Коллектив авторов - Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В желтом[261], небесный, в лесной плетенице прелестный, привержен утехам,
В блеске серег драгоценных он, царь совершенных, блистающий смехом,
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Залюбовавшись прекрасным, одна, простодушная, не удержалась:
Тронута песней любовной, к нему в упоенье невольно прижалась.
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Вот, пораженная вечно-беспечной игрою очей вожделенных,
Завороженная, смотрит при всех, не стыдясь, на владыку блаженных.
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Эта красавица, кажется, милому на ухо что-то шепнула;
Нет, не шепнула: целуясь, к нему, ненаглядному, крепче прильнула;
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Наедине поиграть с ним одна пожелала, других избегая.
Кришну влечет она в лес; в тростниках с ним, однако, таится другая.
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Звоном браслетов ответив свирели в причудах любовного лада,
С ним воедино слилась, похвалам благосклонного рада.
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Выбрав одну чаровницу, другую чарует он одновременно,
Третью целует и пляшет со всеми, сопутствуя всем неизменно.
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

Тайная божья игра во Вриндаване[262] Шри Джаядевой воспета.
Это великое дивное таинство — нашего счастья примета.
Твой Кришна, забавница, мил баловницам;
Играет на игрищах, предан юницам.

11 Всю вселенную зачаровав, голубой, упоительный лотос,
Нежным сладостным телом своим торжество Бестелесного вызвав,
В ненасытных объятиях весь, вожделенный красавицам Браджа[263],
Весь любовь, зачарован весной, во Вриндаване Кришна играет.

12 Порожденье сандаловых гор,[264] уязвляемый горной змеею,
Полунощных возжаждав снегов, устремляется ветер на север.
И, во множестве нежных цветов узнавая желанное манго,
Упоенный, поет и поет сладкогласный ликующий кокил.

13 Продолжая, как прежде, плясать в хороводе безумных причудниц
И в разгаре подобных забав оказавшись в объятиях Радхи,
Ей внимая, когда говорит она: «Ты всем усладам услада!» —
В ослеплении вечной любви да хранит вас всевидящий Кришна.

Спой нам, вещунья, спой нам, певунья.
Светел твой волос, светлей полнолунья.
Спой нам, вещунья, спой нам, певунья,
Песнь о холме, где живет он. Потом
Спой нам еще о холме том крутом.

Неужто себя не украсит соцветьями нима[269],
А только сорвет их — и прочь отшвырнет мой любимый?
Я участью схожа с плодом белогроздой смоковницы:
Упал он — и крабами мигом расщипан, пропащий.
Соседки судачат: «Ушел от своей полюбовницы!»
Мне каждое слово их сплетен — что камень разящий.

Когда я сдалась на его уговоры,
Жениться он мне обещал, дал обет,
Потом улизнул — и не сыщешь проворы.
Что делать — не знаю: свидетелей нет.
Лишь цапля, что рыбу ловила в протоке,
Быть может, слыхала, что молвил жестокий.

Моя семья твоей не знала.
Твоя семья моей — нимало.
Но нам — судьбы иное слово:
Земля и влага дождевая,
Сливаемся мы, отдавая
Друг другу все, что есть благого.

Я счастлива, когда любимый рядом:
Так, отдаваясь праздничным обрядам,
Безмерно рады жители деревни.
Но лишь уйдет — и нет судьбы плачевней:
Подкатывают слезы, в горле — ком.
Я похожу на опустелый дом,
Где ни души и только на заре
Резвится стая белок во дворе.

В ночном лесу, обманывая взгляд,
Все в лепестках опавших, валуны
Почти неотличимы от тигрят…
И ты при свете призрачном луны
Упорно вглядываешься во тьму,
Унять не в силах страха и тоски.
Неужто любо другу твоему
К тебе прокрадываться воровски?

О друг мой, живущий в краю у сапфировых вод
Безбрежного моря, волшбою лучей усыпленного,
Где, благоухая созрелой пыльцою, растет,
С шипами, как беличьи зубы, кустарник пасленовый!
Знай, суженый мой, что не в этом рожденье, так в том,
А все же законной женою войду я в твой дом.

Напрасно меня осуждаешь ты, друг!
Беспомощно смотрит калека без рук,
Который к тому же еще безголос,
Как масло, положенное на утес,
Ползет, разогретое солнцем дневным.
Таков мой недуг. Как мне справиться с ним?

Супруг-воробей без особой натуги
Таскает цветы тростника для подруги.
Хоть стебли и сладки, цветы бездуханны.
В заботе подобной есть привкус обманный.
А друг мой — обманщик отъявленный, ярый.
Хвалить вам его не пристало, панары!

Мысли о нем обжигают огнем.
Нет мне покоя ни ночью, ни днем.
Неба огромней — любовь возросла.
Мудро ли мне причинять столько зла?

Бродила, бродила, все ноги себе оттоптала.
Глядела, глядела, глаза проглядела, устала.
Народу в пути повстречала, что звезд, — без числа.
Однако же ту, что искала, сыскать не смогла.

Под страхом позора — любовь истощается скоро.
Иссякнет она — все равно не минуешь позора.
Надломлена ветвь по случайной причуде слона:
Висит, но не падает, к самой земле склонена.
Ну, как о любимом моем говорить без укора?