Валентин Черных - Незаконченные воспоминания о детстве шофера междугородного автобуса
Обзор книги Валентин Черных - Незаконченные воспоминания о детстве шофера междугородного автобуса
Валентин Черных
Незаконченные воспоминания о детстве шофера междугородного автобуса
1
Буслаев собирался в рейс. Положил в чемодан полотенце, механическую бритву «Спутник» и рубашку для смены…
Он жил в старом доме у Крестовских переулков, невдалеке от станции метро «Рижская» и церкви Трифона-мученика. После смерти тетки он остался один в комнате большой коммунальной квартиры, без ванной, с телефоном, подвешенным на стене в конце длинного коридора, рядом с его комнатой. После рейса он уставал, ему ничего не хотелось делать, он лежал и слушал разговоры по телефону.
Буслаев работал водителем междугородного автобуса. В тот день был обычный рейс. Когда он подогнал автобус, сорок человек дисциплинированно толпились на отведенной для пассажиров площадке. Большинство из них ехали отдыхать, летом всегда было много отпускников.
Сейчас возникнет очередь, подумал Буслаев, открывая дверь автобуса. Все было, как всегда. Пассажиры бросились к автобусу, началась обычная толчея, входили поспешно, бросались в проход, отыскивая свои места. Вначале Буслаева это удивляло: на билетах указывались номера кресел, и все-таки люди боялись остаться без места. Сегодняшняя нервозность была особенно понятной, ехало много женщин. Может быть, это от военных лет, подумал Буслаев, когда приходилось штурмовать вагоны и захватывать свой кусок полки, а может быть, от страха перед неразберихой, что кассир продаст больше билетов, чем имеется мест в автобусе. И хотя давно автобусы ходят по расписанию и кассиры не ошибаются, люди помнят самое худшее, а в соседней комнате старухи, услышав по радио о маневрах НАТО, запасаются солью и спичками.
Места заняты, теперь все выйдут. Пассажиры вышли. Буслаев помог им уложить чемоданы в грузовой отсек. Полный мужчина со значком горного инженера включил транзистор. Диктор читал очерк о пограничниках, которые первыми вступили в войну. Сегодня же 22 июня, вспомнил Буслаев. С утра все радиостанции передавали песни военных лет. Ночью он повернет на шоссе, по которому они шли с матерью в 1941 году. Теперь это шоссе перестроили, и оно стало четырехрядным. Буслаев отошел от автобуса и закурил.
— Я могу тебе выслать только двадцать рублей, — сказала девушке пожилая женщина.
Девушке лет двадцать. Платье ярко-желтое, с красными крупными декоративными розами, модная расцветка в это лето. Он не знал пассажиров, которых возил, почти никогда с ними не разговаривал и разделял их для себя по услышанным репликам, по незначительным, едва уловимым деталям, заметным человеку, которому больше приходится смотреть, чем говорить.
— Хорошо, мама, я постараюсь, чтобы мне хватило.
Рядом с девушкой стоял очень молодой лейтенант. Наверное, студентка, подумал Буслаев. Могла бы быть женой. В последнее время он все чаще разделял женщин только на две категории: которые могли быть женою и которые не могли. Иногда в метро он придумывал игру. Спускаясь вниз по эскалатору, он рассматривал уплывающих вверх женщин и отделял: «может — не может…». И никак не мог понять: почему ему нравились одни, совсем не обязательно красивые, и не нравились другие?
— У тебя выйдет по два рубля в день, — сказала пожилая женщина. Студентка посмотрела в сторону лейтенанта.
— Мама, я все поняла…
«Может!» — подумал Буслаев. Рядом с нимостановилась сухопарая девушка в брюках и белой кружевной кофточке. Девушке было за двадцать пять. Тонкие решительные губы, внимательные глаза за очками в светлой металлической оправе, через руку переброшена курточка с потускневшим университетским значком. Наверное, учительница, химик, биолог. Такую будут обязательно слушаться. И в лаборатории, и дома, и в классе. Учительница. К учителям Буслаев и сейчас относился с уважением и некоторым страхом, они хорошо решали задачи и знали наизусть все исторические даты. «Не может!» — решил Буслаев.
— Надо было на самолете, в автобусе жарко и утомительно, — сожалеюще сказала старушка представительному старику в белом чесучовом френче с накладными карманами. Чем-то он напоминал его сибирского деда. Такой же френч с накладными карманами и маленькие, твердо смотревшие глаза. Рядом со стариком стоял мальчик лет пяти, белобрысый, полный, в синем матросском костюмчике, Такой же костюмчик был и у него в детстве, только вместо белых были красные полосы на воротнике. И старик и мальчик в синей матроске вдруг напомнили Буслаеву то далекое время, когда он впервые познакомился с дедом, отцом его отца.
2
Пассажиры смотрели в окна. Проносились коробки домов, опоясанные снизу витринным стеклом магазинов. Выступали пятнами красные и желтые балконы на фоне серых блоков стен. На окраинах Москвы все реже встречались светофоры.
Стрелка спидометра, подпрыгивая, подползла к цифре «80». Отставали машины. Буслаев видел, как пригнулся за рулем шофер «Волги», переключая скорость. «Волга» мгновенно ушла вперед метров на двести. На повороте «Волга» стала жаться к правой стороне. Обгоню при спуске, подумал Буслаев и тоже сбросил скорость. Мотор работал безукоризненно. В салоне пассажиры достали книги, приготовленные в дорогу. Старик в чесучовом френче читал газету.
…Со своим сибирским дедом Семен познакомился перед войной. Тот специально приехал из Сибири, чтобы познакомиться со снохой и посмотреть на внука. В суконном френче с привинченным орденом Красного Знамени дед ходил по комнате и рассказывал, как он был шахтером и делал революцию в Сибири. Семен ему не поверил. В кино шахтеры были измазанные и худые, а дед был подтянутый и ухоженный. Семен поделился своими сомнениями с отцом: может быть, дед не шахтер, а вредитель? Дед долго и раскатисто смеялся и что-то говорил о классовом сознании внука. Этот старик в салоне и сибирский дед Семена все-таки были очень похожи друг на друга. Целое поколение стариков донашивало полувоенную форму. Их жизнь начиналась с войны, а перерывы между войнами были такими короткими, что они так и не привыкли к штатской одежде.
Рядом со стариком в автобусе сидел его внук и читал детскую книжку. Он читал сосредоточенно, нахмурив брови, шевелил губами, изредка поглядывая не пассажиров, видят ли они, что он читает по-настоящему.
В пять лет Семен еще не умел читать, но знал очень много. Что наган — это не только револьвер, но еще и фамилия того человека, который изобрел наган. Красноармейцы удивлялись, когда он рассказывал о человеке Нагане. Параграфы из БУПа — боевого устава пехоты — он помнил и сейчас.
Семен родился в военном городке на южной границе, потом отца перевели на западную. Отец носил в петлицах две эмалевых темно-вишневых шпалы и суконные красные звезды на рукавах гимнастерки. Отец постоянно учился. Вечерами он сидел, обложенный книгами и картами, а строчки в книгах подчеркивал красным карандашом. Раньше почему-то чаще подчеркивали строчки, старые учебники все подчеркнуты. Отец в молодости тоже был шахтером.
Перед войной отец учился в академии. Семен хорошо запомнил приезд отца.
— Буслаев прибыл! — крикнули со двора.
Семен побежал встречать. Отец вынимал из машины чемодан. Семен получил подарки — желтую коробку мармелада и револьвер-пугач с запасными пистонами в круглых картонных баночках.
Мать радовалась новому платью, крепдешиновое, вспомнил Семен название материала, очень дорогое. С розами, почти с такими же, как вот сейчас у студентки. Мать все время старалась ходить мимо зеркала, чтобы видеть себя в новом платье.
Отец уходил очень рано, а приходил все позже и позже. Как-то Семен не видел отца три дня. Он дал себе слово обязательно проснуться при возвращении отца. И он проснулся, потому что отец пришел с лейтенантом, который топал сапогами, и мать сказала ему:
— Тише, разбудите ребенка.
Семен знал этого лейтенанта, он пел песни на украинском языке, получалось очень смешно, почти все понятно, а не по-русски.
Отец стал куда-то звонить.
— Да, неспокойно, — говорил он. — По-видимому, подтягивают танки.
Потом отец позвонил командиру полка Ивану Анисимовичу. Командир полка быстро пришел, он жил в соседнем доме. Они разложили на столе карту. Карта была совсем новой и хрустела, когда ее двигали по столу.
— Тише вы! — говорила мать.
Семену было смешно смотреть, как взрослые ходили вокруг стола на цыпочках, они не знали, что он проснулся, он даже зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться.
— Давай посыльных к командирам. На завтра увольнения отменяются! — скомандовал командир полка лейтенанту. И лейтенант ушел.
3
Вдоль трассы тянулась густая поросль кустарников. Сейчас будет аэродром, подумал Семен. Летом из-за изгороди кустарника его не видно, зимой сквозь голые ветви видны капониры, заслоняющие самолеты от взглядов с шоссе.
