Ли Юй - Двенадцать башен
В свое время я сочинил еще два стиха: «Благодать пения» и «Благодать любования», но, увы, я их не запомнил, а рукопись потерялась. Примерный смысл таков: «Полагайся на творение Неба, но опирайся на силу людскую». Да, благодатна земля, на которой я живу. Конечно, с Пэнлаем[353] или Персиковым источником ее не сравнишь, но она нисколько не уступает знаменитым местам у потоков Ванчуань[354] и у ручья Яньси[355]. Разбойники бесчинствуют ныне во всех четырех сторонах, повсюду слышно ржанье солдатских коней. Люди покидают родные места, бегут с насиженных мест. О, как это горько! Размышляя об этом, я сочинил стих, пытаясь излить свои чувства, дабы люди, находящиеся на чиновной стезе, равно как и «вельможи гор», не забывали о славном даре небес и не искали иных удовольствий, кроме тех, которые получают подле текучих вод.
Все, что я здесь сейчас наболтал, относится к «чистым беседам»[356], которые ведут просвещенные мужи. Прекрасные речи о лесных кущах и родниках я вел еще до смуты, мечтая о жизни в деревне. И если бы, внемля моим советам, люди взглянули на мир другими глазами и изменили, как говорится, свое нутро, если бы живущие подле городских колодцев обратили свои взоры к горам и лесам, автор мог бы считать, что достиг цели. Было бы жаль, если бы люди, начитавшись книг о славе и выгоде, устремились в города, презрев жизнь на лоне природы.
Во времена династии Мин, в годы Цзяцзин — Счастливого Успокоения — в Исинском уезде области Чанчжоу провинции Чжили жил один почтенный человек по фамилии Инь. Имени узнать не удалось. Все звали его историографом Инем, поскольку он занимал чиновный пост шицзяна — толкователя текстов при особе государя. Был у него двоюродный брат Гу по прозванию Дайсоу, что значит Старец Тугодум — потомок гуна Тигриная Голова. Подобно Иню, он слыл большим любителем каллиграфии и снискал на этой стезе славу. Человек весьма скромный, он в жизни довольствовался малым, и среди знатных мужей в парадных одеждах выглядел отшельником, пришедшим с гор или из глубины лесов. Когда-то он вместе с Инем учился, и они были друзьями. Бывало, что на малых испытаниях[357] имя Гу стояло перед именем Иня, однако на экзаменационной стезе он так и не добился особых успехов. Однажды он как бы дал себе клятву: «Звания сюцая я буду добиваться лет двадцать — не больше, участвуя в экзаменах пять, от силы шесть раз. Если же не сумею добиться славы, откажусь от ученой карьеры и, пока крепок телом, найду другое занятие. Не годится сдавать экзамены, когда, как говорится, пора выщипывать волосы в бороде!»
И вот ему исполнилось тридцать, а может быть, чуть побольше. В бороде появилось несколько седых волосков.
— Это символ «зрелого мужа», — сказал ему кто-то. — Что будете делать, сударь?
Гу Тугодум так отвечал:
— Нет, это не символ «зрелого мужа». Это зов к уединению. И я откликнусь на этот зов.
Через несколько дней Гу снял с себя одеяние ученого, сжег все стихи и сочинения, уничтожил кисти и камень для растирания туши, раздал знакомым принадлежности для письма и рисования. Себе он оставил лишь несколько книг по возделыванию земли и то, что необходимо для жизни. Кто-то его спросил:
— Зачем вы уничтожили книги и картины? Ученая карьера как будто не имеет ничего общего с чтением или живописью.
— Нынче никто не может прославиться с помощью искусств, ибо все только и мечтают о шелковой шляпе чиновника. По правде говоря, живопись и литература стали в наши дни занятиями совершенно бесполезными. Невозможно жить отшельником в горах и заниматься каллиграфией. Конечно, если я пущу в оборот деньги, то возмещу то, что потратил некогда на подношения. Но что я получу в ответ? Насмешки и издевательства! Так уж лучше я не буду этого делать!
Люди с понятием, слушая Гу, считали его человеком дальновидным и мудрым. В самом деле, беседуя с друзьями, он никогда не опускался до пустой болтовни и без всякого удовольствия замечал промашки людей достойных.
С тех пор как историограф Инь получил чиновный пост, у него появилось много знакомых, умевших польстить или, наоборот, позлословить во время сокровенной беседы. Гу Тугодум был совсем другим. Он всегда говорил правду. Скажем, затронута честь какого-нибудь достойного человека, о нем распространяют всякие слухи, возникают сомнения. Иные предпочитают промолчать, а Гу непременно скажет все напрямик. Он любил потолковать о вещах таинственных, а также о разных событиях древности, это была его слабость. Он мог бы, как говорится, без устали «подрезать фитиль лампы». Неудивительно, что историограф Инь очень уважал Гу, видя в нем чуть ли не святого мудреца. Находясь с Тугодумом в родственных связях и ценя его дружбу, он старался все время держать его подле себя и, хотя Гу жил далеко, часто его навещал, пренебрегая этикетом. Как известно, любому поступку важного лица придают бо́льшее значение, чем поступку простого смертного. Скажем, два-три его визита все равно, что десяток визитов обычных людей. Мало того, что Инь навещал Гу, он несколько раз присылал ему приглашения, а не дождавшись ответного визита, снова шел к другу, чем нанес ущерб собственной чести.
Надо заметить, что, кроме Гу, презревшего ученую карьеру, в Исине жили и другие шэньши, о которых можно сказать: «В младые годы мы вместе учились, и муж он весьма достойный!» Друзья и знакомые пытались затащить Иня в гости, то и дело его приглашали, но Инь обычно отвечал отказом. И люди, понятно, обижались. «Как будто мы все одинаковы, но к Гу он благоволит, а меня ни в грош не ставит!»
Между тем, отказавшись держать экзамены на ученую степень, Гу мечтал лишь о «чистой праздности»[358]. Но вопреки ожиданиям на него обрушилось множество хлопот и докучливых дел. Испытывая досаду, Гу только и думал, как уйти от суматошного мира, «скрыться от Цинь». Жизнь в городе издавна претила ему. Он любил горы, где можно, как говорится, «мотыжить тучи и удить луну в воде». Недалеко от города, ли в сорока с небольшим, находилось местечко под названием Терновый родник. К югу от него Гу купил несколько му чахлой земли и построил хижину, чтобы прожить в ней до старости. Опасаясь, как бы друзья не начали его отговаривать, он сообщил им об этом лишь перед самым отъездом.
Здесь мы прервем наш рассказ и немного замедлим повествование. Пусть отдохнут глаза.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вспоминая о друге, муж внемлет советам и дает название башне; ограбленный избегает встречи с друзьями
Гу Тугодум выбрал счастливый день для переезда и оповестил об этом друзей, чтобы они устроили ему проводы.
— Это не обычный переезд, — сказал Гу. — Я переезжаю на лоно природы, дабы посвятить ей всю оставшуюся жизнь. В город я навряд ли вернусь. А если сделаю это, пусть назовут меня Фэн Фу[359].
— Странный поступок! — заметил один из друзей. — С какой стати вы покидаете город, если его еще не коснулось пламя войны и по ночам не слышно собачьего лая? Да и рано, пожалуй, вы заговорили об оставшейся жизни.
— Именно потому, что сейчас все спокойно, — отвечал Гу, — я и уезжаю в деревню. Когда же запахнет дымом пожарищ, поздно будет думать о сельских работах на зеленых просторах. Помнится, в древности говорили: «Кто помышляет о славе, идет во дворец; кто добивается выгоды — в город». Мне не нужны ни слава, ни выгода. Я хочу малого: самую простую еду и одежду, взращенное мною просо и вытканный мною холст. Не по душе мне шум и суета. Я люблю мечтать в тишине. Разумеется, и живя в городе, можно закрыть для гостей двери дома и возлечь на ложе, сплетенное из веревок. Но все равно здесь не помечтаешь в покое. Безмятежный сон непременно будет нарушен: либо закричит какое-нибудь животное, либо позовет какой-нибудь человек. Потом ты получишь письмо, а на письмо следует ответить. Вы спросите, почему же тогда Горному старцу Си И[360] — Невидимому и Неслышимому, как его называли, удавалось обрести во сне покой, а Наньго Цзыци[361] — забыться в уединении? Потому что оба они жили не в городе, а в деревне.
Встревоженные подобными размышлениями Гу, друзья решительно воспротивились его планам, как говорится, «схватились за оглобли телеги, легли поперек дороги». Но Гу оставался непреклонным.
— Если не хотите жить в городе, найдите пристанище где-то поблизости, в нескольких ли отсюда. Это почти сельская местность, — уговаривали друзья. — Там нет городской суеты, и в то же время это недалеко, мы сможем вас навещать и слушать ваши мудрые наставления. А это нам очень нужно. Ведь все мы растим детей.
— Я как раз и мечтал отправиться в глушь — в самые дальние горы. Зачем же мне жить где-то на полпути между городом и деревней? К тому же на самом виду у людей. Хлопот здесь, пожалуй, будет больше, чем в городе! Нет, это мне не подходит!
Гу простился с друзьями и через несколько дней вместе с семьей отправился в горы.
С его отъездом жизнь местных шэньши заметно потускнела. Что до историографа Иня, то он не только постоянно вспоминал Гу Тугодума, но даже видел его во сне. Ведь он потерял друга, который мог прямо сказать ему правду, указать на любой промах. Нередко на память ему приходили советы, которые Гу дал ему на прощанье, когда они сидели вдвоем в домике-башне. Каждое слово Тугодума, словно целебное зелье, способно излечить от болезни! Увы! Видимо, он больше не увидит своего дорогого друга! В память о нем историограф решил назвать башню, в которой они некогда вели беседы, «Башней, где внемлют советам».
