Конфуций - Уроки мудрости

Коль путника встречу порою под шапкою белой[132],
А путник от скорби по близким – худой, пожелтелый, –
Опять утомленное сердце мое заболело!

Лишь путника встречу я в белой одежде убогой –
Как ранено сердце мое и тоской и тревогой,
И следом за ним я отправился б той же дорогой!

Увижу: у путника белым колени прикрыты –
Вновь путами скорби и сердце и дух мой повиты,
И, кажется, скорбью одной воедино мы слиты.

Дикая вишня в той влажной низине растет,
Нежные ветви на вишне слабы и гибки…
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой;
Рад я, что вишня не знает забот и тоски!

Дикая вишня в той влажной низине растет,
Нежные, хрупкие вижу на вишне цветы…
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой,
Рад я, что дум о семействе не ведаешь ты!

Дикая вишня в той влажной низине растет,
Нежный, прекрасный на ней наливается плод.
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой,
Рад я, что вишня не знает о доме забот!

Не ветер порывист и буря дика,
Не мчит колесница как вихрь седока –
Смотрю на дорогу, что в Чжоу вела,
И в сердце опять западает тоска.

Не ветра порыв и не вихря полет,
Не бег колесницы, в которой трясет, –
Взглянул на дорогу, что в Чжоу вела,
На сердце легли мне печали и гнет.

О, если б кто рыбу сумел отварить –
Я вымыл бы сам приготовленный таз.
О, если б кто ехать на Запад[134] хотел –
Я доброе слово сложил бы о вас!

Чешуйки жука-однодневки блестят –
Как светел, как светел твой новый наряд!
Но сердце печалью объято мое –
О, если б ко мне ты вернулся назад.

То крылья жука-однодневки весной –
Как ярок, как ярок наряд расписной!
Но сердце печалью объято мое –
Вернись и останься отныне со мной!

То выглянул жук-скарабей из земли,
Он в платье из белой, как снег, конопли;
Но сердце печалью объято мое –
Вернись и жилище со мной раздели!

Ходят они на приемы, встречают гостей,
Палицы с копьями носят с собою – и что ж!
Люди пустые на княжеской службе у нас –
В алых стоят наколенниках триста вельмож[136].

Там на плотине ленивый сидит пеликан,
Крыльев мочить не хотел он, за рыбой гонясь.
Люди пустые на княжеской службе у нас –
Даже не стоят одежд, что пожаловал князь.
Там на плотине ленивый сидит пеликан,
Клюв он мочить не хотел и не ведал забот.
Люди пустые на княжеской службе у нас –
Княжеских больше не стоят похвал и щедрот.

Видишь, у нас и деревья, и травы густы,
Дымка поутру над южной горою видна.
Юная девушка там… Но хотя и мила –
Бедная девушка – голод познала она!

На той шелковице голубка сидит,
Семь деток вскормила она.
Сколь доблести муж совершенен собой,
Все в нем – величавость одна.
В поступках его величавость одна –
В ней крепость и сдержанность сердца видна!

На той шелковице голубка сидит,
На сливу птенец залетел.
Сколь доблести муж совершенен собой,
Как пояс твой шелковый бел!
Я вижу, как пояс твой шелковый бел,
Ты черную с проседью шапку надел!

На той шелковице голубка сидит,
Птенцы на жужубе видны.
Сколь доблести муж совершенен собой –
В поступках не сыщешь вины!
В деяньях его не отыщешь вины –
Исправил четыре предела страны!

На той шелковице голубка сидит,
В орешнике вижу птенца.
Сколь доблести муж совершенен собой!
Народа исправил сердца.
Примером исправил народа сердца –
Пусть тысячи лет он живет без конца!

Течет на поля ледяная вода родника,
Густой чернобыльник она залила на лугу.
Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика,
Столичного города Чжоу забыть не могу!

Течет на поля ледяная вода родника,
Густую полынь, по пути увлажняя, зальет.
Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика,
О городе этом я полон тревог и забот.

Течет на поля ледяная вода родника,
И в тысячелистниках пышных разлился поток.
Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика,
О городе этом я полон забот и тревог!

Как просо, бывало, прекрасно всходило везде,
И тучи питанье полям приносили в дожде!
Имели царя все четыре предела страны.
И сюньский правитель царю был опорой в труде![137]

В седьмую луну звезда Огня[139]
Все ниже на небе день ото дня.
И вот теперь, к девятой луне,
Одежду из шерсти выдали мне.
В дни первой луны пахнёт холодок,
В луну вторую мороз жесток,
Без теплой одежды из шерсти овцы
Кто год бы закончить мог?

За сохи беремся мы в третьей луне,
В четвертую в поле пора выходить –
А детям теперь и каждой жене
Нам пищу на южные пашни носить.

Надсмотрщик полей пришел и рад,
Что вышли в поле и стар и млад.

В седьмую луну звезда Огня
Все ниже на небе день ото дня.
И вот теперь, к девятой луне,
Одежду из шерсти выдали мне.
Тепло с собою несет весна,
Уж иволги песня вдали слышна.
Вот девушка вышла с корзинкой в руках,
По узкой тропинке идет она.

И все она ищет, где листья нежней;
Тутовника ветки пригрела теплынь,
Весенние дни все длинней и длинней,
Уж в поле подруги сбирают полынь.
На сердце печаль у нее лишь одной:
В дом князя войдет она скоро женой.

В седьмую луну звезда Огня
Все ниже на небе день ото дня.
В восьмую луну крепки тростники –
Мы режем тростник и камыш у реки.
Луна шелкопрядов – зеленый тут…
Мужчины тогда топоры берут –
Верхушки со старых срежет топор,
А с юных – зеленый убор сорвут!
Кричит балабан о седьмой луне.
В восьмую – за пряжу садиться жене.

Мы черные ткани и желтые ткем,
А ту, что сверкает багряным огнем,
Что ярче всех и красивей всех,
Мы княжичу в дар на халат отдаем.

К четвертой луне трава зацветет,
О пятой луне цикада поет.
В восьмую луну мы сберем урожай,
В десятую – падают листья, кружа.

И первая вновь наступает луна –
Барсучьей охотой начнется она;
И ловим лисиц мы и диких котов –
Ведь княжичу теплая шуба нужна.

Но вот на облаву выходит рать,
Привычная в пору второй луны, –
Себе поросенка должны мы взять,
А князю мы вепря отдать должны!

Вот время пришло, и о пятой луне
Кузнечика стрекот послышался мне…
В шестую луну донеслось до меня,
Как крылья стрекоз задрожали, звеня.

В седьмую – мы в поле сверчка найдем,
В восьмую – сверчок уже здесь, под крышей.
В девятую он заползает в дом,
В десятую – он под постелью слышен!
В доме замазывать щели пора,
Выкурить дымом мышей со двора!

Крепко закрыто на север окно,
Глиной обмазаны двери давно.

Жены и дети, мы вас зовем:
Год изменился, пришли холода,
В дом свой войдите, живите в нем.

В шестую луну отведать мы рады
Багряные сливы и гроздь винограда.

В седьмую отведать бобы на пару,
В восьмую луну я жужубы сберу.

Мы рис собираем десятой луной –
К весне приготовим хмельное вино,
Чтоб старцев почтенных с седыми бровями
На долгие годы бодрило оно.

Седьмая луна – стала тыква вкусна,
В восьмую горлянки срезает жена.
Девятой луною кунжутные зерна
И горькие травы собрала она.

В запас нарубила и сучьев и дров –
Обед для крестьянина будет готов!

Девятой луною мы ток расчищаем,
В моем огороде прибита земля;
Десятой луной урожай убираем:
Здесь просо, пшеница, бобы, конопля.
Супругу жена говорит своему:
«О муж мой, мы всю нашу жатву собрали,
Работа нас ждет в нашем зимнем дому –
Сбираться в селение нам не пора ли?»

Сбираем мы травы осенние днем,
А ночью глубокой – веревки совьем.

Лишь кровлю поправить успел я – опять
Пора и весенний посев починать!

Лед бьем мы со звоном – вторая луна,
Им в третью широкая яма полна,
И утром в четвертой, как жертву зимы,
Чеснок и барашка приносим мы!

В девятой – вновь иней на травах жесток,
Десятой луной расчищаем мы ток…

У нас на пиру два кувшина с вином,
Овцу и барашка мы князю снесем.

Рога носорога полны вина,
Поднимем их выше и выпьем до дна,
Чтоб жизнь ваша, князь, длилась тысячи лет
И чтоб никогда не кончалась она!