Андрей Муравьев - Путешествие ко святым местам в 1830 году
Наконец, самой непроходимой тропой спустились мы, пешие, с камня на камень, во глубину дикого ущелья. Ничего не видал я ужаснее сей пропасти, по дну которой стремился некогда бурный Кедрон. Казалось, природа, дрогнувшая от страшного землетрясения, разрыла ему русло в своих недрах, чтобы пропустить дикий поток в Мертвое море, и растерзанными скалами образовала над ним столь мрачную долину – Юдоль Плача, где в последний день еще раз расступится ее лоно, чтобы извергнуть из себя кости мертвых! Но чем отчаяннее было для сердца гробовое зрелище сей бездны, тем пламеннее искали его чудные отшельники первых веков христианства. Ненавистники мира, они в этом земном аду искали спастися от преисподнего и, чуждые друг другу в соседних кельях, пробитых ими в нависших утесах, боролись духом с соблазнами мира и с ужасом своего уединения. Их горные приюты, как гнезда птиц, и поныне сквозят на высоте утесов, поражая путника памятью людей столь дивных, которые до такой степени могли попрать все земное, и странной загадкой остались для нас, чуждых пламени их века.
Савва Освященный, родом из Каппадокии, увлеченный жаждой уединения, с девяти лет оставил дом отеческий. Многие пустыни были свидетелями юношеских лет его, которые протекли под назиданием знаменитых отшельников, более и более воспламенявших его к одиночеству. В полной силе возраста, пылая всей страстью своего века к иночеству, он погрузился в самую глубину пустынь искать места более дикого, более неприязненного человекам, где утружденная стопа его могла бы пролагать вечно одинокие и незавидные стези, а душа насыщаться ужасом, преодолевавшим все мрачные впечатления других пустынь. За три часа от Иерусалима обрел он себе желанное уединение, в пропастях иссохшего Кедрона, и там, враждуя со зверями, изгнал львицу из пещеры, которую обратил в келью; там, чуждый миру, долгие годы боролся он с темными духами, воздвигавшими на святого собственные его страсти, и победителем вышел из боя.
Мало-помалу молва созвала к нему других отшельников, сперва подобно ему смиренных, но скоро растлившихся гордостью земною. Св. Савва бежал из возмущенного ими приюта и, долго скитавшись, опять возвратился; новые смуты принудили его к новому бегству. Но тщетно искал он в других местах приюта, более сладкого своей душе, тщетно в странствии своем основал семь новых обителей; ни к одной не прилегло его сердце; нет, оно только влекло его к своему Кедрону, свидетелю стольких побед его в страстные дни юности, где упокоил он кости посетившей его матери и где во всенощных бдениях виделась ему будущая слава сего места в образе огненного столба, восстающего к небу. Возвратясь наконец в свои любимые ущелья, он умел умирить жизнь братий и дал им в настоятели друга своего Феодосия, славного в сей пустыне, как начальника монашеского общежития, который основал неподалеку новую знаменитую лавру, ныне разрушенную.
Между ее развалинами должно искать гробовой плиты св. Евдокии, княжны полоцкой, которая, оставив созданный ей на родине монастырь, в сопровождении двух братьев посетила Святые места и, согласно пламенному желанию сердца, скончала дни свои близ Гроба Господня и погребена была в пустынной обители Феодосия. Мощи ее впоследствии перенесены в Россию и покоятся в киевских пещерах.
По примеру наставника своего, великого Евфимия, Савва не хотел иметь близ себя братии и одиноко спасался в своем вертепе, соорудив подле него малую церковь, на месте огненного явления. Через несколько лет Иерусалим увидел его на соборе в сопровождении нескольких тысяч монахов; так процвела внезапно пустыня, наполнившаяся кельями отшельников. Посланный при воцарении Иустиниана по делам церковным в Царьград Савва был принят с великой почестью и отпущен с богатыми дарами для построения великой лавры, которую, однако же, ему не суждено было видеть. Последний час обрел его в пещере.
Звон невидимого колокола напомнил нам, что есть еще наследники св. Саввы в сих пропастях и неизъяснимой отрадой наполнил мое сердце сей благовест, утешительный в столь дикой пустыне. При повороте ущелий внезапно предстал нам трехбашенный монастырь, обнесенный высокими стенами и террасами, возвышающийся от потока почти до вершины горной. Стоявший на страже монах подал весть звуком колокола с башни, и братия поспешила принять нас в главные врата, и в потайное окно над Кедроном, через которое ежедневно выходят черпать из малого ключа, текущего под самым алтарем. Быстро затворились за нами врата по опасению арабов.
Наступила лунная ночь: в тихом ее свете яснела часть ущелий; другая лежала во мраке и еще более ужасов толпилось над диким руслом Кедрона. Обитель Св. Саввы с своими куполами и башнями в ярком сиянии месяца возвышалась из глубины ущелий, как древний замок, воздвигнутый для отражения духов тьмы, и придавала невыразимую прелесть сей величественной и вместе грозной картине. Безмолвие и тишина, казалось, возвратили Юдоль Плача первобытному ее назначению – безжизненности. Казалось, люди через столько веков бросили наконец сей горький, неблагодарный приют, оставив зверям достояние, похищенное у них некогда страстью, удержанное привычкой. Одни только лисицы нарушали криком молчание ночи, подбегая к высоким террасам монастырским искать обычной пищи, и от времени до времени часовой колокол над куполом собора возвещал братии посреди тихого всенощного бдения, что вся она одним часом приблизилась к своей цели.
Лавра Св. Саввы
Но не всегда обитель сия была приютом мира, не всегда оглашалась одними гимнами и мольбами; и в ее ущелья проникала жестокая брань, и иссохший Кедрон на время тек кровью избиенных. Царь персов Хозрой, овладев Иерусалимом, простер свое оружие и до лавры; не защитили ее высокие стены и башни, воздвигнутые Иустинианом, и сорок два черепа, поныне хранящиеся в приделе Св. Николая, свидетельствуют о бедствиях монастыря. Император Ираклий восстановил обитель, которую потом совершенно разорили пустынные арабы, в 1104 году, во время халифата. Во время крестовых походов она оставалась в руках греков, но была ими оставлена в 1504 году по нестерпимым притеснениям арабов. Через несколько лет многие благочестивые сербы пожелали восстановить лавру и для защиты выстроили вне стен ее третью башню, с приделом Св. Симеона, носящую их имя: с ее вершины могли они отражать толпы бедуинов, бросавших камни с соседней горы, но и их предприятие не увенчалось успехом. Спустя 70 лет изгнали их неверные и сокрушили стены. С тех пор лавра оставалась в совершенном опустении более ста лет, до времен патриарха Досифея.
Плененный ее диким местоположением и столькими годами славы, он всеми средствами старался восстановить обитель сию и силой денег убедил четыре колена арабов Map-Сабы охранять лавру. Мудрый Досифей поднял вновь падшие стены, утвердил снаружи соборную церковь Благовещения и поновил малые пределы: Сорока Мучеников, Св. Николая, победоносца Георгия, Иоанна Златоуста и Предтечи, что ныне Дамаскина. Он также собрал две библиотеки, имеющие древние рукописи и харатейные списки, которые хранятся частью в соборе, частью в Иустиниановой башне, на коей висит колокол. Поблизости сей башни малая келья приникла к вершине стен: она всегда наполнена хлебами, которые бросают приходящим бедуинам. Есть глубокие колодцы внутри самого монастыря, и на одной из террас разведен, на насыпной земле, скудный цветник. Еще показывают высокую и единственную пальму, посаженную, по преданиям, руками святого Саввы, близ которой жены арабские приходят молиться о плодоносии своего брака, и ту пещеру, где он поселился, изгнав львицу. Там находился прежде предел верховных апостолов, ныне упраздненный.
Недалеко от пещеры, посреди каменной площадки, стоит малая часовня с куполом: в ней некогда хранились мощи святого, перенесенные в Венецию во время крестоносцев. Ныне там показывают один опустевший гроб его, осененный ликами пустынножителей, которым так пламенно он подражал, и великого Предтечи, житие коего служило для них первоначальным образцом. Братия, искавшая духовного спасения в дикой обители Освященного Саввы, избрала лучшим приютом своему праху соседство великой его могилы. И поныне погребают иноков под каменной площадкой часовни; но роковой камень, ведущий в мирное подземелье, открывается только в случае новой смерти.
Множество неправильно расположенных келий, частью выстроенных, частью иссеченных в утесе, доказывают прежнее население лавры. Ныне в ней только семнадцать монахов, из коих половина русских. Все они преклонных лет и редко ходят в Иерусалим, облекшись в схиму по данному обету за исцеление от тяжких болезней, часто же от чумы; так видел я там одного соотечественника, схимника Савву, дважды спасавшегося от заразы. Из всех обителей Палестины лавра Св. Саввы истинно самая святая: полуденное солнце, раскаляя скалы, жжет монастырь; нет ни прохладных ветров, ни освежающей росы в душную ночь на дне сих ущелий; летом Юдоль Плача сущий ад. Скудная, убогая пища доставляется братии из Вифлеема и Иерусалима, будучи иногда умножаема праздничным подаянием поклонников; но и сии слабые припасы часто останавливаются арабами Map-Сабы при малейшем неудовольствии на братию или за неуплату от патриархии Иерусалимской положенной им дани. Таким образом нередко прекращается в лавре самая литургия, по неимению вина, а несчастные иноки, несмотря на беспрестанно терпимый ими недостаток, обязаны бросать каждому из приходящих бедуинов по восьми малых хлебов, хотя бы собралась их целая толпа. Иначе сие жадное племя заставит голодом сдаться монастырь или забросает его камнями с гор, если не взберется на высокие стены. При каждом подвозе припасов или приходе поклонников несколько арабов, проникнув в монастырь, многие дни кормятся на его счет, берут поголовную дань с поклонников и, кроме того, ежегодно требуют даров и одежды своим шейхам. От их своевольного и наглого корыстолюбия обитель сия ныне в самом бедственном положении.
