Публий Марон - БУКОЛИКИ. ГЕОРГИКИ. ЭНЕИДА
269 Не дали боги и мне в Каледон возвратиться прекрасный,
270 Отчих пенатов алтарь и жену желанную видеть.
Даже и ныне меня виденья страшные мучат:
Спутников вижу моих,941 как они на крыльях взлетают,
В птиц – о, страшная казнь! – превратившись, как над рекою
Вьются и скалы вокруг оглашают жалобным криком.
275 Впрочем, иного и ждать с той поры не мог я, безумец,
Как дерзновенным копьем небожителей плоти коснулся,
Руку Венеры благой осквернил кровавою раной.
Нет, не вовлечь вам меня, не вовлечь в такие сраженья!
После того, как сожжен был Пергам, войны не веду я
280 С тевкрами: радости нет вспоминать и о прежних невзгодах.
Вижу, дары принесли вы мне из отчего края, —
Все дарданцев вождю отдайте! Острые копья
С ним я не раз преломил. Так поверьте опыту: грозен
Он, поднимает ли щит иль заносит летучую пику.
285 Если бы двое еще родилось на пашнях Идейских
Равных Энею мужей, то к стенам инахийским942 пошло бы
Племя Дардана войной, и оплакать судьбы перемену
Грекам пришлось бы. Коль мы под Троей медлили долго
И на десятый лишь год пришла к ахейцам победа,
290 То задержала ее Энея и Гектора сила:
Оба отвагой равны и оружьем – но благочестьем
Выше Эней. Пусть лучше рука сойдется с рукою,
Мир заключая, чем щит со щитом в поединке столкнется".
Слышал ты, славный наш царь, что ответил нам царь этолийцев,
295 Слышал сужденье его о войне великой и грозной".
Речь закончил посол, по устам авзонийцев тотчас же
Смутный ропот прошел; так в местах, где порог каменистый
Путь преграждает реки, стесненные быстрые струи
Ропщут, и рокоту волн отвечает обрывистый берег.
300 Только лишь смолкли уста и в сердцах утихло волненье,
Царь, к бессмертным воззвав, с престола высокого молвил:
"Как бы хотел я, чтоб мы о важнейшем деле решенье
Раньше успели принять! И совет полезнее было б
Нам собрать не тогда, когда враг стоит под стенами.
305 Против потомков богов мы ведем безысходную битву:
Непобедимы они и в сраженьях неутомимы,
Мы их не сломим вовек и сложить не заставим оружье.
Вы этолийцев призвать надеялись; замысел этот
Рухнул. Лишь на себя остается надежда, – но сами
310 Видите вы, как ничтожна она и в каком разрушенье
Все, что осталось у нас. Убедитесь воочию в этом!
Я не виню никого: все, что может высшая доблесть,
Сделано было, и сил не щадило в борьбе государство.
Ныне о том, к чему средь сомнений склоняется разум,
315 Вам я поведать хочу; так внемлите речи короткой.
Есть близ Этрусской реки у меня родовое владенье,
Что далеко на закат в пределы сиканцев простерлось.
Пашут рутулы там и аврунки лемехом острым
Склон каменистых холмов и пасут стада на стремнинах.
320 Весь этот край и хребет, одетый лесом сосновым,
Тевкрам уступим в залог грядущей дружбы и в царство
Наше их призовем, договор заключив справедливый.
Если уж так желают они – пусть город свой строят,
Если ж к пределам иным, к другим племенам пожелают
325 Тевкры отплыть и решат Авзонийскую землю покинуть,
Сколько они кораблей снарядить сумеют гребцами, —
Двадцать ли, больше ли, – все италийским оденем мы дубом.
Лес у берега есть. Пусть укажут нам вид и размеры
Всех кораблей, – мы дадим работников, медь и оснастку.
330 С тем, чтобы наши слова передать и добиться союза,
Пусть послами пойдут из числа знатнейших латинян
Сто человек, протянув оливы мирные ветви,
Золота в дар понесут и слоновой кости таланты,
Также и кресло и плащ – достоинства царского знаки.
335 Между собой совещайтесь теперь – и спасите отчизну!"
Тут поднимается Дранк, озлоблен, как всегда, ибо Турна
Слава язвила его стрекалом зависти тайной.
Был он богат и красно говорил, но пылок в сраженье
Не был; считался зато советчиком дельным и ловко
340 Сеял раздор. От матери Дранк унаследовал знатность,
Хоть и неведомым был рожден отцом. И сегодня
Так он сказал, громоздя обвиненья тяжкие в гневе:
"То, что советуешь ты, очевидно всем, и не нужны
Наши речи, о царь. Что сулит народу Фортуна, —
345 Спору нет, – понимает любой, да сказать не решится,
Если не даст говорить свободно и спесь не умерит
Тот, чье водительство нам, и кичливый нрав, и жестокость —
Все я скажу, хоть мне он мечом угрожает смертельным! —
Столько потерь принесли, по чьей вине закатилась
350 Многих знатных звезда и город в скорбь погрузился.
Он же, хоть небу грозит, лишь на бегство надеется в битвах.
К щедрым дарам, которые ты отправить дарданцам,
Царь наш добрый, хотел, однако прибавь порученье,
С тем чтобы волю твою насилье ничье не сломило:
355 Тевкрам вели передать, что дочь благородному зятю
Ты как отец отдаешь и навечно мир заключаешь.
Если же страх перед Турном сковал нам сердце и разум,
Будем его самого молить о милости слезно:
Пусть соизволит вернуть права царю и отчизне.
360 Ради чего бросаешь ты в бой на верную гибель
Стольких латинян, о Турн, наших бедствий исток и причина?
Нет спасенья в войне; у тебя мы требуем мира,
Мира залог уступи единственный и нерушимый!
Мнишь меня ты врагом, и без спора я в этом признаюсь, —
365 Первым, однако, к тебе прихожу с мольбой о пощаде:
Гордый свой дух усмири и уйди, побежденный. Довольно
Видели мы похорон и просторных полей разорили.
Если же слава влечет, и в груди великую силу
Чувствуешь ты, и невеста тебе и царство желанны,
370 Будь смелей и грудью ступай навстречу Энею.
Нет, для того, чтоб тебе царевна в жены досталась,
Мы, ничтожный народ, неоплаканный, непогребенный,
Гибнуть должны на полях. Но коль есть в тебе сила и в сердце
Предков отвага жива, то врагу, что тебя вызывает,
375 Сам в лицо погляди".
Эти упреки зажгли неистовой яростью Турна,
С тяжким стоном слова из груди у него излетели:
"Дранк, я знаю, всегда тороват ты на речи бываешь
В час, когда руки нужны для войны. Ты в собранье старейшин
380 Первым спешишь, но чертог наполнять словами не время,
Хоть разглагольствуешь ты, не зная меры, покуда
На стену враг не взошел и рвы не наполнились кровью.
Что же, речами бряцай, как привык ты, и в трусости Турна,
Дранк, обвиняй: ты ведь сам истребил огромные толпы
385 Тевкров своею рукой, и по всей равнине трофеи
Ты водрузил. Между тем испытать нам нетрудно, что может
Доблесть живая свершить; далеко искать не придется
Нам врагов: отовсюду они к стенам подступают.
Вместе навстречу пойдем! Почему же ты медлишь? Иль знаться
390 С Марсом лишь твой болтливый язык и резвые ноги
Будут всегда?
Я побежден? Неужели меня назовет побежденным
Тот, кто увидит, как Тибр берега наводнил, переполнен
Кровью троянских бойцов, как Эвандра дом погубил я,
395 Корень его истребив, как совлек с аркадцев доспехи?
Нет, разбитым меня не видали ни Битий, ни Пандар
В день, когда сотни мужей я отправил в Орк, победитель,
Запертый в стенах врага и от вас отрезанный валом.
«Нет спасенья в войне». Для вождя дарданцев, безумный,
400 И для себя береги прорицанья свои! Продолжай же,
Страхом смущая сердца, восхвалять побежденного дважды
Племени мощь и втаптывать в грязь оружье латинян.
Ныне дрожат, мол, вожди мирмидонцев пред силой фригийской,
Ныне испуган Тидид и Ахилл трепещет ларисский,
405 От Адриатики вспять текут и Авфида943 струи.
Дранк притворился хитро, что моей опасается мести,
Страхом своим клевету отягчая преступно. Не бойся!
Низкую душу твою я своей рукой не исторгну,
Пусть остается с тобой и в твоей груди обитает.
410 Ныне к твоим я, отец, перейду высоким сужденьям.
Если ты все потерял на оружье наши надежды,
Если покинуты мы, если враг, потеснив нас однажды,
Силы наши сломил и Фортуна не может вернуться, —
Будем мира просить, простирая праздные руки.
415 Но когда бы хоть след в нас остался доблести прежней!
Всех счастливей в трудах, всех выше духом отважным
Тот для меня, кто смерть предпочтет такому исходу
И, чтоб не видеть его, будет землю грызть, умирая.
Есть еще силы у нас, и немало воинов цело,
420 Есть в Италийской земле города, что помочь нам готовы,
Славу и тевкры в бою обильной кровью купили,
Много потерь и у них, одинаково буря косила
Обе рати. Так что ж мы бежим от порога с позором?
Что от страха дрожим до того, как трубы пропели?
425 Многое времени труд изменяет, многое может
