Алексей Алнашев - О боли
– Сынок, забудь про камень. Ладно?
– Как забудь?! Что ты хочешь этим сказать?! Что я сошел с ума?!
– Нет, ничего такого я не хочу сказать. Просто сейчас мы не сможем тебе это объяснить. Чуть позже ты сам увидишь, а сейчас наслаждайся жизнью.
И сама укладывается рядом с нами… В этот день ни о чем серьезном мы больше уже не говорим. Шутим, занимаемся огородом да сил набираемся.
Как бабуля деда правилаНа следующее утро я просыпаюсь рано. Баба Василиса как всегда уже на ногах: топит печь да пироги печет. Дед на печи свои кости греет. Я встаю, помогаю накормить скотину да выгнать корову в стадо. Вернулся и мы завтракаем, баба Василиса выходит во двор, а я – за ней.
– Бабуля, бабуля, подожди меня, пожалуйста! – кричу я ей вослед.
Бабуля останавливается в сенцах, я подбегаю к ней и спрашиваю:
– Слушай, мы сегодня продолжим позавчерашний разговор?
– Продолжим, продолжим, вот только деду спину поправлю, – говорит и быстро идет в огород. С огорода возвращается с крапивой и кричит деду:
– Дед, снимай штаны! Ложись на лавку, сейчас пороть стану.
Дед неохотно, еле шевелясь, слезает с печи, снимает рубаху, приспускает штаны и ложится на живот, приговаривая:
– Вольному – воля, а смертному – смерть.
– Ты поговори еще, поговори, – говорит бабуля и садится рядом на табуретку. Она гладит деду спину, словно примеряясь, куда хлестать крапивой. Потом промывает крапиву холодной ключевой водой. Немного разминает спину деда и начинает отхаживать деда по спине крапивой. Да так хлещет, что от крапивы аж ничего не остается! Даже маленького стебелька! А затем сама вся в слезах выбегает на улицу…
А деда – не слыхать. Я подхожу к нему на цыпочках, заглядываю ему в лицо: дед моргает, значит, еще жив. У меня сразу отлегло – значит, не убила. Шепчу ему на ушко:
– За что она тебя так?
– Да… приревновала вчера к соседке Матрене. Проснулась – а я с ней в обнимку лежу, вот и все. А у этой бабки-то ни жопы, ни титек – че ревновать? Не знаю. А попробуй-ка объясни это бабе – и тебе попадет.
Бабуля возвращается с улицы, в руках у нее три пчелы. Тут же у меня мысль промелькнула: на каждого из нас – по одной. Вот только себе для чего? Наверное, чтобы нам не обидно было…
Она подсаживается к деду. «Ну, точно, – думаю, – вот с деда начала, собой закончит». Бабуля гладит ему спину, находит точку побольней и садит туда пчелу. Вот живодерка! Пчела выпускает свое жало, и бабуля убирает ее на подоконник.
Смотрю дальше: снова гладит. Я думал, у бабули совесть проснулась и она остановится, перестанет издеваться над дедом, а она находит у деда еще одно больное место на спине и садит туда вторую пчелу. Тут я вконец не выдерживаю! Подбегаю к деду, заглядываю ему в лицо: живой ли? дышит ли? А то ведь эта живодерка и до смерти зажалить может. Чистый изверг! Но сам ей пока ничего сказать не смею: у нее ведь еще одна пчела осталась… А ей все ни почем! Опять гладит спину, ищет место для пчелы. У меня крадется мысль: как только она пчелу посадит на деда, да та свое жало выпустит – все ей выскажу!!!
Тут дед не выдерживает – как рассмеется! Да до слез! Что от смеха аж на пол падает, не получив очередного пчелиного укола. Баба Василиса тоже хохочет – за живот держится, ничего сказать не может. Только когда пчела от бабулиного смеха саму ее ужалила в руку, живодерка останавливается:
– Ну, клоун, тебе только на арене цирка выступать, а не здесь торчать – каждого живого своим смехом изведешь!
Дед встает со скамьи как заново родившийся. Мы садимся за стол, и баба Василиса наконец-то объясняет, что здесь на самом деле происходило:
– Сынок. Крапива вытянула из деда физическую боль, которая вчера схватила его. И оживила мертвую плоть. Осталось только три небольших участка, которые необходимо было разбить пчелиным ядом. Пчелиный яд имеет свойство большие сгустки боли разбивать на мелкие. После этого очень легко можно эту боль выговорить и изгнать из себя без остатка. Это ясно?
– Да. Но можно было мне сразу объяснить, что к чему, и все?! Я бы не мешал.
– Да, но ты и сейчас нам не мешаешь, только себя изводишь, – говорит баба Василиса сквозь смех. – Да так изводишь, что и нас не оставляешь равнодушными: мы не выдержали и засмеялись. Мы хотели тебе потом объяснить, когда закончим. Но твои мысли бегут впереди тебя. На что ты способен – нарочно и не придумаешь. Так что давай договоримся, что ты сидишь и молчишь, а я закончу делать ладку деду. Добро?
– Да, но я не знаю, как сказать… Ты не станешь ревновать деда?
– К кому? – недоумевает баба Василиса. А дед от этих слов вновь валится от смеха на пол.
– К соседке, бабе Матрене, – уточняю я. – У нее и вправду нет ни жопы, ни титек, не за что даже взяться. Я ходил, проверял – это правда. Дед это нечаянно сделал, обнял ее, когда вы вместе спали, понарошку…
Тут и баба Василиса по новой рухнет на пол от смеха. Я растерялся, заметался, не понимаю, что случилось: теряюсь, не нахожу себе места, такого раньше никогда не было. Вместо того чтобы наругать меня, они ржут, как кони. На всякий случай я бегу к соседям пригласить их, чтобы, если что, они помогли мне. Как назло дома оказывается только бабка Матрена. Делать нечего – приглашаю ее.
Когда я захожу с бабой Матреной в дом, они уже проводят свои процедуры, но как видят, что со мной бабка Матрена, тут и по новой!.. так и рухнули от смеха.
Бабка Матрена немного стоит, ничего не понимая, а потом и ее охватывает неудержимый смех.
У меня пролетает мысль, что это заразная болезнь какая-то и передается она очень быстро. Лучше мне этот «пик» пересидеть на улице, раз я еще не заболел. Наверное, во мне есть что-то такое, что помогает мне не заразиться смехом. На этом я успокаиваюсь. Выхожу на улицу, сажусь на лавку и размышляю: «Когда у них пройдет эта хворь? Ведь не вечен же этот приступ смеха. Я узнаю у бабы Василисы о составе человека, а потом сбегаю к бабе Альфие. Попрошу ее, чтоб она их поправила».
Пока я все это продумывал, баба Василиса заканчивает делать ладку деду и выходит из дома с бабой Матреной живая и здоровая, да как ни в чем ни бывало:
– Сынок, пойдем пообедаем, а потом сходим в сад, поговорим.
Я бегу в дом. Дед уже сидит за столом, вперед меня ест пироги с мясом, молоком запивает да приговаривает:
– Вкуснятина какая, пальчики оближешь! Вкуснотища! Золотые же руки у бабки Василисы. Знает ведь, чем мужика приворожить. Вот, сынок, ищи себе такую же, как баба Василиса, только помоложе, а то эта для тебя уже старая.
Я не понимаю о чем он говорит и к чему, зато быстрее сажусь за стол и ем. Бабуля тоже садится с нами за стол, смотрит на нас удивленными глазами и говорит:
– О-от шуты гороховые, вроде успокоились… Эх, вы, мужики, мужики! Что мал, что стар – одно и тоже.
Как поели, баба Василиса зовет нас в огород продолжить разговор о составе человека.
Исследования пузыряПриходим в огород, на то место, где я камень потерял, а он – на месте лежит! Только я от удивления рот раскрываю, как баба Василиса меня останавливает:
– Давай сегодня не будем обсуждать камень. Договорились?
Я, весь растерянный, почти «на автомате» отвечаю:
– Давай, но…
– Никаких «но»! Шут гороховый, ты и так позавчера показал нам свое мастерство. Хватит, мы это уже проходили.
– Но…
– Мы же договорились, никаких «но». Так?
– Да.
– Ну, ладно, на чем мы остановились?
– На оболочке, которая отражает наше внутреннее состояние, боль, настроение, эмоции…
– Как мы ее назвали?
– Никак.
– Давай назовем ее Пузырем.
– Хорошо.
– Прежде чем мы продолжим наши дальнейшие исследования о пузыре, ляг на камень, как лежал позавчера, и вновь почувствуй себя Вселенной.
Я ложусь и по новой ощущаю себя Вселенной. Чувствую, как я наполняюсь силой, становлюсь плотным. Потом я медленно встаю с камня на землю. Баба Василиса смотрит на меня и просит немного поваляться на земле. Я делаю, как она меня попросит, и ощущаю при этом, что что-то уходит из меня. Я становлюсь каким-то упругим, текучим. Во всем теле чувствую движение, и мне это состояние нравится. Забывая предыдущий договор с бабулей, я говорю ей:
– Бабуля, ты этот камень не прячь больше, я хочу к нему приходить и возвращаться в это состояние.
Рисунок 21. Пузырь– Сынок, ты можешь приходить к этому состоянию и без камня – путем очищения. Да находиться в нем постоянно, а не набегами, как сейчас.
– Ничего не понимаю…
– Не спеши. Увидишь со временем. Главное, чтобы ты сейчас усвоил то, что мы исследуем. А время придет – и остальное узнаешь. Сейчас отойди от меня метров на десять и посмотри на меня так, как смотрел позавчера. Увидь мой пузырь.
Я отхожу, немного свожу глаза в сторону и смотрю на бабу Василису боковым взглядом. Как вижу ее пузырь, сообщаю об этом бабе Василисе. Дальше она просит меня посмотреть, как встретятся пузыри ее и деда. Я снова также фокусирую свой взгляд, вижу бабулю и деда, их пузыри и подаю им знак, что готов. Они тихонько идут навстречу друг другу. Вдруг пузыри начинают двигаться быстрее их самих. В какой-то момент пузыри стариков встречаются и они начинают притягивать саму плоть к месту встречи. Физические тела сближаются друг к другу до какого-то предела, а дальше пузыри не пускают их ближе – толкаются, как резиновые мячики.
