Владимир Файнберг - Здесь и теперь
— У меня самого волосы на макушке зашевелились, — признался я. — Почему он четырёхгранный?
— Средневековье. Такие тогда употребляли.
— А можно его взять на память?
— Я вам десяток найду, хотите? — вмешался Вано.
— Спасибо. Одного хватит, — сказал я, пряча гвоздь в нагрудный карман рубахи.
Тамрико принесла бумажные салфетки и снова вышла. Я вспомнил, как сидел с Атаевым на ковре, как нас обслуживала его жена, тоже всё время выходила… Посмотрел на Нодара. Лицо с чёрными мешками подглазий было совсем больным.
Яростное чувство протеста, неприятия устройства мира разгоралось во мне. Почему Атаев должен был погибнуть? Почему страдает Нодар? Отчего мы не сидим сейчас все вместе? В конце концов, хорошие, нормальные люди должны быть знакомы между собой, а не гибнуть в окружении Гошевых. «Почему все примирились с банальной истиной, что мерзавцы всегда находят друг друга, сплачиваются, а остальные разъединены, одиноки? Как Ван Гог, тот же Атаев… Даже роман такой был — «Каждый умирает в одиночку». Да и должны ли люди умирать? Болеть?
С детства мне было присуще смутное ощущение человеческого бессмертия, данного как закон. Смерть и болезнь казались, при всём их множестве, нарушением этого закона.
Вечером, ложась спать в деревянном домике археологов, я сказал Нодару:
— Завтра попробуем выгнать камень из вашей почки. Примите сейчас на всякий случай баралгин, чтобы не мучиться. И спите спокойно. Почему‑то знаю: всё выйдет.
— Я тоже верю, — отозвался Нодар. — Дай Бог здоровья Анне, что нас познакомила.
— Вера тут ни при чём. Что‑то другое, — сказал я, засыпая.
Ночью приснилась мать. Молодая. Веселая.
Встал я на рассвете, хотел одеться потихоньку, чтоб не будить археолога, но гвоздь, забытый в кармане рубашки, выпал на дощатый пол.
— Спите, спите, — сказал я застонавшему Нодару, — ещё рано.
Открыл дверь и зажмурился. Сверкал и таял выпавший за ночь снег. Утреннее ясное солнце растапливало заиндевелые ветви каштанов.
Я подошёл к берегу реки, увидел Вано, который стоял на камне с длинным удилищем в руке.
— Доброе утро! Как дела?
Тот обернулся. Улыбка озарила небритое лицо.
— Думал, ничего не поймаю — вода мутная. Однако две штуки взял! — Свободной рукой он поднял из воды проволочную корзинку, в которой запрыгали крупные, в красную крапинку рыбины. — Форель! Еще одну уговорю, и пойдём завтракать. Нодар спит?
Я кивнул и двинулся вдоль реки по раскисшей от снега дороге. Вдруг подумал: «Хорошо, что Анна с мамой. Как никогда, спокойно за нее…»
Со двора дома Вано, одиноко стоящего возле триумфальной арки, донёсся крик петуха. И тут же ему ответил другой. Где‑то неподалёку была деревня.
Я свернул на тропинку, подошёл к арке, задрал голову. Шапка мокрого снега лежала на мраморе. Пронизанные солнцем капли срывались, падали на лицо. Ступил под арку. Она была не широкая. Во всяком случае, колесница вряд ли могла бы проехать. «Наверное, проводили под ней триумфаторов», — решил я, выходя под косо летящие капли.
Одна из них попала за шиворот. Я поёжился и пошёл на дорогу к тому месту, где вчера встретились Вано с Нодаром.
«Сомнительно, чтоб местность изменилась за тысячелетия, — думал я. — Так же текла река. Так же стояли горы. Чего уж там — триумфальная арка стоит. Значит, здесь, где церковь, был царский дворец, наверху цитадель. А может, кладбище скрыто на холме в корнях букового леса? Тоже сомнительно: кто будет хоронить на крутых склонах?»
Я хорошо помнил ощущение в ладони, когда проводил рукой над дорогой, означенной на плане. С другой стороны, это казалось слишком простым решением — искать прямо здесь, на дороге. Вчера спросил Нодара: велись ли раскопки тут, на самом берегу?
«Конечно. Именно на берегу в двух разных местах найдены бани — царские и городские».
«Нет, а вот здесь, где мы ходим, копали?»
«Дорогой, здесь, где ходим, всегда ходили, от Ромула до наших дней. Зачем копать? Дорога есть дорога».
Возможно, это было и так, но, пока Нодар спал, я решил все‑таки довериться своему ощущению. Остановился, издали осмотрел путь, по которому должен был пройти не споткнувшись, закрыл глаза, представил себе лежащий на боку скелет с подогнутыми конечностями, выставил ладонь и двинулся вперёд.
В ладони щёлкнуло сразу же. Я замер и стал опускаться на корточки, делая шарящие движения рукой. «Да. Похоже, прямо здесь», — подумал я, открывая глаза, и в этот миг показалось, что вижу, реально вижу сквозь землю лежащий скелет.
— Не может тут быть ничего, — раздался голос Вано. — Один камень.
Он стоял передо мной с удочкой и проволочной корзиной с тремя форелями.
— Пожалуйста, шагните сюда, на моё место, — попросил я. — Я сейчас.
Подбежал к мусорной куче, поднял обломок белого кирпича и, вернувшись, положил у ног Вано.
— Никто не тронет?
— Мои дети в школе. А зимой здесь больше никого нет. Через полчаса рыба будет готова. Жду вас с Нодаром.
«Не верит», — с досадой подумал я. Мне было не до рыбы. Хотелось немедленно взять лопату и приступить к раскопкам.
Вскоре выяснилось, что дело это не столь уж простое. Судя по медлительности, с которой Нодар умывался, брился, тащился потом завтракать форелью, было ясно, что он готов поверить во что угодно, только не в место, найденное мной. Лишь послав Вано за какими‑то колышками и шпагатом, он сказал:
— Попробуем, конечно. Отчего не попробовать? Только раньше, чем часа через два, не начнём. У меня тут старшеклассники заняты в качестве рабочих. Вот кончатся уроки, Вано сходит в школу, кого‑нибудь приведёт. Мне нельзя копать. А вы не умеете.
Я в душе обиделся: почему это не умею? Но через два часа убедился, что Нодар был прав. К тому времени Вано уже вбил колышки, обозначив края непомерно большого, как казалось, квадрата — два на два метра. Туго обтянул по колышкам шпагатом. Появились четыре десятиклассника, принесли из сарая мотыги, ломы, кирку и лопаты.
Затем они начали осторожно долбить грунт по всей поверхности квадрата, снимали его широкими лопатами, непременно рассматривая каждый комок на лопате, перетирая его пальцами.
Часа полтора проторчал я рядом. За это время квадрат углубился сантиметров на пятнадцать.
— Можете спокойно идти выспаться, рано встали, — сказал Нодар, который со своими чертежами сидел рядом на раскладном стуле. — Или, Вано, принеси человеку удочки, пускай порыбачит.
Но мне не хотелось ни спать, ни предаваться рыбной ловле. Я чувствовал, что теряю уверенность. В конце концов, было бы просто сумасшествием, если бы скелет действительно нашёлся на этом самом месте. «Зачем я здесь? Зачем всё это?» Я все‑таки повернулся, пошёл к домику и, захлопнув за собой дверь, рухнул на кровать. «Не надо было соглашаться! Тщеславие, самообман…» Если б можно было сейчас же вскочить в самолёт, не дожидаясь, пока кончат копать, я бы непременно улетел.
Лежал навзничь, видел перед собой фанерный потолок, угол, затянутый паутиной. И думал теперь о том, что в такую же паутину затянули лаборатория, упражнения, знакомство с Маргаритой, Игнатьичем — всеми этими странными людьми. Я с ужасом взглянул на вошедшего в домик Нодара.
— Пионерский зажим, — сказал тот.
— Что?!
— Нашли пионерский зажим для галстука, кусок битой тарелки. Культурный слой тридцатых годов. — Нодар открыл кран умывальника, подставил стакан под струю и вынул таблетки. — Может, пока займёмся медициной?
— Нет, — сказал я. — Сколько метров отрыли?
— Каких метров? Дай бог пятьдесят сантиметров. — Он принял таблетку, снова вышел.
В три часа дня я не выдержал, пришёл к раскопу. Двое школьников стояли в нём по пояс, — долбили ломами. Двое других сидели, устало привалясь спинами к высокой куче земли, загорали.
Проходя мимо них навстречу Нодару, который прогуливался поодаль, я услышал, как один из парней что‑то отрывисто сказал по–грузински, остальные загоготали.
— Ну что? — спросил я Нодара. — Плохо?
— Понимаете, культурный слой кончился, упёрлись в скальный грунт.
— Тогда засыпайте!
— Почему?
— Если скала — чего там дальше искать?
— Может, посмотрите ещё раз?
Мы вернулись к раскопу. Парни вылезли, вытащили ломы. Я спрыгнул в яму. Действительно, под ногами было что‑то вроде гладкой потрескавшейся скалы.
Я присел на корточки, вытянул ладонь. Парни и Нодар стояли на краю, напряжённо глядя вниз.
— Отойдите! — крикнул я. — Мешаете!
И опять представил себе лежащий на боку скелет, и опять ладонь отозвалась… Самым удивительным было то, что я снова увидел близко от поверхности кости скелета.
— Нодар! Дайте руку!
Нодар появился над краем, помог выбраться. Все пятеро молча смотрели на меня.
— Еще сантиметров тридцать–сорок, — сказал я и пошёл прочь.
