Публий Назон - Метаморфозы
Скудный покойнику дар, — седой свой волос да слезы.
Есть, где Троя была, — напротив, — фригийская область,
430 Край бистонийских мужей. Полиместора пышное царство
Там находилось. Ему, Полидор[538], отец тебя отдал
На воспитанье, стремясь удалить от фригийских сражений, —
Мудрая мысль, когда бы тебе не вручил он великих
Ценностей — злому соблазн, раздражение алчного духа!
435 Только фортуна троян в прах пала, безбожный фракийский
Царь свой выхватил меч и вонзил его в горло питомцу.
Сделал — и, словно могло преступление с телом исчезнуть, —
Труп бездыханный низверг с утеса высокого в море.
Флот свой Атрид между тем привязал у фракийского брега:
440 Ждали, чтоб стихла волна, чтобы ветер подул дружелюбный.
Вдруг там, — ростом таков, каким его знали живого, —
Из-под земли, широко разошедшейся, лик показал свой
Грозный Ахилл, — таким появился, каким он когда-то
Несправедливым мечом умертвить Агамемнона думал.
445 «Вы, позабыв обо мне, отправляетесь ныне, ахейцы?
Вместе со мной умерла ль благодарность за подвиги наши?
Нет! Пусть могила моя не лишается чести, — угодно
Тени Ахилла, чтоб ей на алтарь принесли Поликсену!» —
Молвил. За дело взялись, и в угоду безжалостной тени
450 С груди у матери, чьей лишь она оставалась опорой,
Сильная в горе своем и старше, чем женщина, дева
Подведена к алтарю — костра погребального жертва.
В полном владенье собой, приведенная перед жестокий
Жертвенник, чуя, что ей это дикое действо готовят,
455 Видя, как рядом стоит, железо держа, Неоптолем,
Как на лицо ее взор устремляет упорный, сказала:
«Время настало пролить благородную кровь. Так не надо
Медлить. Как хочешь, рази; иль в грудь, иль в горло оружье
Смело вонзай! — и она себе горло и грудь приоткрыла, —
460 Рабство у чуждых людей ужели сносить Пoликceнe —
А через этот обряд примирю я божественность чью-то.
Но я хочу, чтобы мать о моей не узнала кончине;
Мать мне помехой, она уменьшает мне гибели радость,
Хоть не о смерти моей, а о жизни своей горевать ей.
465 Вы же, чтоб я не пришла несвободною к манам стигийским,
Прочь отойдите, — прошу справедливого. Не прикасайтесь
К деве мужскою рукой. Кто б ни был тот мертвый, который
Должен быть смертью моей успокоен, ему же угодней
Будет свободная кровь. И если последние могут
470 Тронуть вас просьбы мои, — так дочь вас просит Приама,
Не полонянка! Молю: без выкупа труп мой отдайте
Матери. Право она на печальный обряд не за злато
Купит — за слезы свои. А раньше б за злато купила».
Молвила так, и народ слёз, сдержанных ею, не в силах
475 Доле сдержать; и даже сам жрец, в слезах, неохотно
Острым оружьем своим полоснул по подставленной груди.
И, к обагренной земле припав ослабевшим коленом,
Миг свой последний с лицом безбоязненным встретила дева.
Даже теперь прикрывала она, что таить подобало, —
480 И при падении все ж сохраняя стыдливости прелесть.
Взяли троянки ее; Приамидов, оплаканных раньше,
Воспомянули, — всю кровь, единым пролитую домом!
Дева, они о тебе голосят; о тебе, о царица
Мать и царица жена, цветущей Азии образ! —
485 Ныне убогая часть добычи, которой не взял бы
И победитель Улисс, когда бы она не рождала
Гектора. Добыл, увы, господина для матери Гектор!
Тело немое обняв, где не стало столь сильного духа,
Слезы, — их столько лила над отчизной, сынами, супругом, —
490 Ныне над дочерью льет; льет слезы на свежую рану,
Ртом приникает ко рту и в привыкшую грудь ударяет.
Так сединами влачась по крови запекшейся, много
Слов говорила она, — так молвила, грудь поражая:
«Дочь, о последнее ты — что ж осталось? — матери горе!
495 Дочь, ты мертва. Вижу рану твою, и моя она рана!
Вот, — чтоб никто из моих не погиб ненасильственной смертью, —
Заклана ныне и ты. Как женщине — я рассуждала —
Меч не опасен тебе; от меча ты — женщина — пала.
Бедных братьев твоих и тебя уничтожил единый —
500 Трои погибель — Ахилл, сиротитель Приамова дома.
После того, как он пал, Парисом застрелен и Фебом,
Я говорила: теперь перестанем бояться Ахилла!
Все же бояться его я должна была. Даже и пепел
Род преследует наш; находим врага и в могиле.
505 Я плодородна была — для Ахилла! Великая Троя
Пала; печальным концом завершились несчастья народа, —
Коль завершились они. Одной мне Пергам остался.
Горе в разгаре мое. Недавно во всем изобильна,
Столько имев и детей, и зятьев, и невесток, и мужа, —
510 Пленницей нищей влачусь, от могил отрешенная милых,
В дар Пенелопе. Меня, за уроком моим подневольным,
Женам итакским перстом указуя, — «Вот Гектора, — скажет, —
Славная мать. Вот она, Приамова, — молвит, — супруга».
После стольких потерь ты мне — одно утешенье
515 Слез материнских моих — погребенье врага очищаешь!
Дар поминальный врагу родила! Иль я из железа?
Медлю зачем? Для чего мне потребна проклятая старость?
Жизнь старухи теперь бережете, жестокие боги,
Или для новых еще похорон? Кто мог бы подумать,
520 Что и Приама сочтут после гибели Трои счастливым?
Счастлив он смертью своей, что тебя, моя дочь, не увидел
Он убиенной и жизнь одновременно с царством оставил!
Но удостоишься ты похорон, быть может, царевна?
Тело положат твое в родовых усыпальницах древних?
525 Не такова Приамидов судьба; приношением будет
Матери плач для тебя да песка чужеземного горстка.
Вот я утратила все. Остается одно, для чего я
Краткую жизнь доживу, — любимое матери чадо,
Ныне единый, в былом наименьший из рода мужского,
530 В этом краю, Полидор, врученный царю исмарийцев.
Что же я медлю меж тем жестокие раны водою
Свежей омыть и лицо, окропленное кровью враждебной?»
Молвит и к берегу вод подвигается старческим шагом,
И, распустив седины, — «Кувшин мне подайте, троянки!» —
535 Молвила в горе, черпнуть приготовившись влаги прозрачной.
Видит у берега вдруг — извергнутый труп Полидора,
Раны ужасные зрит, нанесенные дланью фракийца.
Вскрикнули жены троян, она — онемела от боли.
Ровно и голос ее, и внутри закипевшие слезы
540 Мука снедает сама; подобная твердому камню,
Остолбенела она: то в землю потупится взором,
То, поднимая чело, уставится в небо, иль смотрит
Сыну лежащему в лик, иль раны его созерцает, —
Раны особенно! Гнев и оружие дал и решимость.
545 Гневом как только зажглась, — поскольку царицей осталась, —
Постановила отмстить и в возмездие вся углубилась.
Как, если львенка отнять у нее, разъяряется львица
И по недавним следам за незримым врагом выступает,
Так и Гекуба, смешав в груди своей гнев и страданье,
550 Силы души не забыв, но забыв свои поздние годы,
Шла к Полиместору в дом, к виновнику злого убийства.
И побеседовать с ним попросила, как будто, мол, хочет
Злата остаток ему показать, предназначенный сыну.
Просьбе поверил Одриз[539], любить приобыкший наживу.
555 Вот потаенно пришел — хитрец — с выраженьем любезным.
«Ждать не заставь, — говорит, — о Гекуба, дай сыну подарки,
Все, что ни дашь, — что и раньше дала, — его достоянье,
В том я богом клянусь!» И Гекуба в ужасе смотрит,
Как он клянется и лжет, — нарастает в ней гнев запылавший.
