Коллектив авторов - 100 великих украинцев
Как можно дальше ждать? Как можно со всем этим мириться? Совсем не тяжело обнаружить факты грубейшего шовинизма, бесстыднейшего национального унижения… Почему же мы так равнодушны, откуда в нас столько покорности перед судьбой как фатумом?
Я считаю, что судьба Донбасса — это будущая судьба Украины, когда будут одни соловьиные трели».
В те же дни родилось и четверостишие, которое случайно сохранилось в одной из многочисленных папок, но как поэтически несовершенное выпало из памяти Василя Стуса:
Гэбэшный сброд самодовольный
воров, насильников, делков
заполнил град первопрестольный
как партия большевиков.
Именно эти четыре строчки и стали в 1972-м главным основанием выписать ордер на арест В. Стуса. Не важно, что никто, кроме самого поэта, их до того не видел…
Тогда же, в 1962-м, поэт возвращается в родительский дом и начинает работать. В те годы приходит и первая большая любовь. Ее звали Александрой…
Но когда Василь привел эту девушку к матери, она «не приняла ее», вежливо, но сухо выставив из дома:
— Не наша она, разбитная какая-то…
Так во второй раз поэт оказался перед дилеммой откровенного противостояния традиционного уклада и реалий современной жизни. Не получить благословения от родителей означало предать самую высокую идею, которой перед собой обязался служить.
Следовательно, разрыв. И в скором времени — в Киев. Поэт успешно сдал вступительные экзамены в аспирантуру Института литературы имени Т. Г. Шевченко АН Украины и в августе 1963-го переехал в Киев — город, который почти не повлиял на его мировоззрение, но окончательно определил судьбу.
В первые же годы молодого поэта целиком пленяет новое, изысканное общество. Среди близких ему людей стоит выделить двух — Ивана Свитлычного и Аллу Горскую. И не потому, что они были самыми близкими. С И. Дзюбой Василь встречался отнюдь не реже, просто судьба Стуса теснейшим образом переплелась именно с их судьбами.
В 1965-му, когда больше чем на полгода был несправедливо арестован И. Свитлычный, В. Стус, присоединившись к организованному И. Дзюбой и В. Черноволом протесту против ареста в кругу украинских шестидесятников, под рев сирены, заглушавшей спокойные слова Дзюбы, воскликнул:
— Кто против тирании — встаньте!
Зал, преодолевая боязнь, все же поднялся на ноги. А через несколько дней поэт был исключен из аспирантуры. «Пусть это останется на вашей гражданской и партийной совести», — черкнул он, знакомясь с приказом об отчислении. Что еще было сказано заместителю директора С. Д. Зубкову, сказать трудно, но, вполне возможно, что-то уж слишком резкое и унизительное. По крайней мере, тот старался с чрезвычайной последовательностью, чтобы в 1966-м поэт был отстранен от должности научного сотрудника Исторического архива, где он нашел себе работу.
В декабре 1965-го, не имея постоянной работы и киевской прописки, Василь Стус вступает в брак с Валентиной Попелюх — женщиной, которая в его поэзиях выступает в образе верной берегини, которая верит в правоту каждого поступка Василя Стуса лишь потому, что его сделал он — Василь.
В литературном творчестве этого периода больше разочарований, чем достижений. Екзистенциальный сборник «Зимние деревья» — книга, вынашиваемая годами, — не получила благосклонности даже в ближайшем кругу друзей. Сложный, непублицистический текст терялся за яркой социальностью и злободневностью стихов И. Драча, В. Симоненко, М. Холодного. К тому же сразу после отчисления из аспирантуры в издательстве «Молодь» был «рассыпан» уже готовый набор «Круговорота» — сборника ранних стихов писателя.
На несколько лет В. Стус оставляет поэзию, переориентируясь на написание критических трудов («Феномен эпохи» посвящен творчеству П. Тычины, «Исчезающее расцветание» — В. Свидзинскому) и занимается подготовкой к переводу на украинский язык поэта его жизни — Й.-В. Гете. Официальная работа в Министерстве стройматериалов не приносит радости, но и не раздражает.
Но так было только до декабря 1970-го. Как гром грянула весть: убита Алла Горская. Художник, товарищ, просто чуткая и красивая женщина. Все, кто имел какие-нибудь планы на официальное будущее, были предупреждены: «На похоронах вас быть не должно». Василя Стуса никто не предупреждал.
Но то, что он говорил над могилой, некоторых напугало и заставило пожалеть о факте своего туда прихода. Официально убийц, зарубивших топором художницу, не нашли, но над могилой прозвучали слова В. Стуса: «Она убита ГБ»…
Этого ему не простили и на него, еще задолго до суда, было заведено дело.
В который раз поэту пришлось выбирать: или я, человек, сохраню верность друзьям, или стану «мудрым», не увижу чего не надо, а там, смотри, может, и получу какие-то шансы на официальный статус.
В отличие от всех предыдущих, нынешний выбор был прост и понятен. Слова лились трагически и торжественно, В. Стус уже ощущал, что ему выпало «стать голосом сопротивления и протеста».
Репрессии не заставили себя ждать. Несмотря на то, что поэт успешно выдержал творческий конкурс на московские Высшие сценарные курсы, под давлением украинского ЦК ему было отказано в приеме документов.
Барак лагеря ВС 389/36.
Но спокойное решение уверенного в себе человека возвращает В. Стуса к поэзии. На протяжении месяца пишет сборник «Веселое кладбище» — образки сюрреалистического танца на кладбище несбывшихся надежд и иллюзий.
Запущенная в действие репрессивная машина в течение года продолжала сбор информации против поэта и ожидала только повода к аресту. Приезд бельгийского студента Добоша, пойманного на границе с рукописью какого-то ненапечатанного словаря, был хорошим поводом к массовым обыскам, во время которых надеялись обнаружить предлог и для арестов.
У Стуса нашли четыре давно забытые строчки, которые совместно с недоказанным фактом рассказывания анекдотов о Ленине, потянули на пять лет заключения и три года ссылки (1972–1979).
Но именно в неволе Василь Стус ощутил, что наконец нашел новый поэтический язык, который будет влиять не на ум, а на чувства человека:
Звезда мне утром ныне воссияла,
в окно вонзившаяся. Благодать —
легла такая чистая на душу,
уж кроткую, что я постиг блаженно:
звезда — она всего осколок боли,
который вечность, как огонь, прожгла.
Звезда — провестница твоей дороги,
креста, судьбы — она как матерь, вечна,
вознесена до неба (от земли
на расстоянье честности), прощает
тебе минуты слабости, дает
опору веры — что простор вселенной
учуял зов твой сумрачный, однако
откликнулся сочувствия желаньем,
сокрытого, и несогласья искрой:
ведь жизнь — не одоленье рубежей,
а привыканье и самособою восполненность.
Лишь мать — так жить умеет,
чтоб источать свеченье, как звезда.
Чувствуя ценность найденного поэтического слога, Василь Стус (в 1972 г. он еще имел иллюзии относительно возможности диалога с властью) осуществил попытку объясниться с. карательными органами, ведь никакой политической деятельностью он и в самом деле не занимался. Его услышали и предложили «раскаяться», свидетельствуя против своих друзей. Он пришел в негодование, и его замкнули в Павловскую психиатрическую больницу, откуда В. Стус вышел с диагнозом «патологически честный».
Дальше необходимо было найти в себе силы быть достойным своего выбора и научиться жить в условиях тотальной физической, но только физической, несвободы.
В лагерях и на ссылке поэт написал около 1000 стихов и 400 переводов, оставил большое эпистолярное наследие, стал символом непобедимости человека, принимающего на себя ответственность за все, что происходит вокруг него. Выбор был сделан, и теперь надо было с достоинством нести свой крест.
Второе заключение — десять лет лагеря особого режима и пять ссылки — получил за председательство в 1979–1980 годах в украинской группе содействия выполнению Хельсинских соглашений по защите прав человека (1980–1985).
Через четыре года после смерти поэта — в поздние ноябрьские дни 1989-го, когда прах Василя Стуса, Юрия Литвина и Олексы Тихого (все погибли в лагере ВС-389/36 посёлка Кучино Пермской области в 1984–1985 годах), провожали в последний путь жители Киева и Украины, над траурной процессией откровенно пестрели сотни красно-черных и сине-желтых хоругвей и флагов. Морозный Киев смиренно склонялся перед человеком, дважды вытолкнутым им в лагерную неизвестность.
Александр Маринеско
(1913–1963)
военный моряк-подводник
Александр Иванович Маринеско отличался самоотверженной храбростью, владел немалыми знаниями и чрезвычайным боевым опытом, но человеческая слабость временами очень мешала ему. Он был способен подняться к вершинам самопожертвования и, вместе с тем, не устоять перед мелкими житейскими соблазнами.
