Феодор Студит - Преподобный Феодор Студит. Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова
Единственный защитник – страх Божий.
Итак, прошу твое преподобие, непрестанно защищай меня своими молитвами, чтобы мне спастись от сетей вражьих. Следует ли говорить о том, что мы, недостойные, при всяком случае обращаемся к воспоминанию о вас? Прежде своего спасения мы с сокрушенным сердцем молим у Господа твоего спасения, благоуспешности и избавления от всех [опасностей]. Находящиеся со мной братья с почтением приветствуют священную твою главу. Усиленно приветствую братьев, особенно доброго Афанасия, горячо решившегося словом и делом спострадать тебе о Господе.
266. К чаду Анфу <187>[925]
(394) Получение твоего малого письма, возлюбленное чадо, стало для меня очень великим [событием], ибо с меня достаточно знать, что ты жив, здоров и служишь святейшему архиепископу[926] и отцу. И на будущее время, дражайшее мое чадо, будь здрав телом и духом, дабы я, смиренный, слыша это, радовался. Непрестанно молись о моем спасении, как возлюбленный сын, как цветок добродетели[927], как от начала возлюбивший непорочность. Спасайся.
267. К Игнатию, епископу Милетскому <188>
Так как я до сих пор не знал точно места ссылки твоей отеческой святости, то и не удостоился написать [тебе], хотя и имел желание и трепетал о том духом. А теперь, когда брат наш Дионисий, возвратившись оттуда, <p. 160> сообщил нам, что видел и твое преподобие, принес нашему ничтожеству приветствие [от тебя и извещение], где и какова местность, где ты пребываешь, мы, смиренные, сильно обрадовались и охотно начертали письмо.
Ведь мы, почтеннейший, издавна объяты любовью к тебе и почитаем тебя не только как знакомого и брата по монашеству, но и как исповедника за Христа, за Которого и ради Которого [произошли] гонение и ссылка. Но благодарение Господу, явившему тебя в настоящее время столпом и утверждением истины (ср. 1 Тим. 3:15), не поколебавшимся от ударов противных [ветров], но в крепости Святого Духа сохраняющим в чистоте таинство благочестия. (395) Ты, конечно, знаешь, сколько [человек] и великих по моим грехам соблазнилось. Кто по их поводу не восстенает со слезами? В частности, по поводу [игумена] Мидикийского[928], ради икономии увлеченного друзьями Иосифа в нечестие против Христа. Это, богомудрый, совершенно нетерпимо и неудобно, ибо кто под видом добра творит зло, впадает в сугубый грех. А что он делает дурное и как бы прикрытием пользуется именем добра, о том свидетельствует божественный Василий. Так, они сверх собственного падения делаются причиной соблазна и для многих других. Впрочем, Мидикийский [игумен], сознав свое поражение, исповедал свое падение и, как я узнал, сильно раскаялся, и поэтому удалился в бегство, тем оставив своим ученикам и благомыслящим великий пример раскаяния и пользы. Стоят по благодати Христовой при содействии епископов прежде подвизавшиеся о Господе из числа игуменов, именно [игумены монастырей]: Кафарского[929], Пикридийского, Павлопетрийского[930], Агравского[931], Далматского[932] и Макарий Пелекитский.
Итак, молись, желаннейший отец, о мире Церкви, а затем и обо мне, грешном и нижайшем, чтобы, удостоившись следовать за вами, и я вместе с вами, святыми отцами, пришел к Богу.
268. К игумену Иоанну <189>[933]
Это мое письмо есть ответ на два послания твоей святости, так как я не имел под руками письмоносца, правильнее сказать <p. 161> потому, что мы имели встречу в видении (δια το φασματικήν), о чем сообщил мне принесший письмо. Благодарение Богу, что пребываешь в здравии, честнейший отец, (396) перенося уничижение Христа, за Которого и ради Которого изгнание и злострадание, лишение собственности и удаление от близких. Ты получаешь грустные сведения о беззакониях, творимых в монастыре, и знаю, что эти известия огорчают тебя. Да и может ли быть иначе? Ведь в числе [монастырских имуществ] есть и дело рук твоих, плод трудов, имущество от родителей, сборы и пожертвования от многих других, ибо ты был смотрителем царских имуществ и за это получал немало жалованья и платы натурой, а с другой стороны, и сам ты – знатного происхождения, имеешь много родственников и [благодаря всему этому] богато обставил монастырь.
Но с чем [только] не приходится мириться, раз обстоятельства привели к тому? Дерзай, честнейший, ибо немного спустя получишь и это, когда Благой Бог путем достаточного искуса, как огнем, испытает твердость нашей надежды на Него, да даст тебе Христос еще лучшее и вечное сокровище на небесах за то, что ты теперь оставил все ради Него, получив вечную славу и в монашеском чине, и во всей Церкви Божией. Прошу, пусть не огорчается твое сердце воспоминанием и слухом о печальном, ибо, напоминаю, писано: вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха (Евр. 12:4). Силен Бог вместе с искушением дать и исполнение надежды. И вера служит доказательством, чтобы мы имели в виду и наступившее, и наступающее (см. Евр. 11:1).
Поэтому, отче, нам необходимо терпение, чтобы получить от Бога обещанное. Я достиг и получил просимое от тебя убеждение в полной мере – в виде исповедания и согласия с истиной. И скажу, да вменится оно тебе в милость и в прощение вообще совершённых грехов. Это же не постыдился признать пред Богом и некоторыми даже глава иерархии[934]. <p. 162> Но перейдем к нашим избранным. Где теперь находится кружок аввы Иосифа, под видом икономии впавший ныне в нечестие и отколовшийся не только от нас, смиренных, но и от главы? Раньше они лицемерно говорили [ему] хорошее, а оказалось, что они соединены с ним не духовно, а из человеческих соображений. Приняв и (397) вступив в общение с противником и христоборцем, они вместе со Христом оттолкнули и нашего истинного патриарха. Да узрит Господь и посетит вскоре Свою Церковь, оскверненную диким вепрем, – разумеется, умилостивленный молитвами твоими и всех святых. Не переставай, возлюбленный, поминать меня, грешного, дабы я избавился от всякого дела лукавого, идя вслед за вами, исповедниками Христовыми.
269. К чаду Григорию <190>[935]
На твое давнее письмо отвечаю [только] теперь, и отвечаю не на то, что ты писал, ибо оно несогласно с долгом послушания, а на то, о чем я узнал по слухам. Мне угрожает пастырское осуждение, и горе мне, несчастному, если я не стану в требуемой мере наставлять! Ибо если бы я знал, что со словом обращаюсь к человеку, не привыкшему к послушанию, то я не решился бы сказать даже слово. Но так как обращаюсь к привыкшему, то вот и пишу при свидетелях Боге и Ангелах с целью и умолить, и наставить, и знаю, что буду говорить с имеющим уши слышать (ср. Мф. 11:15).
Брат Григорий, помяни дни прошлые, вспомни о своей сыновней преданности, вспомни о моей любви, правда, смиренной, но, как известно всем, искренней. Вспомни, что цари и архиереи оказались бессильными оторвать нас друг от друга, хотя и старались всяческим образом, ибо союз любви ни в коем случае неразрывен. А когда это прекратилось, [вдруг произошло] поражение и <p. 163> разлучение. Горе мне, несчастному! О, дьявольское ухищрение! Как крепок был ты в делах послушания, честен, заслуживал доверия, славен, подавал приходящим много даров! Что случилось, чадо мое? Что отлучило тебя, сердце мое? Не огорчил ли я тебя наказаниями, чтобы укротить твои желания? (398) Признаюсь, [сделал это], но ради Бога и [твоей] души. Если же это было как-нибудь несправедливо, прости. Вспомни, что я, так сказать, насиловал свою природу и нарушал порядок подчинения, имея целью твой покой. С другой стороны, признаю твои [достоинства], – я не неблагодарен, сын мой, – что ты, последовав Христу через меня, был оскорбляем, заушаем, заключен в темницу, положил свою душу до крови. Ты слышал царские ответы. Ты знаком с придворными темницами, с заключением в [монастыре святого] Маманта. Знаешь о темничной жизни нас обоих, о нашей тесной взаимной близости, которой дивились и цари, и священники, и все другие. А что же потом нас разлучило? То, что когда гонение утихло и соблазн был устранен, мы вошли в соглашение с архиереем. О, искушение! И чего ты хотел? Чтобы состоялся собор, говорил ты, и устранена причина. А кто же [будет] заседать и отлучать? Не видишь ли, что ты говоришь несообразности? Наоборот, архиерей не должен был делать царю уступки, равным образом и его предшественник, при котором угрожала большая опасность, и из икономии которого и происходит вторая [опасность][936].
Оставь это, чадо. Что было, то прошло, и Бог судья им. Итак, я верую, что для Бога моего более славно и прилично примирение, чем противодействие по отношению к человеку благомыслящему и знающему меру и достоинства, и противодействия. Это доказало время, когда первоиерарх со многими другими получил венец исповедничества, и хотя я, смиренный, противодействовал архиерею, однако принял и принимаю [общение с ним] после того, как он перенес вину на царствующего. И не думай, брат, что я говорю это из любоначалия, как будто превозношусь или торжествую над твоим смирением. <p. 164> Ни в коем случае. Я готов, если это может быть благоугодно Богу, не только сказать тебе: «Я грешен», но и послушаться тебя. Молю тебя, чадо мое возлюбленное, Сам Бог просит через меня, – не ожесточайся. Знай, что ты несешь на себе ответственность и за окружающих тебя чад моих.
