Поэтическая антология - Манъёсю

Было неизвестно, где в огромном поле
Знак святой запрета
Был повешен мной,
Потому душе моей не было покоя
И вернулся снова я к тебе…

Как жемчуг-водоросли,
Встав с морского дна
Склоняются, поднявшись над водою,
Все эти дни тянусь к тебе душою,
Тоскуя беспрестанно о тебе.

Расставшись с рукавом моим,
Что раньше стлался в изголовье,
Склонившись, как жемчужная трава,
Ты, верно, будешь спать теперь одна,
Не дожидаясь моего прихода?..

О, если бы ты не пришел сюда,
То все равно зеленая сосна,
Которую вдвоем с тобой сажали,
Чтоб памятью служила нам она,
Тебя дождаться, милый мой, должна.

Хоть я отсюда еще мог бы видеть,
Как машет рукавом
Любимая моя,
Но ветви пышные зеленых сосен
Ее закрыли от меня.

Возле моря дальнего Тину,
У прибрежной маленькой сосны
Корни глубоко в земле лежат…
Глубоко в душе по-прежнему тоска
Из-за молодой чужой жены…

Там, где схлынул с берегов прилив,
Возле моря дальнего Тину,
Корни глубоки у маленькой сосны.
Неужель мне вечно тосковать
Из-за молодой чужой жены?

Ты ведь не верхушки сосенок зеленых
На горах тех Нарских,—
Почему же я
Брошу и оставлю, даже не увидев,
Милую, которую люблю?

Дерево стариннейшее муро,
Что стоит на каменистом берегу,
Боль внушает сердцу моему.
Как случилось, что глубоко, с болью в сердце,
Полюбил я милую мою?

Когда под деревом татибана
Стоял я,
Милая моя, что ветку нижнюю взяла,
Спросила:
“Мы счастливы с тобою будем, милый?”

Как журавль, что летает в небе,
Облаков небес крылом касаясь,
Так и я…
О, как мне трудно, трудно,
Оттого что нет тебя со мною.

На заре, когда, тоскуя о любимой,
Я не мог заснуть, печалясь и скорбя,
Надо мною пролетела птица
Осидори.
Это не гонец ли от тебя?

Оттого что слишком сильно
Тосковал я без тебя,
Может, люди увидали,
Как, смочив в дороге ноги,
Словно птица ниодори, я к тебе пришел.

На горах высоких,
На вершинах горных
Много есть оленей, много и друзей,
Оттого и рукавом не помахал, прощаясь.
Ты не думай, что забыта мной.

К большому кораблю
Приладив много весел,
Плыву — чем дальше, тем тоска сильней.
И если год пробуду я в разлуке,—
Как жить?

Если б только мог увидеть я
Милую, что скрыта от меня,
Будто в коконе, как куколка червя,
Шелковичного обычного червя,
Что выкармливает матушка моя.

Такое сердце, что окрашено любовью,
Как краской белая полоска полотна,
Что волосы скрепляет возле лба
У жителей селения Кума,
Смогу ли я забыть такое сердце?..

И отчетливо и ясно,
Как у племени хаяхито порой
Раздается знаменитый крик ночной,
Ясно свое имя я тебе назвала,
Ты считай меня своей женой.

Пусть у бранного меча остры
Лезвия—и с этой стороны и с той,
Наступлю на них ногами я,
Коли я умру, пускай умру,
Если это нужно для тебя.

Любимая моя, и ныне
Все продолжаю я еще любить,
И пусть как бы на лезвие меча
Подымет имя злобная молва,
О нем, поверь, не буду я жалеть.

Гребешок из дерева цугэ,
Каждый раз беру тебя я в руки,
Лишь восходит солнце поутру,
И хотя ты старым стал, но почему-то
На тебя я наглядеться не могу.

Оттого что далеко село,
Я тоскую без тебя и тяжко мне,
Зеркало кристальной чистоты,
Я прошу, являйся мне во сне,
Ни на миг не покидая ложа!

Словно зеркало кристальной чистоты
Пред собою бережно держа,
Утро каждое любуюсь на тебя,
Но ведь сколько ни гляжу я, все равно
Вдоволь наглядеться не могу.

Изголовие из дерева цугэ,
Лишь придет вечерняя пора,
Ты все время неотступно ждешь на ложе,
Отчего же ты дождаться все не можешь,
Чтоб хозяин твой пришел сюда?

Словно незастегнутое платье,
В беспорядке мысли, полные любви,
Словно на воде песок, в волнении они,
И хотя не знаю я покоя,
Продолжаю в мире этом жить.

Ясеневый лук,
Если б, натянув, тебя не отпускал,—
Если б ей не поддаваться мог,
Ах, с такою сильною тоской
Разве мог бы повстречаться я?

Здесь, у перекрестка множества дорог,
Где решает дело сила слов,
Я гадаю нынче ввечеру.
“Ты, гаданье, правду изреки,
Встречусь ли с возлюбленной моей?”

И когда гадал я у дорог,
Что давно отмечены яшмовым копьем,
Где проходят люди,
Там изрек мне рок:
“Ты увидишь милую свою”.

О любимый мой, с кем повстречалась я
В час, когда вся трепета полна,
Я прислуживала нынче во дворце
Высшему правителю земли —
Божеству, потомку славному небес…

Зеркало кристальной чистоты…
Я увидел, но могу ль о том сказать?
В сердце скрытая от всех людей жена,
Словно в бездне, где за изгородью скал
Блещет скрытый жемчуг дорогой.

У моего коня гнедого
Так бег ретив,
Что скроюсь скоро
И средь колодца облаков исчезну я,
Махни же рукавом, любимая моя!

Пути в страну обилия, в Хацусэ,
Что скрыты среди гор,—
Опасные и скользкие пути.
Смотри же,
Не будь неосторожен ты!

Мне слышен топот твоего коня,
Любимый мой, которым любоваться
Хочу, как месяцем, что над горой встает
Над Миморо, где сладкое вино
Богам великим на алтарь приносят люди…

О, если б грома бог
На миг здесь загремел
И небо все покрыли б облака и хлынул дождь,
О, может быть, тогда
Тебя, любимый, он остановил.

Пусть не гремит совсем здесь грома бог,
И пусть не льет с небес поток дождя,—
Ведь все равно
Останусь я с тобой,
Коль остановишь ты, любимая моя.

Ведь после я встречусь с тобою,
О ком я все время тоскую,
Ночами не сплю я,
И так неспокойно
Покрытое тканью мое изголовье…

Когда бы спросил ты об этом, мой милый,
У покрытого тканью
Своего изголовья,
Ты бы узнал, что на том изголовье
С давней поры все покрылося мохом…

Если мать, вскормившая меня,
Будет так смущать тебя,
То напрасно будет все —
У меня и у тебя,
Я боюсь, не выйдет ничего…

Вспоминаю, как любимая моя,
Провожая в дальний путь меня,
Так заплакала,
Что вымокли насквозь
Белотканые льняные рукава.

Открывает силой запертые двери
Из святого дерева, которое растет
Средь ущелий гор.
Эй, уходи отсюда!
Что потом я буду делать без тебя?