Конфуций - Уроки мудрости

Согласно стучит по деревьям топор,
И птичий исполнен согласия хор.
Вся стая, из темной долины взлетев,
Расселась в вершинах высоких дерев.
Звучат голосистые песни средь гор –
Подруга с подругой ведет разговор.
Смотри: если птица подругу зовет,
Подруга с подругой ведет разговор,
То как человеку друзей не искать,
Не к другу ль его устремляется взор?
И светлые духи, услышав о сем,
Даруют согласье, и сгинет раздор.

Стук в чаще… Топор с топором заодно…
Прозрачное я приготовил вино,
И жирный ягненок для этого дня
Зарезан, и позвана в гости родня;[145]
А коль не придут, да не скажет никто,
Что, мол, непочтителен был, про меня!
Опрыскан и начисто выметен пол,
И восемь в порядке расставлено блюд,
И жирный теленок поставлен на стол –
Родню моей матери в гости зовут.
А коль не придут, да не скажет никто,
Что я виноват – в поношенье и в суд.

Стучит по деревьям топор над холмом.
Наш стол изобилен прозрачным вином,
И в полном порядке сосуды на нем,
И братья мои наполняют мой дом.
Достоинство духа народ утерял,
Гоняясь за лишним засохшим куском.[146]
Вино есть – его процедите для нас,
А нету вина, так купите для нас,
Как гром, барабаны, гремите для нас,
Живей, плясуны, попляшите для нас!
А время придет отдохнуть нам – опять
Прозрачное будем вино попивать.

Небо навеки храни тебя, царь!
Сила твоя да пребудет тверда,
Благо и счастье да будут тебе,
Да не иссякнут они никогда!
Многие небо щедроты пошлет,
Несть им числа, на года и года!

Небо навеки храни тебя, царь!
Даруй без меры щедроты одни!
Долгу послушный, прими от небес:
Милости – будут стократны они.
Счастье, о небо, тебя осени,
Счастье на долгие, долгие дни!

Небо навеки храни тебя, царь!
Пусть и все царство твое процветет,
Точно гора иль вершина холма,
Точно утес или горный хребет,
Точно река, что в разливе своем
Все полноводнее мчится вперед.

Время избрав и очистивши все[147],
Пир сотворишь и сыновние сам
Жертвы четыре в году принесешь[148]
Прежним владыкам и предкам-царям.
Их заместитель[149] тебе изречет
Жизнь без конца по векам и векам!

Светлые духи, представ пред царя,
Счастьем обильным тебя одарят.
Прост твой народ и правдив, что ни день
Пищу свою добывая в труде.
В черноволосом народе твоем
Доблесть твоя разольется везде.

Ты как луна, чье сиянье растет[150],
Ты как пресветлого солнца восход!
Вечностью жизнь да сравнится твоя
С южной горой, что вовек не падет,
Ты как на соснах и туях хвоя,
Что в бесконечном преемстве живет!

Собирали мы папоротник по лесам,
И ростки его чуть поднимались тогда,
А когда нам прикажут идти по домам,
Дней в году завершится уже череда.
Ни семьи и ни дома нет больше… Беда –
Это гуннская вторглась орда.
На коленях и то я не мог отдохнуть –
Это гуннская вторглась орда.

Собирали мы папоротник по лесам,
Были стебли его в эту пору мягки,
А когда нам прикажут идти по домам –
Изболится, иссохнет душа от тоски.
И сердце тоска все мучительней жжет,
Истомил меня голод, и жажда гнетет!
Но охране границы не будет конца,
И проведать домашних не сыщешь гонца.

Собирали мы папоротник по лесам,
И уж крепкими стебли казалися мне,
А когда нам прикажут идти по домам –
Год подвинется, верно, к десятой луне.
Но на службе царю ты не будь нерадив –
И не мог отдохнуть я, колени склонив…
И скорбит мое сердце сильнее: солдат
Не придет из похода назад!

Чьих цветов красота так нарядно пышна?
Это сливы: прекрасней цветов не найти.
Это чья на пути колесница видна?
Благородного это повозка в пути.
В боевой колеснице четыре коня,
И крепки и могучи его скакуны…
Смею ль я отдыхать? Три победы в бою
Одержать приказал он в теченье луны!

Впряжены в колесницу четыре коня,
Вижу мощь запряженных четверкой коней,
Благородный наш вождь в колесницу войдет,
Мы, ничтожные, следовать будем за ней.
Ровно кони бегут, их в порядке убор,
Лук в слоновой кости, из кожи тюленя колчан.
Как же нам, что ни день, не сбираться в дозор?
Гуннов с севера крепнет напор!

Помню время, когда уходили в поход,
Был на ивах зеленый, зеленый наряд;
Ныне мы возвращаемся к дому назад –
Только снежные хлопья летят и летят…
Долго, долго солдатам обратно идти,
Нас и голод и жажда томят на пути,
Сердце ранено скорбью. Никто, говорят,
Не узнает, как страждет солдат.

Выходят ряды боевых колесниц
За дикую степь, устремляясь вперед,
И вождь нам сказал, что от Сына Небес
Приказ поступил собираться в поход.
Велит колесницу свою снаряжать,
Возницу своей колесницы зовет:
«Будь скор и проворен. На службе царю
Немало вам будет трудов и забот!»

Выходят ряды боевых колесниц –
Они за предместьями: стяг водружен,
И змей с черепахой расшиты на нем.
Висят бунчуки на верхушках знамен,
Вся в змеях и в соколах ткань их ярка,
И ветер ужель не колышет шелка?
И горе сжимает сердца у солдат,
Томлением страха возница объят.

Приказ от царя был Нань Чжуну вручен,
Чтоб дальний Шофан[152] был стеной укреплен.
Идут колесницы, на ткани знамен
И змеи блестят и сверкает дракон.
«Сын Неба[153] отдал повеление мне,
Чтоб дальний Шофан был стеной укреплен!»
Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,
И изгнаны гунны, и враг поражен.

Когда выступали мы в этот поход,
Цвело еще просо в полях, колосясь,
А ныне, когда мы уходим домой, –
Снег падает хлопьями в липкую грязь.
Сколь служба царю многотрудна для нас –
Не мог отдохнуть на коленях солдат!
Иль думы о доме назад не манят?
Нарушить боялись мы царский указ.

Уж снова запели цикады вокруг,
Кузнечики скачут… Далеко супруг.
И долго супруга не видит жена,
И сердце болит от волнений и мук,
Лишь только завидит супруга жена,
И сердце ее успокоится вдруг.
Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,
И западных варваров ранит испуг.

И дни удлиняются в пору весны,
И травы пышны, и деревья пышны,
И иволги звонкие песни слышны,
Кувшинки сбирают… Из дальней страны
Мы толпами пленных с собою ведем;
Солдат возвращается в брошенный дом.
Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,
И гунны на севере усмирены.

Стоит одинокая груша, смотрю:
Прекрасны плоды, что созрели на ней.
Нельзя быть небрежным на службе царю –
И тянется нить бесконечная дней.
Дни быстро склонились к десятой луне,
И сердце тоска разрывает жене –
Вернется ли воин на отдых ко мне?

Стоит одинокая груша, смотрю:
Листы ее так зелены, зелены.
Нельзя быть небрежным на службе царю –
Тоскою поранено сердце жены.
И трав, и дерев зеленеет наряд;
Печали мне женское сердце теснят:
Когда же мой воин вернется назад?

Пошла через северный этот хребет –
Сбираю я нежные ивы ростки…
Нельзя быть небрежным на службе царю –
Томятся отец наш и мать от тоски.
Изношен уже колесницы сандал,
И каждый скакун истомленным скакал,
Уж близко мой воин, он очень устал.

Они не идут, не впрягают коней,
А сердце болит и тоскует сильней,
Все нет его, минул условленный срок,
На сердце все больше забот и тревог.
В гаданьях я дни провожу, в ворожбе,
И все говорит мне: он близок к тебе!..
Он близко, мой воин, уставший в борьбе.

Всякой-то рыбы мережа полна:
Крупной и мелкой, всего.
Доблестный муж наготовил вина –
Вкусное, много его!

Всякой-то рыбы мережа полна:
Лещ тут, налимов полно.
Доблестный муж наготовил вина –
Много, и вкусно оно!

Всякой-то рыбы мережа полна:
Карпов, форели не счесть!
Доблестный муж наготовил вина –
Вина прекрасные есть.

Много он яств приготовил, взгляни:
Все-то прекрасны они.
Яства отменны на вкус и на цвет,
Видишь: чего только нет!
Сколько хозяин наставил добра –
Значит, настала пора!