Дарья Лав - Сколько стоит мечта?
В то утро я проснулась со слезами на глазах и еще долго не могла прийти в себя. Я перепутала сон с реальностью, и мне казалось, что чувство тревоги выпрыгнуло за мной из сна и прочно вцепилось в мои мысли. Это был обычный будний день, его не было рядом, поэтому я отправила ему сообщение: «Ты есть у меня?» Он ответил: «Конечно!» И я успокоилась.
Поначалу, как только я впустила его в свою жизнь, мне казалось, что он не представляет собой опасности для меня и я могу контролировать ситуацию, в любой момент прервав историю, если что-то вдруг пойдет не так. Но в какой-то момент я заигралась и не заметила, как эта невинная игра переросла для меня в тяжелую форму зависимости от него, от которой я, как ни пыталась, так и не смогла освободиться.
Я понимала, что, взвалив на себя все обязанности по принятию любых решений за двоих в наших отношениях, не стоит ждать от него того единственного, серьезного и взвешенного решения, которое так мне было нужно, а именно — быть вместе, быть рядом, быть взаимодополняющей частичкой друг друга. Ему больше по вкусу был пьедестал почета с разделением мест на первое и второе, где он гордо, величественно и бесспорно занимал первое, а мне отводилось лишь… третье. Опять же, зная себя саму, зная, что в любой момент я могла обозначить перед собой куда более масштабные цели и начать их добиваться, я нашла в себе силы на принятие непростого решения. К сожалению, сколько я ни ждала, он не предоставил мне выбора, не сказал: «Ты будешь со мной! Я так решил!
Никаких возражений!» — он лишь растерянно молчал, ожидая от меня решительных действий. Но у меня оставалось только два варианта, ни один из которых мне не нравился, ведь в том случае, если бы я поставила перед собой более значимую цель и у меня получилось бы ее добиться, я, возможно, сломала бы чью-то судьбу, ну а если не получилось бы, то я неминуемо сломала бы себя… изнутри. Поэтому я решила уехать. Уехать далеко, туда, где я смогу быть свободной от его властного гнета, туда, где он не сможет давить на все мои болевые точки разом, просто потому, что заучил их наизусть, туда, где я смогу расправить крылья, не терзаясь мыслями о том, что он, едва заметив мой полет, одним взмахом своего крыла подсечет оба моих. Я никогда не смогла бы и не смогу быть той, столь привычной для него, «курицей», хоть, может, это и единственная приемлемая для него категория женщин.
Я всего лишь хотела стать летящей рядом орлицей, чтобы вместе брать любые высоты. Видимо, я хотела слишком многого…
Так и не дождавшись ответа от неприлично затягивающего процесс Канадского консульства, я решила поменять направление и перенаправить все свои силы на получение австралийской визы. Спустя месяц, который ушел на сбор документов, а затем еще один мучительный и бесконечный месяц ожидания, виза была у меня в руках. Мне хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Просто мне не верилось, что я наконец выбираюсь из затянувшего меня по пояс болота, что скоро мне снова станет легче дышать и появится блеск в глазах. Я не знала, как он отреагирует, но надеялась, что он порадуется вместе со мной.
Но его реакция была неоднозначной.
Я: — Уже через два месяца я уеду. И уеду надолго.
Он: — Зачем? Почему?
Я: — Я просто хочу быть собой и не срываться от собственной беспомощности в те минуты слабости, когда ты мне нужен.
Он: — Но ведь, пока я рядом, эти моменты всегда можно уладить.
Я: — Вот именно, уладить по-твоему.
Он: — А может, просто тебе уехать куда-нибудь поближе? Скажем, в какое-нибудь стационарное учреждение здравоохранения, где условия, как в санатории, и как раз помогают людям с такими проблемами?
Я: — Мне это не поможет, я с рождения не такая, как все, это не диагноз.
Он: — Я не понимаю, зачем так далеко уезжать.
Я: — Я и не прошу. Не нужно пытаться меня понять, я сама себя не всегда понимаю. Просто прими как есть.
Он: — Хорошо.
Некоторая раздражительность и едва заметная паника во взгляде выдавала его растерянность и неприятие моего решения. Но даже тогда он не противопоставил мне своего увесистого слова, не стукнул кулаком по столу, а спокойно допил чай и окончательно закрепил на своем лице маску хладнокровия и безразличия. Во всех более или менее серьезных ситуациях он предпочитал занимать беспроигрышную позицию: «Реши все сама, и в том случае, если все сложится удачно, то я тоже буду иметь к этому отношение, а если нет, то я ни при чем, решение принимала ты». Конечно, это удобно — никакой ответственности.
Но с другой стороны, неужели бороться за свою точку зрения, за свою правду, за свое счастье — это так страшно? Да, тот, кто борется, может проиграть, но тот, кто отказывается бороться, уже проиграл.
Свое какое-то слишком уж раненое, почти убитое самолюбие он пытался оживить за счет подавления моего. До тех пор пока у меня его было достаточно, я проглатывала все его выпады, направленные на собственное самоутверждение путем втаптывания меня в эмоциональную яму. Я наивно полагала, что если подыграю, притворюсь слабой и глупой, он перестанет вести себя, как капризный ребенок, почувствует себя сильнее и уверенней и успокоится. Но если я переставала поддаваться его игре и разоблачала его во лжи, все более едкими и бесчувственными становились замечания в мой адрес и наступали моменты, когда было просто невыносимо спокойно разговаривать.
Он: — Я вчера уснул рано, поэтому не смог прийти.
Я: — Если не умеешь врать, так лучше и не ври.
Он: — Ой-ой, обиделись. В чем я соврал? Мне что, нельзя отдохнуть?
Я: — Да сколько влезет. Просто так и скажи об этом и не надо меня за дуру принимать.
Он: — Слушай, ты почему меня отчитываешь, как мальчика?! Я почему должен оправдываться?! Сказал уснул — значит, уснул!
Я: — Я тебя никогда не отчитываю, у меня есть поинтереснее дела. Я просто понять не могу, ты себя от этого чувствуешь неким победителем, что ли?
Он: — Все, я не хочу об этом больше говорить, я зверею просто!
Я тогда подумала: «Лучше бы тебе никогда и не узнать, что сейчас происходит у меня внутри!»
Но несмотря ни на что, со временем, перешагнув через все наши сложности и стену непонимания, мы научились думать одинаково, точнее, думать друг за друга, стали терпимее. Я научилась черпать силу из наших отношений, вместо того чтобы становиться слабой под напором его властной требовательности. А самое главное, что моя мечта осуществилась, пусть и пришлось заплатить за нее столь высокую цену: я смогла достучаться до его сердца и занять в нем свое место. И мне этого больше чем достаточно.
Но вместе с тем моя теория о собственном счастье разбилась вдребезги. Я всегда была уверена, что в союзе двух людей один должен уравновешивать другого, будучи его противоположностью. К примеру, с моим характером, который вряд ли можно подогнать под рамки семьи в ее классическом понимании, со мной рядом должен был быть человек, на котором бы семья и держалась. И если вдруг мне взбрело бы в голову поехать организовывать приют для домашних животных где-нибудь на Аляске или открыть ночной клуб в Кейптауне, он бы не стал давить и запрещать, а просто ждал бы меня дома, отнесясь с пониманием к моим выходкам, просто потому, что знал бы, что со мной по-другому не ужиться. Ценил и принимал бы меня такой какая я есть, не пытаясь менять, живя от встречи к встрече. Но только сейчас я понимаю, что эта теория чудовищно ошибочна. По-настоящему счастливыми мы можем быть только с похожими людьми. Да, говорят, что противоположности притягиваются, это действительно так. И поначалу им даже может быть вместе интересно, ну а потом затягивает страшная зависимость от вымышленного комфорта и удобства, который создается за счет взаимодополняющих качеств, и просто не хочется ничего менять. А зачем?
Ведь всем удобно, и всех все устраивает. Лишь иногда закрадывается мысль: «Ну разве это счастье? Не слишком ли все предсказуемо, просто и скучно?» Но эта мысль тут же отметается усилием воли, потому что все так живут, так должно быть, это нормально. Но это не аргумент. Теперь я точно знаю, что это жестокий самообман. Человек должен жить эмоциями, а не просто существовать. Это возможно только с таким же, близким по духу, человеком, который, не пытаясь тебя менять, будет просто делать тебя лучше и сам тоже будет расти, потому что идти вместе — не то же самое, что идти одной дорогой. Да, возможно, эти эмоции не всегда будут только положительными или нейтральными, но зато они гарантированно будут сильными, яркими и настоящими. Только благодаря таким эмоциям человек по-настоящему может чувствовать себя «живым». И он никогда не отпустит, не оттолкнет и никому не отдаст, он будет рядом. И тогда никому не захочется ехать на Аляску за новыми эмоциями, а если и захочется, то сразу двоим.
Мой человек читает меня в главном, при этом не всегда угадывая в мелочах. Мне хочется просыпаться и видеть его рядом, потому что мне безумно интересно просто знать, что он скажет и в каком он будет настроении.
