Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского
Ян Янсон Стартер
(1593–1626)
Солдатские любовные и пьянственные песни
Беса ме, беса, моя плутовка!
Поберегись, красотка моя!
Смелее в бой! Экипировка
Готова — от шомпола до ружья.
В поход, в поход супротив мужичья!
Фортуна вновь показала зад…
Хоть гранде вино — горька судьбина,
Но лос эспаньолес от страсти горят!
О белла донна, моя дорожетта!
Нет на свете равной тебе ни одной!
Что вижу я? Ты еще одета?
Займись-ка, прелесть, любовью со мной!
Нужно развлечься перед войной!
Бене винетто мы тоже не прочь!
Соблюдем для приличий итальянский обычай —
Призовем поселянок в эту славную ночь!
Бон выпивон! Шансон горланить!
Наливай, мон шер, и пей до дна!
Будем топать и хлопать, вопить и буянить!
Вив ля гер! Наступает война!
Эй, веселее! Еще вина!
Пьем! На войне так уж как на войне!
Мужичье отлупим, выпивки купим —
Никто помешать не посмеет мне!
Благородные инглиш джентльмены!
Каждому — леди, энд вери вел!
Ваши услуги весьма бесценны
В веденьи голландских военных дел!
Берись за дело, коли умел, —
Энд кис ее, кис — лови момент!
Смелее тыкай тяжелой пикой!
Не оставляй ржаветь инструмент!
Моя сокровищ, давай не груститься!
Война имеет начаться ведь!
Шорт побери! Мушичье поучиться
От меня имеет порядок иметь!
Долшен и деньги в карман звенеть!
Я никогда не упустит мое!
Выдершим стойко добрый попойка!
За все имеет платить мушичье!
Вы, нидерландские матросы,
Бойцы на земле и в стихии морской!
Вам надоели пашни, покосы —
Вы берете оружье крепкой рукой —
Началась война, — кончен покой!
Поскольку исхода мирного нет,
Испанские орды получат твердый
И недвусмысленный ответ!
Проасти, невеста, проасти, милоашкоа,
Жениться, увы, никак не моагу.
Печальноа, грустноа, скорбноа, тяжкоа.
А будешь плоакать — проасто сбегу.
Милоашкоа, да где ж я воазьму деньгу?
Воайна! Вербоавщики с разных стороан!
Хвоативши лишку, бегу вприпрыжку —
Мне оабещали тысячу кроан!
Вос, студиози, народ особый,
Вы, что привыкли с давних пор
Деньгибус тратить не для учебы,
А на танцыбус эт случайный амор,
Продавайте книги, бросайте вздор,
Чем по платеас шляться, вконец охмелев,
Кончайте драки, ступайте, вояки,
На мужикибус выместить гнев!
«Эх, что там тысяча монет!..»
Эх, что там тысяча монет!
Да что стихии!.. Что там!..
Мою любовь уж столько лет
Пою по старым нотам:
Сирена сладкогласная,
Лишь до дверей — согласная
И страстная,
А дальше — нет как нет.
Вхожу покорнейшим слугой,
Она твердит лукаво:
«Ах, Яспер Янсен, дорогой!
Я так ценю вас, право!
Я за любовь признательна,
Я с вами обязательно
Старательно
Спляшу разок-другой!»
«Такой ответ приятен мне,
Я рад столь щедрой встрече,
Я в барыше — вдвойне, втройне,
Но от подобной речи,
Деталь простите гадкую,
Я сласть ворую сладкую
Украдкою,
Увы, на стороне!»
Ушла, пощечину влепив:
Чудесная развязка!
Я буду скромен и учтив:
Поджарилась колбаска!
Являюсь, в ноги падаю:
«Что ж, — молвит, — вас пощадою
Порадую:
Но мне претит мотив!»
Я чую: по уши увяз —
Ну, как тут сваришь пиво?
«Во избежание проказ
Учтите: я ревнива!» —
«Я полон рвенья чистого,
Прямого, сноровистого:
Неистово
Быть верен сей же час!»
Все было, в общем, решено,
Однако потаскушка
Сказала: «Все в порядке, но
Что скажет мать-старушка,
Сии прознав известия?»
Не нанесу нечестия
Невесте я!
Но что-то жду давно!
Так год за годом, на измор.
«Все ждете? Воля ваша.
Не в настроеньи до сих пор
Дражайшая мамаша.
Ах, не играйте нытика,
Потребна здесь политика:
Терпите-ка!»
И разный прочий вздор.
То порет чушь, то ерунду,
То шепчется в сторонке.
И за подобную-то мзду
Я нанят в компаньонки?
И розами не мазано,
И стыд блюсти приказано:
Ну, раз она
Не хочет — прочь пойду.
Ухаживание за меннониткой
Приволокнулся я за юной меннониткой.
Лишь первый поцелуй сумел сорвать я прытко,
Она сказала мне: «То было или нет,
Но удалиться прочь примите мой совет!
Ведь от иной сестры схватил бы оплеуху,
Пожалуй, даже наш священный брат по духу!».
Стеня, к ее ногам я попытался пасть,
Я тщетно сообщал, что к ней питаю страсть.
Но холодна к мольбам она была, как рыба.
Я рек: известны ль ей слова какие-либо
В Писаньи — кто клеймил влюбленных и когда?
Я тут же принужден сгореть был со стыда.
Ярился Моисей, текли псалмы Давида,
Из слов апостолов воздвиглась пирамида,
Пророки древние смешались в суп густой…
(Здесь вряд ли мог помочь и Валентин Святой.)
И глянуть на меня не думала, паршивка!
Не то цветист камзол, не то пышна завивка.
Просторны ли штаны, лазорев ли крахмал,
Велик ли воротник — я думал — или мал,
Иль на моем плаще излишне много складок?
Короче говоря, я грешен был и гадок.
«До встречи», — я сказал, увидев наш контраст.
«Ступайте, господин, ступайте! Бог подаст».
Я через краткий срок пришел для новой встречи,
И платье изменив, в переделав речи.
Я волосы прижал к вискам по волоску
И выбрал воротник, похожий на доску.
Ни лишнего шнурка, ни золотой заплаты!
Из уст моих текли священные цитаты!
«Мир дому!» — возвестил я набожной сестре,
Зеницы возводя, как надобно, горе.
Я обращался к ней «сестра», а не иначе,
Покуда не берясь за сложные задачи.
Откуда-то главу прочел ей наизусть
(Пусть лишний раз речам святым внимает, пусть…)
И делу послужил напор богослужебный:
В ее очах огонь затеплился целебный.
«Клянусь, что будет так!» — вскричал, яря свой пыл,
И сочный поцелуй по-фризски ей влепил.
Она зарделась (но, мне кажется, притворно),
«Помилуйте, — рекла, — молва людская вздорна»,
Но я поклялся ей, что тоже не дурак,
И лучше станет нам, когда наступит мрак.
«Да, свечи потушить я требую сурово,
Не то нарушите вы клятвенное слово!» —
Она произнесла, — вот свечи я задул,
Затем впотьмах с трудом нашел какой-то стул,
Привлек ее к себе, пристроился удобно,
И прошептал: «Сие мгновенье бесподобно».
«Воистину ли так? — промолвила она. —
Я, право, признаюсь: я не была должна…
Но клятва… Ваших просьб могла бы я не слушать,
Но клятву мы могли, к прискорбию, нарушить».
«Так будет ли финал?» — я вопросил. «О да,
Но не давайте клятв столь дерзких никогда!»
Константин Хёйгенс[7]
(1596–1687)
Король
Он — скопом весь народ с короной на челе;
Властительный слуга; невольник в кабале;
Кров, призванный служить защитою от града;
Гроссбух, где счет идет — чего державе надо;
Монета, коей мы творцы и кузнецы,
Подорожавшая, быв сложена столбцы;
Владыка в кандалах; проситель Христа ради;
Раб собственных рабов; посылка при балладе;
Земная молния, разящая подчас
Тех, кто не спрятался; грозы гремучий глас;
Светило коему быть не должно подобных
Во избежание баталий межусобных;
Меньшой среди людей — для Божьей доброты;
Мишень для подлых стрел; объект для клеветы;
Тот, кто блюдет страну; тот, кто ее бесславит;
Мужчина из мужчин; созданье тех, кем правит.
Народа воля в том, чтоб волен был король
Изволить повелеть: народ, внимать изволь;
Ему не продохнуть средь суеты вельможной,
Обмана тонкого и лести слишком сложной;
Коль скоро истина, не обратившись в ложь,
Дойдет до короля, презрев кордон вельмож —
Спохватятся они: со скоростью лавины
Наврут с три короба, и выйдут неповинны.
Не знает дружбы он: для равных вещь сия,
В стране же — равных нет, а прочих стран князья
Недобродетельны, и попросту обуза —
В них дружества искать, или хотя союза.
Чтоб дядю ублажить — того посмей, расстрой! —
Он заключает брак с двоюродной сестрой:
Кобыла куплена, но всадник время тянет,
И ногу в стремя ей совать вовек не станет.
Его не выручит ни друг, ни фаворит —
Что им отечество? Пускай огнем горит,
Поболе бы урвать, король пока во славе,
Какой бы с тем позор не выпадал державе;
Лишь за кулисами у них иная роль:
Притворно слезы лить над тем, как слаб король.
Нет отдыха ему: рассвет чреват тревогой,
Лишь поздно вечером, в плену заботы многой,
Властитель опочит: с собой наедине
Остаться может он, пожалуй, лишь во сне.
От страха смерти — жизнь не делается краше,
Мерещится ему отрава в каждой чаше
И в кушанье любом: ведь даже сын родной,
Чтоб уморить его — не станет за ценой.
Златой чертополох! Да будет людям вемо:
Ты горше, чем сабур, ты тяжелей ярема!
Удел опасен сей — и кто бы не зачах,
Коль голову сберечь столь трудно на плечах?
Глупый придворный