Вячеслав Майер - Краткая Воровская ЭНциклопедия
А времени нет и нет.
И сердце в тревожной думе,
Ведь там же с тобою он,
А я здесь, как в узком трюме,
И давит со всех сторон.
Плачу в погоду злую —
Хоть бы одно словцо!
И по ночам целую
Придуманное твое лицо.
Губы… глаза и руки…
Слезы так жгут, так жгут.
Спасибо тебе за муки,
За счастье в пять минут.
Милая, милая! Только!
Побудь же со мной, побудь…
Крикнул бы: мук довольно!
Да слезы сдавили грудь.
Бош он)?d£/i поэта, —
Плакать и песни петь.
И до твоего ответа,
Милая, от пустячной беды,
Не дай умереть!
Знай, Надюшка, так и жизнь моя,
Как солнце катится.
И я боюсь, что однажды утром,
В синей свежести нового дня,
Я проснусь очень взрослым и мудрым
И никто не узнает меня.
Тебе, наверное, изрядно поднадоело мое лирическое настроение? Знаешь, хочу задать тебе очень серьезный вопрос — даже не знаю, как подойти к этому…
— У тебя есть парень? Есть человек, которому б ты могла доверить все свое сокровенное? Поверь, но я очень бы хотел услышать твой ответ. Я задаю тебе вопросы эти и невольно отпадает все, что хотел сказать тебе… Ты мне скажи только, — нужен ли я тебе? Если «да», то всегда с тобой буду я, всегда, понимаешь? И если «да» прозвучит, то я очень хочу просить твоей фотографии. Ведь я тебя действительно придумал: в снах моих ты синеока, волосы русые, брови в разлет… Хочется увидеть тебя, хотя бы на фотографии. Еду. Пиши. Когда-то очень, очень давно, мое имя было Сашенька, а сейчас я пишу тебе.
Пиши. Жду. Саша
Письмо от 21.09.1974.
Здравствуй, Надя! Получил письмо твое и фотографию, — просто я обязан сказать тебе: «Спасибо, спасибо тебе за все». Знаешь, у меня сейчас настроение прескверное, ты извини, может и письмо будет пропитано этим настроением. Да и в последнее время у меня впечатление такое сложилось, — словно в жизни моей витает некоторая неопределенность. Глупость, конечно. Но ведь глупость ~ это источник нашего опыта. Впрочем причиной всей этой галиматьи, по моим соображениям, является одна немаловажная деталь — скука. Я скучаю. Скучаю ужасно, а откуда это все собралось, я и сам не знаю. Вот ведь, черт побери, как иногда бывает! Все надоело, без исключения все. Забросил даже книги. Это страшно, но я ничего не могу с собой поделать. Хотя я убедился в самой жизни, что это никакое не зрелище и не праздник, а попросту — трудное занятие. Я, наверное, настроен сегодня воин-ственно-писсемистически, потому и стараюсь отстоять или даже заново создать мрачноватые образы прошлого… Но писать об этом я не хочу, а если б и хотел, то не написал бы все равно. Не люблю возвращаться к истокам, потому что я привык видеть себя в будущем. Ко всему, доминанта моя — несвобода. А это как-то должно еще держать все горечи и обиды в самом дальнем уголке сердца. Так лучше. Не безбольнее, нет! Просто немного легче, чем держать их в своей памяти. И не потому ли все чаще и чаще я прибегаю к чудо-лекарству, к стихам. К стихам чудным, волшебным, к стихам священным? Вот, например, к таким. Это у Сергея Острового…
Океаны ломают сушу,
Ураганы сгибают небо.
Исчезают земные царства.
А любовь остается жить.
Погибают седые звезды.
Серый мамонт вмерзает в скалы.
Острова умирают в море.
А любовь остается жить.
Топчут войны живую зелень.
Пушки бьют по живому солнцу.
Днем и ночью горят дороги.
А любовь остается жить.
Я к тому это все, что если
Ты увидишь, как плачут звезды,
Пушки бьют по живому солнцу,
Ураганы ломают твердь ~
Есть на свете сильнее чуда:
Рафаэль написал Мадонну,
Незапятнанный свет зачатья
На прекрасном ее лице.
Значит день не боится ночи.
Значит сад не боится ветра.
Горы рушатся. Небо меркнет
А любовь остается жить.
Не знаю, действительно ли воскресают из мертвых, но вот от минутного унынья, сетования на пресную жизнь, ~ это правда. Воскресают!!! Мистика?! Нет, сама жизнь. Вот такие дела. Ко всему еще и добавим слово ~ вера. Вера в лазурное утро. В синь нового дня. В звездные ночи. В соловьиное пенье. Вера в будущее. Вера в новое.
Надюшка, ты не огорчайся только и не злись на меня, ладно? К сожалению у меня нет своей фотографии и я вряд ли смогу что-то выслать тебе. Но я напишу маме, и если остались какие-то мои снимки, то обещаю тебе их выслать. Здесь же я не имею ни малейшей возможности сфотографироваться, потому что нет в поселке даже самого захудалого ателье. А любительские снимки, которые делают некоторые из наших, настолько плохи, что их попросту говоря, приходится выбрасывать.
Что еще написать тебе? Право, я даже не знаю. Писать о работе, о свободном времени — значит повторять все уже написанное. А ипохондрия эта уйдет от меня, я знаю. Представляешь, какая все же она нудная штукенция, порой по целым часам валяешься на койке и смотришь в белый потолок, вроде и ничего то там нет, а перевести свои мысли в клубок стремлений попросту не хватает сил. Вот и идут дни за днями в таком ритме.
Осень. Побелорусски сентябрь называют «вересень». Правда, красивое имя? Березы желтые свои листья сбрасывают. Шумит и шуршит по тайге листопад. А рябина горит рубиновым светом. Я ведь сейчас в выходные часто ухожу в лес. Как-то чувствуешь себя по другому там. Душевноеравновесие обретаешь, что ли? Словом, и грустно и радостно. Других эпитетов не найду, пожалуй, вот сейчас все.
Надюшка, приезжай обязательно, буду ждать. Конечно, если сможешь… Буду ждать, видишь, снова повторяю. Ивооб ще, я всю жизнь готов ждать. Ну ты напиши, как живешь у себя, дома. Что нового? Жду тебя и писем твоих. Очень.
Черные, глубокие как недра,
Потянулись тучи у виска…
Отними у человека небо -
И ему останется тоска.
День сегодня необычно светел,
Закачались ветки… Ну и пусть! ~
Отними у человека ветер —
И ему останется лишь грусть.
Клин гусиный, выверенный точно,
Где-то опускается на лес…
Надо ли говорить за то, что
Мне не хватает ветра и небес?
Или в полдень, где сквозь все границы
Солнце пробивается опять.
Мне к плечу любимой прислониться,
Просто, помолчать?
Просто, помолчать? Не знаю. Но Боже!
Так хочется говорить обо всем, обо всем.
А рядом — никого. Пустота. Приезжай.
Письмо от 24.09.1974.
За стеклами окна, в сумерках наступающей сентябрь ской ночи шуршит своими струями дождь. // этот шум дождя, и эта ночь, и комнатный полумрак настолько сегодня по душе мне, что я улыбаюсь невольно и пишу для тебя свое письмо. «Добрый день, Надюшка!», — шепчу я, как волшебное заклинание, эти слова, словно ты и впрямь можешь услышать их…. А впрочем…. Я ведь знаю, ~ ты не спишь, ты лежишь, наверное, с открытыми глазами и ждешь, ждешь, ждешь своего чуда, которое столь долго не может прийти к тебе.
И так пройдет ночь и начнется новое утро нового дня, — дня совсем обыденного, без излишних прикрас и чудес. «День, как день», ~ вздохнешь ты с сожалением, что вновь не принес он для тебя чуда. Но, как бы хотел я сказать тебе, вдохнуть в тебя свою веру, что будет чудо, будет! Настанет оно, придет к тебе тогда, когда ты меньше всего будешь ждать его. Верь мне. Будет чудо. Будет Луна в полнеба! Будут звезды светить в ночи. Ведь все-все впереди.
Пусть будут у нас тоскливые, тянущиеся дни, недели, месяцы, но мы будем верить, что они все равно кончатся. Переживем. Не впервые.
Не завидую мирной, спокойной реке;
Равнодушные воды лениво текут
И теряются где-то, как будто в песке —
Не река, а гнилой, застоявшийся пруд.
Сердце тянется к волнам стремительных дней!
О, душа, мне бы ритм твой заветный сберечь
