Гомер - Античная лирика

И Гипсей себе вырастил дочь,
Белорукую деву Кирену.
Ни станка, в обе стороны ткущего нить,
Ни забавы с подругами сладкой
На домашних пирах не любила она,
Но с мечом или дротиком медным
Выходила на диких зверей
И, сражая их, долгий, счастливый покой
Доставляла отцовским стадам,
И друг ложа, пленительный сон,
Ненадолго сходил к ней на очи
Перед самой только денницей.

Аполлон, стрел далеких метатель,
Шел, с колчаном широким на плечах,
И увидел однажды ее,
Как со львом-великаном боролась
Безоружная дева одна.
Призывает он тотчас из дому Хирона[137]:
«Сын Филиры, священный свой грот
Покидай и дивись на отвагу
И великую силу жены!
Вот в какую борьбу
С безмятежным вступила челом!
Сердце в ней не страшится,
И душа не смущается страхом.
Кто из смертных такую родил,
От какого родилася корня?..

Гор тенистых ложбины — жилище ее;
Ей утехой — безмерная сила.
Но прилично ли славной рукой
Мне коснуться ее и с ложа любви
Плод медовый сорвать?..»
И суровый кентавр,
Прояснивши улыбкой сердитую бровь,
Богу речью ответил такою:
«Тайный ключ для священной любви —
Убеждения мудрое слово.
Феб, считается это за стыд
У богов и равно у людей —
Первый раз без боязни, открыто
Приступать ко любовному ложу.

У тебя, недоступного лжи,
Увлеченье понудило страсти
Это слово сказать! Но зачем
Тебе спрашивать, царь,
От кого родилась эта дева?
Предназначенный всякому делу конец,
Все пути тебе знаемы в мире.
Ясно видишь ты, сколько земля
Даст нам листьев зеленых с весною,
Сколько в море и в реках клубится песков
От ударов ветров и от волн;
Что свершается, что свершится,
Все ты знаешь. Но, если и с мудрым
Состязаться я должен, скажу.

Ты в долину пришел, чтобы стать
Этой девы супругом. Ее унесешь
Через море в Зевесов прекраснейший сад.
Там владычицей града поставишь ее,
Весь собравши народ островов
На холму, окруженном полями.
Ныне примет священная Ливия,
Средь обширных красуясь лугов,
Благосклонно супругу прекрасную
В золотые чертоги свои.
Чтоб законную власть разделять,
Часть земли ей дарует она,
Не лишенную многих богатств
В плодовых деревах и стадах.

Там родит она сына, которого славный Гермес,
Взяв от матери милой,
К трону Гор золотому и к Гее снесет:
На колени к себе посадив,
Будут нектар по каплям они
И амброзию в ротик младенцу вливать —
И бессмертным его сотворят,
Как Зевес или Феб непорочный,
Чтобы лучшею радостью был
Он для милых родных и друзей,
Был защитником стад, и пускай
У одних он «ловцом и хранителем паств»,
У других — «Аристеем» зовется».
Говоря так, Хирон преклоняет его
К наслаждению брачным союзом.

Если боги спешат, вмиг окончено дело;
Их коротки пути: в тот же день
Все свершилось — они сочетались
В разукрашенном зла́том ливийском чертоге,
Где под властью Кирены — прекраснейший
город,
Знаменитый искусством бойцов.
И в Пифоне божественном ныне[138]
Вновь прекрасноцветущее счастье
В дар приносит ей сын Карнеады.
Победив, он прославил Кирену.
Благосклонно она его примет,
Как из Дельф[139] — в край родной,
Жен прелестных страну,
Принесет он желанную славу.

Дел великих всегда многословна хвала;
Но из многого малое любит мудрец
В разновидной приять красоте.
Своевременный труд первенствует над всем.
Иолая когда-то не презревшим это
Семивратные видели Фивы.
Как меча острием,
Эврисфею[140] он голову снял,
Там по смерти сокрыли его
Под землею, в могиле
Знаменитого Амфитриона[141] возницы.
Там кадмейцев посеянных гость,[142]
Его дед по отцу, поселенец
Белоконных фиванских полей, почивал.

Сочеталась любовью Алкмена разумная
С ним и с Зевсом и свету дала,
Раз единый зачав, двух сынов,
Победителей ратную силу.
И пускай будет нем, кто уста
Для хвалы Геркулеса замкнет,
Кто не вспомнит стократ вод диркейских[143],
Воспитавших его с Ификлеем[144].
Им хочу за добро, по обету,
Я хвалебною песнью воздать.
Чистый огнь сладкозвучный харит
Пусть меня не оставит. Скажу я:
На мегарском холму и в Эгине
Этот град Телесикрат
Гласным подвигом трижды прославил.

Потому, будет друг или недруг
Кто из граждан ему, пусть не скроет во тьме
Перед всеми свершенного славного дела;
Пусть последует старца морского[145] совету, —
Он сказал, что от полного сердца
Справедливо хвалить и врага
За прекрасный поступок.
Я не раз победителем видел тебя
И во время Паллады торжеств годовых:
Верно, каждая дева безмолвно
Ненаглядным супругом тебя, Телесикрат,
Или сыном мечтала иметь…

И в кругу олимпийских борцов,
И на играх глубокодолинной земли,[146]
И в туземных агонах встречал я тебя, —
И теперь я хочу утолить
Песнопения жажду, и вновь
Понуждает желанье меня
Славу предков твоих пробудить.
Расскажу, как за дочерью славной Антея,[147]
За прекраснокудрявою девой ливийской,
Женихи приходили ко граду Ирасы[148].
Много лучших мужей соплеменных,
Много сильных из чуждой земли
Обладать ею думали — всех
Красотой она дивной пленяла.

В цвете юности златовенчанной
Наливавшийся плод им хотелось сорвать.
Но отец ей готовил в уме
Брак славнее: он слышал тогда
Об аргивском Данае, который —
И не минуло дня половины —
Всем своим сорока восьми девам[149]
Без раздумья супругов нашел.
Целый хор он их выставил в ряд
На пределы арены и вмиг
Состязанием в беге решить приказал,
Кто из юных героев —
Сколько их ни явилось в зятья —
В жены деву какую возьмет.

Так достойного мужа нашел
И ливиец для дочери милой.
Он у меты, последней наградой,
Разодетую пышно поставил ее
И сказал, обращаясь ко всем:
«Тот возьмет, кто, других упредив,
До одежд ее первый коснется».
Алекси́дам крылатый тогда,
Легконогий свой бег совершив,
Деву милую за руку взял
И повел чрез собрание конных номадов.
Много разных венков и ветвей
Все бросали ему. Так и прежде
Был крылатой победе он другом не раз.

…Пленяет разум
Сладкой неволей отрада кубков полных.
Бьется сердце, шепчет мне: «Близка любовь…»

Ты сам, Дионис, нам вливаешь в грудь отвагу.
Мы высоко залетели мыслью, други!
Мы сокрушаем в мечтах своих твердыни:
Над вселенной побежденной мы царим!

Палаты — все в золоте, все в кости слоновой;
Много богатств корабли тропой лазурной,
Много пшеницы везут нам из Египта:
Так за кубком над вселенной мы царим.

Нет ни тучных стад, ни злата; нет и тканей пурпуровых.
Только в сердце есть веселье, сладкий мир.
Есть и муза нежных песен, — да в сосудах беотийских
Гроздьев нектар!