне, в Лондонском порту, собирал налоги. Был дипломатом и чиновником, надзиравшим за строительными работами для нужд короля. Недолгое время прослужил солдатом. Однажды его назначили судьей и членом парламента. А в промежутках между разнообразными служебными обязанностями он умудрялся сочинять стихи, которые стали самым законченным и мощным выражением духа средневековой Англии.
Разумеется, Чосер знаменит прежде всего «Кентерберийскими рассказами» – поэмой, над которой он работал до конца своей кипучей творческой жизни.
В ранние годы он писал притчи, легенды и сказки в стихах; а несколько позже сочинил поэму «Троил и Хризеида» – ее справедливо считают первым английским романом нового времени. До него еще ни один писатель не был так многолик и так сложен. Характер Чосера и его творчество трудно поддается определению. В стихах он демонстрирует робость и сдержанность, но ведь таможенник не может быть робким. Ему нравилось представлять себя ученым затворником, однако на него подавали в суд за долги и обвиняли в изнасиловании. Он прославился скабрезными сюжетами и непристойными шутками, но при этом сохранял глубоко религиозное видение мира.
Чосер родился в Лондоне между 1341 и 1343 годами, в богатой купеческой семье. Его отец, Джон Чосер, был преуспевающим виноторговцем; их дом и торговый склад находились у реки, на Темз-стрит, а в нескольких ярдах от него была верфь Трех кранов, где выгружали гасконские вина. Всю жизнь Чосер прожил вблизи реки и слышал ее звуки. Его детство и юность проходили в шумном, людном и деловом мире, и этот энергичный городской дух дает о себе знать во всех его сочинениях. Среди зачастую величественных и искусных стихотворных строк у него то и дело проскакивают разговорные словечки и выражения лондонских улиц: «Да ну тебя совсем!..а ну-ка поглядим…давай кончай эту канитель…что ты там сказал…а ну посторонись…дурень ты, дурень!»
Хотя Чосера главным образом воспитала улица, поэт получил серьезное образование. Возможно, у мальчика был домашний учитель, а кроме того, он мог посещать благотворительную школу Святого Павла, что в сотне ярдов от его дома. Своим знанием латыни и латинских авторов, вроде Овидия и Вергилия, он обязан основательной подготовке по предмету, который тогда назывался «грамматикой». Чосер знал еще и французский с итальянским, правда, и тем и другим он вполне мог овладеть в житейской обстановке. В четырнадцать – пятнадцать лет его отправили к королевскому двору.
При короле Эдуарде III отец Джеффри был назначен помощником дворецкого, и, разумеется, свои честолюбивые планы в отношении сына он блестяще осуществил не без помощи влиятельных персон мира сего. В 1357 году Чосер поступил в пажи к невестке короля Эдуарда – принцессе Елизавете; так началась его карьера на королевской службе, а завершилась она с его смертью. При дворе он обучился искусству переписки и красноречию. А его знание риторики, в особенности, служит нам ключом к пониманию «Кентерберийских рассказов». Будучи слугой короля, Чосер отправился на войну, однако вблизи Реймса попал в плен к французам, но спустя четыре месяца его выкупили за 16 фунтов. С тех пор он больше не воевал, и, по правде говоря, у него не было особой склонности к военному делу. Он предпочитал мирные занятия. В двадцать с небольшим Чосер поступил на королевскую дипломатическую службу, и его не раз отправляли с миссией к правителям Европы. Но дипломат был еще и поэтом. По его собственным словам, он сочинил «множество песен и игривых лэ». Иными словами, он сделался придворным поэтом и развлекал дам и вельмож изящным исполнением стихотворных ламентаций и рондо, баллад и посвящений. Предполагают, что эти ранние сочинения пользовались успехом. Его современник Джон Гауэр рассказывал, будто Чосер наводнил всю страну своими стишками и песенками.
После смерти отца Чосер унаследовал изрядную часть имущества и вскоре женился на Филиппе де Роэ, фрейлине из свиты королевы. Это был придворный брак, о котором практически ничего не известно. Чосер всегда умалчивал о своей частной жизни: предпочитая держаться в тени, он порой казался невидимкой. Нам известно лишь имя его жены и ее положение в обществе. В последние годы они месяцами жили порознь, но, похоже, ни одного из супругов это не огорчало.
Его связи с двором все больше укреплялись. Он вошел в свиту Джона Гонта, одного из сыновей короля Эдуарда, и получал ежегодные вознаграждения за оказываемые услуги. В число этих услуг входило и сочинение стихов для нового покровителя. Когда умерла жена Джона Гонта, Чосер написал «Книгу Герцогини» – поэму-фантазию в память о ее добродетелях. По-видимому, это сочинение предназначалось для устного исполнения, и, возможно, Чосер декламировал его во время панихиды, состоявшейся в соборе Святого Павла.
Важно отметить, что эта поэма написана по-английски. Королевский двор в Вестминстере в ту пору еще оставался французским, и говорили там преимущественно по-французски, однако стихи Чосера – наилучшее доказательство того, что статус английского языка быстро повышался. Чосер стал мастером, который избавил английский от прежнего униженного положения просторечного языка покоренного народа.
И не случайно, что при жизни поэта английский вытеснил французский язык из сферы школьного обучения, а в царствование следующего монарха стал даже языком королевского двора. Все эти обстоятельства, словно сговорившись, сделали Чосера самым представительным и самым авторитетным поэтом своего времени. Одна из характерных черт гения заключается в том, что он олицетворяет мировоззрение людей своей эпохи.
И все же гений Чосера произрастал не только на родной почве. Будучи королевским посланником, он не раз оказывался по делам службы в Италии, где участвовал в торговых переговорах с Генуей и Флоренцией. И там его интересовала не только торговля. Так, во Флоренции он прежде всего получил возможность окунуться в культурную жизнь города. Он познакомился с манускриптами литературных произведений. Флоренция, которая была поистине кормилицей и матерью тогдашней итальянской поэзии, в значительной степени повлияла на творчество Чосера. Он читал в подлиннике Данте, Боккаччо и Петрарку. Данте, как известно, прославился «Божественной комедией», но был у него и трактат De vulgari eloquentia («О народном красноречии»), где он превозносил достоинства родного языка. И этот урок не прошел даром для английского поэта.
В ту пору, когда Чосер посещал Флоренцию, Петрарка жил в ста милях от нее – в Падуе. Однако его влияние ощущалось повсюду: он был мастером красноречия, олицетворением великолепия, он был человеком, который поднял материальный и духовный статус поэта. Его пример мог бы навести Чосера на мысль, что поэзия – это не просто приятное занятие на службе у какого-нибудь вельможи, не развлечение, а жизненное призвание. Если бы не ошеломительный успех этих двух итальянских писателей, то весьма мала вероятность, что Чосер вообще бы поддался такому соблазну, как сочинение «Кентерберийских рассказов». Важен здесь был и пример Боккаччо, который создавал произведения самых разных жанров – романтические, мифологические и исторические – и прибегал к самым разным стилям. Сами «Кентерберийские рассказы» во многом навеяны его «Декамероном» – оба сочинения являются перипатетическими шедеврами эпического масштаба.
Итак, Чосер возвратился в Англию, имея уже более ясные и возросшие поэтические амбиции. И почти немедленно принялся работать над «Храмом Славы» – еще одной поэмой-фантазией, очевидно, пародировавшей «возвышенный» стиль Петрарки. Чтобы передать картину мира, непрочного и далеко не идеального, Чосер использовал свои излюбленные авторские приемы – остроумие и острословие. Ничто не вечно под луной. Потому-то и не следует отрываться от приземленных жизненных дел. 8 июня 1374 года Чосера назначили таможенным инспектором по шерсти в одном из самых важных ведомств в Лондонском порту. Это была тяжелая и неприятная работа. Он должен был осматривать и взвешивать товар, пересчитывать мешки с шерстью, улаживать споры между купцами. Ему также приходилось взимать пошлину, к которой, по средневековым обычаям, присовокуплялись взятки и различные «льготы». В «Храме Славы», законченном уже после вступления в должность таможенного инспектора, Чосер так описывал свою трудовую жизнь:
Лишь только, подведя итог,
Ты свой дневной закончишь труд,
Не развлечения зовут
Тогда тебя и не покой, —
Нет, возвратясь к себе домой,
Глух ко всему, садишься ты
Читать до полуслепоты
Другую книгу при свечах…[1]
Нам даже известно местонахождение этого «дома», где поэт предавался таким усердным занятиям. Он жил над Олдгейтом – западными городскими воротами, и с высоты своего жилища ему хорошо был виден лондонский людской поток – бесконечно снующие повозки, телеги, вьючные лошади и пешеходы. До него, конечно, долетал гул голосов, звучавших под воротами; сверху он мог в подробностях рассмотреть наряды проходящих и проезжающих. Наверняка была ему знакома и фигура одинокого путника. Живя в доме над Олдгейтом, Чосер, наверное, переосмыслил свое представление о жизни человека как о бесконечном странствии. Отправляясь на службу, в Лондонский порт, он неизбежно шел самыми оживленными, самыми шумными улицами города. И это великое стечение народа послужило предвестником «Кентерберийских рассказов».
